Мира не существовало для Джейн сейчас. Только то, что она читала, и стук собственного бешено стучавшего сердца. Выхода нет. И не было с самого начала. Ведь Гвин предупреждал её. Разве не должна она быть готова к этому? Но даже если да, от этого не становится легче.
«Жрецы установили, что существует один-единственный способ спасти свою жизнь после данного обряда, отменить зародившиеся физические процессы, сохранить свое здоровье. Этот путь был найден спустя почти сто лет после обнаружения связи двух сторон одной медали. И лишь единицы рискнули пойти по нему.
Обряд крови. Один из самых темных и жестоких обрядов Древней магии. Методы его проведения приводятся в книгах Жрецов по Древней магии, но здесь не приводятся, ибо они чрезмерно ужасные и немыслимые для новой магии, нарушают все гуманистические принципы.
Произведя первый обряд, обряд жизни, человек отнимает у смерти душу, и потому в наказание обрекает на мучения свою. Чтобы восстановить нарушенный баланс, человек должен вернуть всё на круги своя. Убить. Заплатить жизнью за жизнь. Чужой за свою. Невинной за виновную. А затем выпустить из убитого всю кровь, наполнив ей сосуд или ванну, и искупаться в ней, произнося магические заветы. И тогда вся та жизнь и сила, что была предназначена убитым, перейдет к живому. И он не только восстановит свое прежнее здоровье, но обретет его стократно. А вместе с ним - долгую-долгую жизнь. Несвойственную простым смертным.
Но ни один обряд не проходит бесследно. За всякую магию нужно платить. И душа того, кто убьет невинного ради собственного спасения, начнет меняться. Она погибнет, обратившись тьмой. Сердце почернеет от злобы. И не будет на свете никого безжалостней и неумолимей, чем такой человек. Его зло абсолютно. Без единого намека на свет. Непреклонно. Человек такой не познает отныне ни жалости, ни любви. И навек покорится тьме. А обладающий Древней магией, он превратится в самого могущественного и страшного волшебника в мире, способного уничтожить всё».
Это конец. Выбора нет. Джейн закрыла глаза, внутренне сжимаясь от ужаса. Чувство безысходности захватило её с головой. Все бесполезно. Но, наверное, она уже давно в глубине души на самом деле знала, что исход будет таким. Раз даже Гвин не верил, Последний Жрец. Тот единственный выход, что был, для неё невозможен. Она никогда не сможет никого убить. Тем более ради себя. Она пожертвовала собой для спасения Эдгара. И не сможет отнять чью-то жизнь. Сам обряд казался ей противным и мерзким. Никакая жизнь не стоит тьмы в сердце. А значит, ей не спастись. И то, что происходит с ней, неизменимо. Она все потеряет со временем. Зрение. Способность ходить. Память. Свою жизнь. Воспоминания о своей семье - больше у нее ничего от них не осталось, со временем она лишится и их. И это больнее всего. Забыть тех, кого она так любила. И будет любить. Это нечестно не только по отношению к ней, но и к ним. Ведь она обещала помнить свою семью всю жизнь. И, выходит, не сдержит слово.
«Последствия обряда по передаче жизненной силы очень болезненны для обеих сторон. Это доказывает автобиографический дневник одной из волшебниц, спасенной таким способом своим супругом. Мария Стэнли умирала от неизлечимой болезни. Её муж Карлос Стэнли обратился к Жрецу Древней магии с просьбой помочь. Ему повезло, Карлос и Мария были связаны как две стороны одной медали. И Жрец провел обряд жизни. Болезнь ушла. Но спустя двенадцать лет у Карлоса проступили первые симптомы. И затем начавшееся уже было не остановить. Он ослеп, но Мария стала его глазами, помогла ему освоить жизнь с помощью слуха. Ибо их любовь была сильнее трудностей. Когда Карлос потерял возможность ходить, руки его опустились. Ему казалось, что он лишился смысла жизни. Но и тогда Мария поддержала его, став для него опорой и надеждой. Но не было для нее ничего сложнее того, когда ее муж начал терять память. Она ухаживала за ним, как за ребенком, которого не могла иметь из-за проблем супруга, отдавала ему всю себя, положила к его ногам свою жизнь. Чтобы он, слепой и безногий, не узнавал её, каждый день глядя как на чужую.
Вот выдержка из её дневника: «Сегодня я вновь не хотела просыпаться. А когда встала, Карлос уже не спал. Он как всегда сидел в кресле у окна, повернув лицо к солнцу. Ему нравилось тепло, хотя видеть свет он уже не мог. А когда я подошла, чтобы узнать, как он, то увидела как некогда мои самые любимые глаза смотрят на меня как на пустое место. Он не узнал мой голос, мои руки. Он вновь не узнал меня. Человек, который когда-то любил меня больше жизни. Я смотрю в его лицо снова и снова, и это невыносимо, потому что оно не выражает прежних чувств. И ради меня он пожертвовал собой. Но сейчас я понимаю, что не хотела этого. Потому что нет большего мучения, чем каждое утро встречать его чужую холодность и беспомощность. А по вечерам вспоминать о том, чего я лишена. Ведь теперь, спустя годы, я понимаю, что в моей жизни уже никогда не будет ничего из того, о чем я мечтала. Ни дома, ни настоящей семьи, ни сыночка. Всё это разрушено. Я потеряла то будущее, которое хотела. Я уничтожила его, потому что осталась с Карлосом»».
Джейн не выдержала и захлопнула книгу, не дочитав. Ей было горько и больно. Незачем читать дальше о том, как сложно было той женщине. И так ясно, что она мучилась, мучался её муж, их любовь превратилась в страдания. Мария жалела, но уйти не могла.
Картер больше не могла это читать. Она обхватила голову руками, запустив пальцы в волосы, и закрыла глаза. Нет. Лучше бы она никогда не получила это разрешение и не попала в Особую секцию. Дело даже не в разрушившейся надежде, нет. Дело в этих словах Марии. В этом крике мольбы со страниц, в этом плаче о её сломленной жизни. «…Я понимаю, что в моей жизни уже никогда не будет ничего из того, о чем я мечтала. Ни дома, ни настоящей семьи, ни сыночка», - снова и снова звучало в голове, разрывая её болью. И внезапно сменились другими словами, произнесенными мечтательным нежным голосом: «У нас будет чудный дом, с белым заборчиком. И садом. Большим-большим. В нем будут расти ромашки. По вечерам мы будем сидеть у камина, пить горячий шоколад и разговаривать». Джеймс.
Джейн ощутила горечь во рту. Ничего этого не будет. Сейчас ей вдруг стало ясно это, как никогда. Слепой и беспомощной, она не сможет иметь нормальную жизнь ни с ним, ни с кем-то другим. Не посадит ромашки в саду, не выкрасит забор белой краской, не будет выгуливать собаку и танцевать с Джеймсом. Не родит сына. Никогда.
И чувство пустоты задавило её своей тяжестью, погрузилось на плечи, сгибая и готовясь сломать. Она потеряла свою жизнь. Свое счастье. И что теперь? Что же будет теперь? Неужели она сможет заодно со своей сломать еще и жизнь Джеймса? Чтобы он страдал так же, как Мария Стэнли. Чтобы и его мечты разрушились. Джейн не сможет дать ему семью и детей. Не сможет подарить ему счастье. И даже ее любовь у нее отнимут вместе с памятью. Джеймс этого не заслужил. Только не он. Он имеет право на лучшую жизнь, чем просто мучительное существование. Чем то, что ждет её.
Джейн знала это. И сейчас вдруг поняла, что должна сделать. Она никогда не подставит Сохатого. Она слишком сильно его любит. И не позволит сломать ему жизнь ради нее. Она ведь понимает, что благородный верный Джеймс никогда не отвернется от нее сам, не бросит ее, слепую и беспомощную. Значит, она сделает это сама. Пусть лучше ему будет больно сейчас и какое-то время. Чем всегда. Если её не будет с ним, то у него получится все - дом, семья, сын и счастье. Но не с ней.
