– Пополам, а? – надломленным голосом спросил он.

Наступило общее молчание. Флэк достал старый потрепанный бумажник и запустил в него пальцы. Вынул пачку бумажных денег, расстелил их на столе, разложил на две стопки и придвинул одну ко мне.

– Отдавай все полторы сотни, – сказал я.

Флэк сгорбился и уставился на угол стола. Посидев так, вздохнул. Сложил обе стопки и придвинул ко мне.

– Они были уже не нужны, ему. Забирай и сматывайся. Я запомню тебя, приятель. Тошнит меня от всех от вас. Откуда мне знать, что ты не слямзил у него полторы тысячи?

– Я забрал бы все. И убийца тоже. Чего ради оставлять четырнадцать долларов?

– Ну а чего ради я оставил их? – устало спросил Флэк, бессмысленно водя пальцами по краю стола.

Я взял деньги, пересчитал их и швырнул ему.

– Потому что ты работаешь здесь и знаешь, сколько нужно денег на первый случай. У него, по крайней мере, должны были быть деньги на оплату номера и несколько долларов на мелкие расходы. Полицейские ничего не смогли заподозрить. Забирай эти полторы сотни, они мне не нужны. Мне нужно кое-что другое.

Флэк разинул рот и уставился на меня.

– Убери деньги с моих глаз, – сказал я.

Он взял их и снова сунул в бумажник.

– Что другое? – Глаза его были маленькими и задумчивыми. Нижняя губа оттопырилась. – По-моему, в твоем положении ставить условия ни к чему.

– На этот счет ты слегка заблуждаешься. Если я снова поднимусь туда и скажу Кристи Френчу с Бейфусом, что был в номере еще до них и обыскал убитого, то наслушаюсь брани. Но Френч поймет, что помалкивал я без злого умысла. Поймет, что тут как-то замешан мой клиент, и я хотел оградить его от неприятностей. Криков и ругани я наслушаюсь. Но тебе так легко не отделаться.

Я замолчал и смотрел, как на лбу у Флэка появляется влажный блеск. Он с трудом сглотнул. Глаза у него были болезненными.

– Кончай рассуждать и говори, что тебе нужно, – выдавил он. И внезапно как-то по-волчьи усмехнулся. – Поздновато ты явился, чтобы ограждать ее от неприятностей.

Его самодовольная улыбка возвращалась медленно, но торжествующе.

Я загасил сигарету, достал другую и, пытаясь скрыть растерянность, неторопливо зажег ее, отбросил спичку, выпустил дым в сторону, глубоко затянулся, словно этот маленький грязный кабинет был утесом над бушующим океаном, – словом, пустил в ход все испытанные приемы детективов.

– Ладно, – сказал я. – Признаю, что это женщина. Признаю, если тебе этого хочется, что Она была там с убитым. По-моему, она удрала оттуда только из-за потрясения.

– Ну еще бы, – мерзким тоном сказал Флэк. Самодовольная его улыбка окончательно вернулась на место. – А может, она просто уже целый месяц никого пешней не убивала и слегка отвыкла.

– Но зачем ей было забирать ключ? – принялся я рассуждать вслух. – И оставлять его у портье? Почему бы ей не уйти, оставив все, как есть? Ну а если она сочла нужным запереть дверь? Почему не бросить ключ в ведро с песком и не засыпать? Или унести и выбросить? Зачем ей отдавать ключ и оставлять о себе память в связи с этим номером? – Я опустил взгляд и угрожающе посмотрел на Флэка. – Если только кто-то видел, как она запирала номер, – и проследил за ней, когда она вышла из отеля.

– Зачем кому-то это было нужно? – спросил Флэк.

– Потому что тот, кто видел ее, мог тут же войти в номер. У него был запасной ключ.

Флэк вскинул и тут же опустил взгляд.

– Итак, он последовал за ней, – сказал я. – Видел, как она сдала ключ портье и вышла на улицу, да и там он, наверное, отстал от нее не сразу.

– И чего ты такой догадливый? – усмехнулся Флэк.

Я подался вперед и придвинул к себе телефон.

– Позвоню-ка я Кристи да покончу с этим. Чем больше я об этом думаю, тем больше меня берет страх. Вдруг убила его она. Я не могу покрывать убийцу.

Я снял трубку. Флэк с силой ударил меня по руке потной ладонью. Телефон подпрыгнул.

– Не звони, – сказал он плачущим голосом. – Я шел за ней до стоящей на улице машины. Записал номер. Черт возьми, приятель, не губи меня. – Он принялся торопливо шарить в карманах. – Знаешь, что я имею на этой работе?

Можно сказать, только на курево. Погоди минутку. Кажется...

Флэк опустил глаза и стал рыться в каких-то грязных конвертах. Наконец он выбрал один и бросил мне.

– Номер машины, – устало сказал горе-детектив, – и, если тебя это немного утешит, я его совсем не помню.

Я поглядел на конверт. Там действительно был выведен номер машины.

Коряво, нечетко, тускло – так пишет на улице человек, держа бумагу в руке.

«6Н-333. Калифорния 1947»

– Доволен?

Это был голос Флэка. По крайней мере, это слово вылетело из его рта. Я оторвал клочок с номером и бросил конверт ему.

– "Четыре Пэ триста двадцать семь", – сказал я, гладя ему в глаза. В них ничего не промелькнуло. Ни следа насмешки или скрытности. – Но откуда мне знать, что ты не записал этот номер не сегодня, а давным-давно?

– Придется поверить на слово.

– Опиши машину, – сказал я.

– "Кадиллак" с откидным верхом, не новый, верх был поднят, модель примерно сорок второго года. Цвет серовато-голубой.

– Опиши женщину.

– Не много ли ты хочешь за свои деньги, соглядатай?

– За деньги доктора Хэмблтона.

Флэк захлопал глазами.

– Ну ладно. Блондинка. Белое пальто с какой-то цветной строчкой.

Широкополая синяя соломенная шляпа. Темные очки. Рост около пяти футов двух дюймов. Сложена, как манекенщица.

– Узнал бы ты ее – без очков? – осторожно спросил я.

Он сделал вид, что задумался. Потом покачал головой.

– Еще раз номер машины, Флэк? – внезапно спросил я.

– Какой машины?

Я перегнулся через стол и стряхнул пепел сигареты на его пистолет. Еще раз поглядел ему в глаза. Но я знал, что он уже сломлен. Видимо, и он это знал. Взяв пистолет, он сдул с него пепел и сунул в ящик стола.

– Уходи. Убирайся, – процедил он. – Донесешь фараонам, что я обшарил жмурика? Ну и что? Может, меня турнут с работы. Может, посадят. Ну и что?

Когда выйду, заживу на славу. Малышу Флэку не придется мечтать о кофе с печеньем. Не воображай, что темные очки собьют малыша Флэка с толку. Я смотрел много фильмов и не мог не узнать эту красотку. Если хочешь знать, она еще долго продержится в кино. Она подает надежды, и кто знает, – он торжествующе усмехнулся, – может, вскоре ей потребуется телохранитель.

Человек, который бы крутился поблизости, все подмечал, оберегал ее от неприятностей. Знающий что к чему и разумно относящийся к деньгам... В чем дело?

Я подался вперед и, склонив голову набок, прислушивался.

– Кажется, звонит церковный колокол, – сказал я.

– Здесь поблизости нет церквей, – с презрением ответил Флэк. – Это звенит в твоем драгоценном мозгу.

– Только один колокол. Очень унылый звон. Кажется, его называют заупокойным.

Флэк тоже прислушался.

– Ничего не слышу, – резко сказал он.

– И не услышишь. Ты будешь единственным, кто не сможет его услышать.

Флэк молча уставился на меня противными маленькими, сощуренными глазками, его маленькие и такие же противные усики блестели. Одна рука бессмысленно подергивалась на столе.

Я оставил его наедине с его мыслями, очевидно, такими же мелкими, противными и трусливыми, как и он сам.

Нужный мне дом располагался на Дохени-драйв, в нескольких шагах вниз по склону от Стрипа. Собственно говоря, это были два дома, стоящие один за другим и соединенные мощным патио с фонтаном и аркой с надстройкой. В отделанном под мрамор вестибюле находились почтовые ящики и кнопки звонков. Над тремя из шестнадцати не было фамилий. Те, что я прочел, не интересовали меня. Предстояло еще слегка потрудиться. Я дернул парадную дверь, она оказалась не запертой, но дела мои на этом не закончились.

Снаружи стояли два «кадиллака», «линкольн-континенталь» и «паккард-клиппер». Цвет и номер «кадиллаков» были не те. На другой стороне улицы какой-то парень в бриджах, перебросив ноги через открытую дверцу, развалился в «лансии» с низкой посадкой. Он курил, глядя на бледные звезды, знающие, что от Голливуда нужно держаться подальше. Я по отлогому холму поднялся на бульвар, пройдя квартал на восток, вошел в душную, словно карцер, телефонную будку и набрал номер человека, прозванного Пеория Смит, потому что он заикается. Связь между делом Оррина и Пеорией – это одна из маленьких тайн, раскрывать которые мне недосуг.