- Пошли, - сказала Варвара сестре, когда ждать стало невмоготу.

Дождь уже стих, но было холодно и сыро. Они шли по деревне, стучась в каждый дом.

- Митю моего не видели? - спрашивала Варвара, а Сима неподвижно стояла в стороне.

Но никто Митю не видел. Уже отчаяние копилось в груди, подступало к горлу и рвалось наружу, когда встретилась им Катя.

- Его Дарья из Выселок к себе повела, дождь шел, - сказала девушка простодушно.

Что-то оборвалось в Варваре, она едва не опустилась на землю.

- Мы-ы-тя? - вопросительно промычала Сима - единственное слово, которое научилась говорить.

- Нет твоего Мити, - ответила ей Варвара, горько плача.

- Мы-ы-тя!.. - настойчиво требовала Сима в непонятливом, тупом упрямстве.

В поздний сырой вечер сестры шли по разбухшей дороге. После дождя в лесу было тихо. Варвара часто останавливалась, прислушиваясь, не слышно ли голоса, и только по чмоканью грязи под босыми ногами сестры узнавала, что она в лесу не одна.

Иногда по вершинам деревьев пробегал ветер, и тогда лесной шум, как гул поезда, катился над головой.

Дорога вывела их на околицу Выселок. Темные дома таились среди деревьев и робко жались друг к другу; Выселки молчали, как будто притихли и ждали, что будет.

Сестры вошли во двор. Дом смотрел в кромешную ночь слепыми окнами, в темноте мерно и оглушительно падали в бочку с водой срывающиеся с крыши капли. И едва сестры приблизились к окну, как створка распахнулась и в черном проеме появилась Дарья.

- Пришли? - спросила она просто, точно встреча была назначена. Тихо, спит он.

Она была в белой рубашке, голые руки лежали на подоконнике.

- Отпусти его, - плача, попросила Варвара.

- Отпущу, - тихо и покладисто согласилась Дарья. - Я ведь твоя должница, Варя, вот и отдаю должок.

Она исчезла, и сразу в глубине комнаты послышался ее тихий голос:

- Митенька, мама пришла, одевайся, голубчик...

Послышались шорохи, тихая возня и ласковый приглушенный голос Дарьи:

- Надевай, сухое уже... Так... штанишки... рубашечку...

Варвара уткнула лицо в ладони и глухо зарыдала.

Дверь отворилась, на крыльцо нескладно вышел сонный Митя.

- Получи, Варя, мужичка в готовом виде, - насмешливо сказала Дарья из окна.

- Мы-ы-тя! - замычала радостно Сима и засмеялась счастливо. Мы-ы-тя! Мы-ы-тя! - ликовала она, а Варвара всхлипывала и стонала, как от боли.

Митя не знал, в чем его мать должница перед Дарьей. Но Варвара знала...

Когда-то увела она, что называется из-под венца, жениха у Дарьи. Увести увела, но не удержала, он канул однажды, как в воду, - по сей день.

Два дня Митя молчал, словно немой, подурнел, почернел лицом, два дня никуда не выходил, а когда Варвара по привычке вздумала его отчитать, сказал хмуро и твердо:

- Отвяжись.

Она едва не задохнулась от злости:

- Что?!

Но он не оробел, не потерялся, как прежде, а с той же хмуростью и твердостью сказал:

- Замолчи.

Она поняла: что-то переменилось.

Шла в нем скрытая напряженная работа, а потом вдруг он, как будто решился на что-то, встал и пошел к двери.

- Ты куда? - спросила Варвара. Он не ответил, она стала на его пути. - Куда?

Он сказал непреклонно:

- Отойди.

До нее одним ударом, одним острым уколом дошло: как было, не будет, вся их жизнь теперь переломится.

Митя не раз и не два уходил по известной дороге, петлял и слонялся вокруг Выселок, - две деревни насмешничали: "Была у Варвары одна полоумная, теперь двое..."

Он весь высох, тосковал отчаянно, Варвара боялась, не заболел бы... Хоть сама иди к Дарье, проси угомонить мальчишку. Полной мерой отдавала ей Дарья долг.

В один из дней Митя снова направился в Выселки. Он дошел до обычного предела, но не свернул, не побрел потерянно в сторону. Напряженный от борьбы страха и решимости, он шел к знакомому дому. Он шел бледный и оцепенелый, - повернуть бы, убежать, - но он уже переступил себя, взнуздал на первый взрослый поступок - и скованно шел с холодом в груди.

Он приблизился к дому, взошел на крыльцо - дверь открылась. На грани полумрака и света стояла Дарья.

- Ты куда? - спросила она легко и улыбчиво, как будто на мгновение оторвалась от приятного занятия. Он остановился и молчал. - Куда, Митенька?

Он молчал, губы его вздрагивали.

- К тебе, - сказал он хрипло и кашлянул, стараясь очистить осипший от волнения голос.

- Ко-о мне? - живо пропела она и глянула на него с веселым удивлением. - А что это ты, дружок, мне "ты" говоришь? Я ведь постарше тебя, а?

Он хмурился, стремительно краснея, а она насмешливо заглядывала в лицо.

- В гости? - и снова усмехнулась легко и ласково. - А ведь я не звала тебя в гости.

Он топтался перед ней, и было заметно, как тянет его убежать или даже заплакать. Но победило что-то новое, что проснулось в нем в эти дни.

- А тогда? - спросил он все еще сипло и скованно.

- Тогда? - повторила она. - Тогда я позвала тебя, а сейчас не зову, объяснила она ему ласково, как маленькому. - Да и видишь, как мама тогда испугалась. Иди домой...

- Я сам знаю, что делать, - сказал он угрюмо.

- Знаешь? Нет, Митенька, пока еще не знаешь. Потом, может, и узнаешь, а пока - нет. Иди.

- Не пойду.

- Ну, ну, не упрямься... иди.

- Сказал - не пойду!

- Что ж, так и будешь стоять? - засмеялась она. - Ну стой...

Дверь закрылась, легкие шаги потерялись в глубине дома. Митя не двигался. Сердце его колотилось, как после бега. Вокруг было тихо, точно все дома и жители умолкли, смотрели и ждали.

Он тронул дверь, она скрипнула, поехала внутрь, в полумрак, но скрип, словно привязью, сразу же явил Дарью.

- Ты что? - спросила она с легкой строгостью и недоумением. - Иди, я тебе все сказала, не напрашивайся.

Она коснулась его ладонью, обозначив запрет. Митя дернулся и отстранился. Дарья засмеялась:

- Не брыкайся, мал еще.

- Я не мал, - ответил ей Митя. Голос его очистился и звучал зло и ломко.

- Мал, мал, подрасти... Ишь ты, нужда вздернула! Успеешь еще мужского хлеба наесться, вся жизнь впереди, баб на твой век хватит.

Она хотела снова закрыть дверь, но неожиданно для себя самого Митя протянул руку и не пустил. Дарья даже не сразу поняла, что мешает.

- Ты куда пришел?! - спросила она рассерженно. - Тебе еще в игры с мальчишками играть, а ты себя мужиком вздумал?! А ну, пусти! - она с силой захлопнула дверь.

Он ткнулся было вперед, но внутри так же рассерженно стукнула щеколда.

Митя бешено ударил кулаком в дверь, пнул ногой и озирался в лихорадке. На глаза попалась большая кадка с дождевой водой, он метнулся к ней, с неизвестной прежде силой рванул и опрокинул - вода хлынула, обдав его по пояс.

В окне показалась Дарья. Она стояла, скрестив руки, и смотрела внимательно и спокойно, с некоторой печалью. Митя рванулся к поленнице дров, сложенной во дворе, схватил полено и пустил в окно, где стояла Дарья. Полено ударило в переплет рамы, зазвенели и осыпались стекла. Дарья вздрогнула, отступила, но не произнесла ни слова и смотрела все также внимательно и спокойно. Он схватил второе полено и бросил в другое окно. Снова зазвенели стекла, а Митя толкнул всю поленницу, накренил, упираясь ногами, и с грохотом обрушил. Потом, мокрый, усыпанный дровяной пылью, бросился прочь.

Скоро его узнали в окрестных деревнях. Вечерами или среди ночи он тихонько стучался то к одинокой женщине, то к мужней жене, у которой муж работал на стороне. Даже в ненастье, когда и плохой хозяин жалеет выпустить собаку, Митя шастал по округе.

В школу он больше не пошел. Сколько не упрашивала его мать, сколько ни плакала - не помогло. Митя пошел слесарем в колхозные мастерские.

После работы он приходил домой, наскоро ел, переодевался в свой первый в жизни костюм и уходил. Варвара уже смирилась и только жалобно просила: