На подходах к водокачке бес услышал топот, шум и крики и едва успел увернуться от бегущих врассыпную людей. Лотки перевернуты. Овощи и фрукты рассыпаны и затоптаны. Утки и куры разбежалась из сломанных клеток. Под вопли торговок и паническое кряканье птицы он пробрался вперед и стал возбужденно всматриваться в толпу.

Базарный люд стоял вокруг лежащего на боку громадного дымящегося чана. От лужи разлитого по земле кипятка шел густой розоватый пар и летели алые искры. Костер плевался золой. С треском лопались камни, с которых упал чан. Люди изумленно тыкали палками в его темные от копоти бока, что-то лопотали, всплескивали руками, как полоумные.

Из воплей и криков можно было разобрать, что во время казни случилось чудо: когда шудру Амдонга палачи посадили в чан с водой, развели костер и вода уже начинала бурлить, а шудра стал красным, как кровь, вдруг появился Светлый и начал препираться с браминами-судьями. Кричал, что если и дальше жить, как раньше — око за око, зуб за зуб — то скоро все будут слепы и беззубы, что шудры и парии — такие же люди, как и все, и могут любить кого угодно, и вообще не дело людей судить других людей, а помогать, любить и прощать. Брамины погнали его, но Светлый гневно уставился взглядом на чан и вдруг закричал что-то громкое, страшное, даже свирепое, вроде: «Аллелу! Аллелу!» — отчего чан сам собой соскочил с камней и рухнул набок. Кипяток потек по земле. Голый связанный Амдонг вывалился наружу. Светлый схватил его и провалился сквозь землю. А брамины и палачи попадали, как от солнечного удара, и теперь охрана хлопочет вокруг них.

Народ шумел:

— У чужака силы много!

— Вареных людей оживляет!

— Криком железо сворачивает!

— С браминами спорит!

— Палачей бьет!

А беса вдруг дико потянуло к чану. Он воровато заглянул в его темный зев, вполз внутрь и ощутил, как горячий пар обволакивает, успокаивает, манит, ласкает. Тогда он принялся биться о горячие гулкие стенки, визжа и регоча от острого счастья. Крылья распрямились, стали упругими, хвост поднялся торчком, а сам бес крепнул, твердел и наливался силой.

Потом он выполз наружу и стал взахлеб лизать влажную парную землю, кататься в кипятке. Ему казалось, что он раздался вширь и ввысь, а новая мощь тянет царапаться, выть и вопить.

Люди, видя, что вода в луже вдруг опять странно забурлила, шарахнулись прочь. Один Тумбал в панике метался около лужи, скуля, не решаясь прыгнуть в воду и не понимая, что случилось с хозяином.

Глава 13

Бес летел над горами. Оборачиваясь на лету, он видел, как уходит в дымку, тускнеет, покрывается туманами, исчезает Индия, Большая Долина. Одинокие демоны неба парили в вышине, с презрением глядя на него сверху вниз и зная, что ему к ним не подняться. Он без опаски тоже посматривал в ответ, вполне ощущая в себе силы постоять за себя — после купания в кипятке все болячки прошли, крыло зажило, а сам он ощущал радостную крепость.

Рядом с бесом летело что-то темное, непонятное, вроде длинной тени. Это беспокоило его. Уж не Черный ли Пастырь наслал свое воинство?.. Тогда верная смерть. У Пастыря есть особые лунные демоны. Они живут в лунных лунках и по приказу срываются на землю, чтобы проучить строптивых бесов или наказать непослушных ведьм.

Но время шло, а никто не нападал. Скоро бес различил, что рядом с ним летит ни кто иной, как его охранник и мучитель — двойник шамана. Его голубоватая оболочка натянута, перекошена, под ней проступают красные нити вен и синеватый остов скелета.

Странно, но вид двойника не напугал и не разозлил, а даже как будто обрадовал. Бес сделал поворот в его сторону, но двойник, уворачиваясь, взял круто в сторону и пошел петлять по струям, крича:

— Лети за мной!

Что ж, он и так летит. Двойник пропал из вида. Но бесу и без него было известно, куда лететь.

Каракумы остались позади. Бес достиг Гирканского моря и начал пересекать его. На дне стояли розовые скалы, а между ними плавали огромные неторопливые рыбины с длинными мордами и горбатыми хребтами.

Остовы кораблей четко рисовались в голубизне древнего озера. Лететь над водой было трудно: снизу били горячие воздушные струи, клубами ходил пар, а туман накатывал мерно, как прибой. Лететь было всё труднее.

— Отдохнем! — в голос взмолился бес.

И вдруг его подхватила упругая волна и понесла на себе. Неужели какой-то другой демон помогает ему?.. Значит, это друг!.. И бес впервые подумал о другом, как о себе, хотя вскоре разобрал, что это не дух, а двойник шамана, который подхватил его и понес на себе.

Они миновали Гиркан и проскочили прибрежную полосу. Внизу начали подниматься горы. Это были знакомые отроги Южного Кавказа. И бес весело бил крыльями, узнавая их. Быстрей, быстрей!.. В нем забродили искры и свисты. Истошно грянули бубны. Натужно взвыли трубы. Но если раньше они своим грохотом нагоняли тоску и страх, то теперь колотились в одном чудесном ритме, помогая лететь. Бес опять мчался один, испуская веселое множество звуков и обнаруживая, что заиканье исчезло и он может кричать целые связки каких-то неизвестных, но красивых слов!

Скоро его начало затягивать в воздушный омут. Он сложил крылья, камнем пошел вниз и рухнул на поляну. Очнувшись, увидел, что лежит в кругу, а шаман с братом Мамуром смотрят на него, словно не видя. Тут же отряхивался двойник. Возле дерева похрапывал конь. А на пне сидел идол Айнину и пялился агатовыми глазами на солнце.

Бес сжался, ожидая побоев, посоха и огня. Закрывшись, покорно ждал, но не испытывал к хозяину злобы, а наоборот, ощущал какое-то даже счастье — куцее, короткое, неведомое, но счастье. Ничего не последовало. Шаман и Мамур смотрели сквозь него. Потом Мамур сказал:

— Видишь — он жив и тут.

Бес попытался встать, но не смог покинуть круга. Вдруг он увидел, что рубище шамана в крови, на шее алеет рана, в кустах дергается здоровая как оглобля оторванная лапа богомола, а трава примята и отдает гарью. Неужели приходил ангел и хозяин бился с ним?.. Спасал?.. Спас?..

Бес виновато поднял глаза. Но шаман уже прятал кинжал и уходил с поляны вместе с Мамуром, который посадил идола в котомку и взвалил на спину. Двойник тронулся верхом на коне: после полета он был так утомлен, что еле держался в седле.

— А я? А я?.. — крикнул бес, выдергиваясь из круга и спеша следом.

Но долго идти по острой гальке он не мог, начал отставать и ныть в голос, так что двойник разрешил ему сесть на коня. Взобравшись на круп, бес затрясся задом наперед, глядя на уходящую дорогу, опаленную траву, на суставчатую лапу-оглоблю в кустах и представляя себе, какой бой выдержал тут хозяин из-за него…

Бес был спокоен. Быть с хозяином, возле хозяина, у хозяина оказалось счастьем. Он смотрел вокруг — и всё казалось ему безопасным, известным. Он окончательно затих, вбирая и впитывая в себя то новое, что шевелилось в нем. Грело солнце, словно поощряя своим жарким светом к чему-то хорошему. Раньше он боялся солнца, его временем была ночь. Но после сна о гончарной глине, скитаний по джунглям, после черного холода, которым обожгла мертвая женщина с родинкой, после кипятка и пара Светлого он по-другому ощущал мощь богини Барбале и, притихший, вертел башкой по сторонам. И всё узнавал кругом. Всё было его — родное, знакомое, хорошее, свое.

Неожиданно конь встал. Бес увидел, как хозяин и Мамур приникли к земле.

— Лазутчики! — сказал Мамур.

— Не только… Слышишь топот там, глубже, глубже? — возразил шаман. — Враги!

— Да, слышу… Враги… Целый отряд… — считал Мамур. — Уже миновали перевал. Они уже близко… Надо закрыть ущелье!

Шаман обернулся к солнцу и несколько раз провел рукой по воздуху. Мамур тоже сделал что-то подобное. Солнце на какой-то миг словно усилило свой свет, мигнуло.

— Спасибо, Барбале, что даровало нам еще день тепла! Защитило от мрака и холода! Уберегло от праха! — закричал в ответ шаман.

Потом они стали совещаться. Двойник соскочил с коня и встал наготове.