— Я-во-жак! Всё-мо-гу! При-ка-жу — испугают-искусают-передушат — загрызут, — начал хорохориться Тумбал. — Свистнуть-бешеного-кобелину, он-враз-зараз-раз…

— А хорошее ты можешь? — перебил бес, вспоминая о своих битых боках.

— Какое-такое-хорошее? — удивленно бреханул Тумбал, — Что-прикажут- то-хо-ро-шее. Нам, со-ба-кам, всё равно-одно… Служить-дружить — тужить!

— Где найти Светлого? — ощупывая обвисшее крыло, спросил бес, вспоминая сон. Может, Светлый ему поможет? Шаман во сне был с кнутом, а Светлый — с бубном, под который было так хорошо танцевать…

Тумбал отпрянул:

— Зачем-причем-он-но? — но сообщил, что Светлый живет у рыбаков и недавно спас одну знакомую суку: та воровала кур, торговец увидел, ударил её ножом, а Светлый сделал так, что сука ожила, и кричал еще на торговца, что нельзя никого ни за что убивать.

Бес слушал его в каком-то завороженном оцепенении, потом вылез из конуры и основательно встряхнулся:

— Веди!.. — а для острастки больно потрепал пса за холку, но чернобелая бестия только заскулила от радости.

Дорога на Рыбью слободу шла мимо кумирни и дальше, через базар и Грязный угол. Бес крался за прилавками, приглядываясь, нет ли вчерашних драчливых духов, но их не было видно. Тумбал с надеждой гавкал, что они наверняка подохли, твари этакие, но бес так не думал: драка была несильной и кончик хвоста у Зуба отрастет очень скоро.

Они обошли стороной зевак и решили напрямую срезать до Грязного угла. Некоторое время Тумбал молча трусил возле беса, но скоро не выдержал и начал с обочины облаивать двух слонов, тащивших на цепях связки бревен:

— Сло-ны! Лгу-ны! Си-пу-ны!

Таких живых махин бес еще не видел. Он уставился на них, надеясь, что вдруг один из слонов сейчас падет и оставит ему особое, молочно-белое последнее дыхание, о котором когда-то рассказывал плешивый демон, пославший его в Индию. Но слоны брели себе дальше в своих покорномерных думах и вокруг не смотрели.

Тумбал, оберегая хозяина, яростно брехал на слонов:

— Не-за-день! He-тронь! Не-глянь!

Погонщик, шедший за слонами, погрозил псу острой загогулиной и нагнулся к земле, как за камнем, что еще больше раззадорило Тумбала, который неистово лаял, пока не задохнулся от возмущения при виде бродячих одичалых кошек, тихой сапой пробиравшихся к кумирне за тухлятиной и потрохами.

В Грязном углу шла какая-то суета. Побросав бочки с мочой и тележки с коровьими лепешками, парии обступили своего главного и слушали, как он говорит о том, что этот чужак, Светлый, ходит по базарам и в разговорах защищает их и шудр, хотя все знают, что их защищать нельзя, они рождены неприкасаемыми, и с этим ничего уже нельзя поделать, и что если он придет сюда опять — то лучше быть от него подальше: неизвестно, что ему надо и кем он послан. Может быть, это брамины через него бунтуют народ, чтобы потом его же и усмирить, вызвать покорность и страх?..

Бес застыл как вкопанный — и здесь говорят про Светлого!.. Он послушал, как парии препираются между собой: одни считали, что Светлый прав и почему они должны быть хуже всех и проводить жизнь среди нечистот, грязи и мусора? Другие качали головами: так рождены, ничего нельзя изменить, будет только хуже.

Один старик напомнил про Амдонга: этот глупый шудра наслушался Светлого, а потом, скрыв от какой-то женщины, кто он, жил с ней, как с женой, пока брамины не узнали об этом и не прислали за ним охранников, одного из которых Амдонг ранил при аресте. Говорят, что сегодня его будут судить около водокачки и наверняка приговорят к варке живьем. Вот тебе и разговоры со Светлым!.. Вот тебе и «все равны»!.. Очень опасно!..

— Да этот чужой просто не знает наших обычаев! Он уйдет, откуда пришел, а мы останемся под их палками! — озирались по сторонам старики, знавшие, о чем они говорят.

— Если он еще раз появится тут — не пускайте его, закройте ворота! — закончил главный и велел всем убираться работать.

Бес покинул базар и начал петлять по улочкам вслед за Тумбалом.

Скоро дома кончились. Дорога на Рыбью слободу плоха — от луж и выбоин было трудно идти, но крыло мешало взлететь. Пес пытался завести брехню о том, о сем, но бес был не расположен к этому и громко цыкнул на пса, поджавшего хвост.

Они вышли к реке. Показались неказистые, лепленные друг на друга домишки, похожие на сараи без окон. Воздух отдавал острой рыбьей гнилью и вонью. Голые улочки криво разъезжались в стороны. Во дворах были развешены рыбацкие сети, снасти, торчали удилища. Бес настороженно следовал за притихшим Тумбалом. Из ворот выглядывали молчаливые псы и пристально следили за ними, но не лаяли. Тумбал голоса тоже не подавал. Было безлюдно, тихо и жарко.

Вот пес встал за углом одного дома:

— Там. Я-не-дам! Не-от-дам! Нам-не-надо-там!

— Сидеть тут, молчать! — приказал бес, взобрался на забор и стал озираться.

Никого. Пусто. Во дворе навален хворост, висят сети, стоят весла, тазы, ящики. На веревках сушится мелкая рыба. На поленнице лежит кошка и, кажется, охраняет рыбу. Глаза у кошки закрыты, но уши стоят торчком. Дверь дома открыта настежь. А по крыше гуляет сокол, здоровый как индюк.

Бес спрыгнул вниз и подполз к двери. Голосов не слышно. Он заглянул внутрь и с робким любопытством стал озираться. Пусто. На полу навалены циновки, подушки, тряпье. Стоят две пиалы. Шахматы на доске. Капустный лист с остатками риса. Под потолком парит желтая бесшумная бабочка. На стене — войлочный ковер со странным белым кругом, в котором четыре черных топора сцеплены в зловещий крест. Такой же крест бес уже видел на стене в лавке знахаря.

Он стал принюхиваться. Смесь человечьего пота, жареного риса, чая, пыли… Из окна тянет рыбой и пиленой древесиной. Бес обшарил взглядом углы, стены, циновки. Повалялся на них. Подобрался к шахматам. Хотел было потрогать странные фигурки, как вдруг со стены послышалось угрожающее гуденье. Он уставился на ковер, на черные топоры в белом круге. Не мог оторваться. Ему вдруг показалось, что они начали медленно крутиться. Он замотал башкой, но не смог сбросить с себя зябкого страха перед липучей опасностью. Топоры вращались всё быстрее. Вертелись колесом, втягивая его в свой скорый лёт.

Темя у беса стало нагреваться, тяжелеть и бухнуть. Вдобавок где-то позади грозно грянули гонги, настырно заверещал бубен, бранчливо взвыла труба. Гонги били всё крепче, громче, ярче. Они словно пытались выбить напрочь из беса его сущность. Он шкурой ощутил, что если не бежать отсюда — то придет конец. Замороченно шатаясь, он задом вывалился наружу, приник к стене и затих, не замечая сокола, который царапал когтями крышу, подавая какие-то знаки кошке на поленнице.

Одурев от диких топоров и черного рева труб, бес не мог понять, где он и зачем он здесь. Но не успел он прийти в себя, как его вдруг опять неудержимо потянуло еще раз заглянуть в дом — может, Светлый всё-таки где-то там, спрятался в углу?.. Зная, что это опасно, бес ничего не мог с собой поделать: переполз через порог и заглянул в комнату.

Он старался не смотреть на ковер, но топоры стояли на месте. Всё было по-прежнему. Только вместо бабочки две угрюмые мухи с жестким жужжанием ошалело гонялись друг за дружкой. Да исчез капустный лист с рисом… Кто его взял?.. Значит, кто-то тут сейчас был?.. Эти злобные мухи и пропажа капустного листа так испугали беса, что он кинулся вон, кубарем прокатился по двору, перемахнул через забор и выскочил к углу, где его ждал Тумбал.

— Что-там, кто-там? Ни-ко-му-не-дам! — гавкал Тумбал, едва поспевая за новым хозяином, который как оглашенный гнал по слободе.

— Не знаю что… ничего… нету-у-у… — в смутном ужасе ответил бес и надолго замолк, не в силах что-либо отвечать и понимать.

Путь назад они проделали быстро и молча. Бес то бежал, то низко летел над дорогой, распугивая мошкару и мелких летучих духов. Неизвестная сила тянула его в город, на базар. Он не знал, что ждет его там, но был уверен, что должен поспеть туда вовремя, хотя там могли поджидать Коготь и Зуб, или прицепиться злыдни из кумирни. Но это беса сейчас совсем не пугало: он бежал туда, сам не зная куда, делать то, сам не ведая что. Но бежать и делать. Избитые бока подгоняли его, а здоровое крыло в нетерпении дергалось и дрожало.