Мы тронулись в путь. Снег скрипел под ногами, мороз щекотал нос и щипал щеки, но это было даже приятно - освежало и бодрило.

Трех лошадей, груженных провизией и оружием, вели под уздцы каторжники, как я их прозвал. На одной ехала Жанна, на другой - неимоверно дородный "солдат", который не мог идти пешком из-за лишнего веса. На третьей - пожилой каторжник, видимо, недавно избитый - все его тело покрывали заживающие раны и язвы. Это я понял по его рукам и лицу, так как все остальное скрывалось под зимней одеждой. Я молча шел впереди, скрипя зубами. Вдруг моей руки коснулись. Я невольно отдернулся и брезгливо посмотрел на того, кто потревожил мой покой. Невысокий полный юноша с крупным носом, грустными, как будто падающими глазами и сумасшедшей улыбкой. Юноша мелодичным голосом спросил:

- Ирвен Виктор, куда мы держим путь? В страну смерти? - задан вопрос был спокойным тоном, с легкой улыбкой на полных губах. Я вздрогнул, преодолевая желание взвыть:

- О да, юный солдат, ирвен Виктор держит путь в страну смерти. Там он оставит кое-кого и продолжит путь, - шутка вышла неудачной. Юноша схватил меня за руку и почти простонал:

- О, ирвен, вы знаете выход из страны смерти! Расскажите, молю вас! - я не знал, смеяться мне или плакать. Или бояться. Я еду Хогг знает куда, с двадцатью сумасшедшими!

- Ирвен, я преклоняюсь перед вами! Вы - великий человек! - с забавным восторгом заявил он. Я хмыкнул.

- Я знаю. А ты, собственно, кто?

- Теодуш, ирвен. Поэт, - что ж, это проясняло если не все, то хотя бы часть. Поэт, значит... А это интересно.

- Ты пишешь стихи? О любви?

- Нет, ирвен, о смерти. Я пишу о том, чего боюсь. И тогда начинаю меньше бояться, - интересная точка зрения. Говори о том, чего боишься, и перестанешь бояться.

- А любви ты не боишься? - задумчиво спросил я. Мы шли уже не впереди всех, а в хвосте. Первой гарцевала на гнедой старой кобыле невозмутимая Жанна. Ее не трогал мороз, снег и сумасшедший юноша-поэт. Она упрямо гарцевала к своей цели. Я ее лица не видел, но был почти уверен, что губы плотно сжаты, а глаза сузились в две ядовитые щелки.

- А чего ее бояться? Любовь - это прекрасно... - мечтательно произнес поэт. Я хмыкнул:

- По мне, так бояться не стоит как раз таки смерти. Тебе уже все равно будет. А вот любовь делает больно, и еще как больно.

- Тогда это не любовь. Тогда это просто другая форма смерти, которая убивает медленно... - мудро вставила Аена. Я вздохнул, глядя в чистое зимнее небо. Оно было ясным, сияло ослепительное солнце, а снег сверкал. Я бессмертен и свободен... Но что-то мешало. Что-то внутри меня, что-то скользкое и тяжелое.

- Я не знаю. Я никогда не любил, - протянул юноша, ковыряя носком сапога снег. Снег жалобно скрипел, сверкая всеми цветами радуги.

- Я тоже.

Странно, не думал это говорить. Само вырвалось. Правда, горькая правда. Я пропустил удивленный взгляд Теодуша и ускорил шаг. Все-таки странная фраза для ирвена Виктора. Что-то я выхожу из образа.

Так мы шли довольно долго. Вокруг - белоснежная пустыня, только редкие кустики каких-то странных растений, выглядящие довольно неприятно, как перекати-поле в пустыне. Солнце, отражаясь от снега, слепило, у меня даже глаза заболели. Я уже начал чувствовать пробирающий до костей мороз и усталость. Вообще я редко хожу на большие расстояния, а мы шли без перерыва вот уже почти день. Особенно настораживало то, что спать придется прямо под открытым небом, несмотря на холод.

Когда холод стал нестерпимым, Жанна слезла с лошади, чтобы пройтись и согреться. Каторжники прямо на ходу закурили что-то очень вонючее, явно не табак. Поэт прыгал зайчиком и пыхтел.

Я выдохнул пар изо рта, любуясь белой змейкой, растворившейся в воздухе, и догнал упрыгавшего вперед поэта. Он мне понравился. Странный, но добрый. И без лжи. Я очень ценил в людях то, чего не хватает мне самому.

- Мерзнешь? - поэт кивнул, мелко стуча зубами. Его большой, похожий на грушу нос посинел.

- Угу. Ирвен, а зачем мы туда едем? - я замешкался. В принципе, меня не удивил бы и вопрос - куда мы едем? Эти люди явно не в курсе. Это пушечное мясо, те, кем так легко пожертвовали. Спрашивается, зачем? Подсыпали бы мне яду, раз уж так мешал. Они-то чем виноваты?

- Ты хочешь правду? - я удивился, услышав в ответ следующее:

- А что, бывает и неправда?

- Поэт, где ты жил? В мире духов? - раздраженно спросил я.

- Нет, зачем же. Я мыл полы во дворце. И писал стихи. Только это почему-то не нравилось царю и лордам. Они меня били. А тут вдруг такая честь - в поход, да еще с вами, ирвен Виктор... - я поперхнулся. Жалость затопила меня. Маленький сумасшедший юноша, оторванный от жизни, он был счастливее всех нас. Он верил людям и любил. Его детский страх перед неизведанным сочетался с безотчетной храбростью. Я не могу ему лгать. Хотя бы ему...

- Мы можем встретить смерть. А можем - удачу. Мы хотим построить свою страну. Страну мечты, где нет царя и лжи, где любовь и понимание. Может, построим. А может, умрем. Или - передумаем. Ты можешь уйти, поэт. Я не держу, - и я отвел взгляд от его щенячьих падающих глаз. В глазах застыло недоумение и надежда.

- Утопия... Главное, не разучись мечтать, ирвен! Конец - это когда в утопии идет дождь, - тихо сказал Теодуш и поковылял в начало нашего каравана, затерявшись среди моих "солдат". Каторжники грубо захихикали, глядя на его утиную походку и блуждающий взгляд, а я замер. На меня натыкались, ругались, но, поняв, кто это стоит, тут же извинялись и услужливо расшаркивались. А я все стоял и невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Снежная дорога искрилась на солнце, ноги гудели от усталости, а в голове звенели слова Теодуша. Безумный поэт, глупый и наивный. Но ведь он прав! Я тряхнул головой, пытаясь выбросить из головы навязчивые мысли. Опустился на корточки, зачерпнул снег и окунул лицо в белую кашицу. Кожу обожгло ледяным холодом, и я вздохнул свободно. Утопия... Что ж, пора вернуться в реальность.

Жанна, неожиданно подкравшаяся сзади, взяла меня за руку и спросила, кивая на людей:

- Видишь, как царь тебя не любит. Ай-яй-яй, дорогуша, довел старичка до нервного срыва!

- Ты лучше скажи, когда мы придем, и что там увидим, - перебил я ее, любуясь заснеженными равнинами.

- Придем дней через пять, не раньше. А насчет того, что мы там встретим... Поле битвы. По моим расчетам, сейчас там произойдет первое столкновение сил Хогга и Илен. Первое, в котором замешаны люди. Если победит свет, Илен то есть, твоя мечта об утопии может сбыться. Если тьма, то есть Хогг - моя мечта о государстве с тоталитарным режимом и матриархатом. Пока это только назревает, люди еще ничего не поняли, но это приближается. Нарастает, клокочет в самом сердце Девятого Княжества. Мы можем получить многое, если придем вовремя. Или мы придем раньше или позже, тогда нас просто убьет... Как получится. Это риск. Но риск только для нас - царь уверен, что это верная гибель.

Я задумался.

- А что это вообще за война? Объясни нормально! - Жанна хмыкнула.

- О, это великая война! Мы получаем власть над людьми, можем склонять их к свету или тьме... Мы - то есть спектрумы. Первородцы открыли доступ к источникам, которые находятся где-то в Девятом Княжестве. Первородцы используют нас как солдат в этой войне. Ты же знаешь, что каждый спектр, используя силу источников, способен влиять на подвластный ему спектр ауры? Причем не только ауры природы, но и ауры человеческой души. По крайней мере, я так это вижу. Ну а всего не знает никто, - я посмотрел на темнеющее небо. Странная война, странные цели... Что ж, поневоле я ввязан в эту войну, несмотря на то, что мне этого совершенно не хочется.

Жанна, заметив, что я опять ухожу в себя, легонько ударила меня по щеке изящной ручкой, одетой в изысканную кожаную перчатку на меху. Все уже обогнали нас, только самые медлительные обходили, кланяясь и что-то шепча. Мы оказались в хвосте каравана.