Ветер, гром и протяжный крик Марии Алексеевны, словно в безумных соревнованиях, пытались выявить победителя и выяснить, кто же из них громче.

- Слава Богу! - Воскликнула Настасья. - Слава Богу, появилась головка! - Руки акушерки взмылись вверх, а сама она с облегчением вздохнула.

Спустя несколько часов страданий появился первый окровавленный результат, который с виду обывателя даже не походил на голову обычного человека, но который тут же заставил всех собравшихся в комнате позабыть о мучениях матушки. Даже сама Мария Алексеевна будто улыбнулась, когда услышала слова Настасьи, но улыбка ее больше походила на оскал, сформировавшийся на лице за долгое время терзаний.

- Не расслабляйтесь, голубушка, тужьтесь! - Опомнившись от радостного события, тут же закричала старуха. - Ни в коем случае не расслабляемся. Еще немного усилий и у вас появится чудесный малыш. Ну тужьтесь же сильнее!

Мария Алексеевна не могла и представить, как можно сильнее тужиться. Если бы в этот момент она бы не испытывала столь ужасную боль, то обязательно бы пожелала самой акушерки ощутить подобное и попробовать при этом еще напрягать свой бедный живот. Но тем не менее, она постаралась как можно сильнее напрячь живот, чтобы уже наконец вытолкнуть из себя ребенка.

- Вы моя умница. - Похвалила Настасья. - Еще немного, совсем немного усилий.

Однако, вместо усилий, Мария Алексеевна, казалось, наоборот расслабилась и больше не предпринимала никаких усилий. Встревоженный взгляд акушерки тут же устремился на лицо женщины, надеясь встретиться с нею глазами. Но глаза беременной были прикрыты.

- Мария Алексеевна! - Громогласно вскрикнула Настасья. - Слушайте меня, цепляйтесь за мой голос, вслушивайтесь в каждое слово, и самое главное, не смейте сейчас засыпать!

Клеенка, постеленная на кровати почти полностью покрылась кровью, вышедшей из женщины вместе с головкой ребенка.

- Настасья, - пролепетала Мария Алексеевна. Голос ее резко ослаб и доносился из уст шепотом, - я больше не чувствую боли. Ребенок появился на свет?

Акушерка потеряла дар речь. В тот самый момент, когда женщина должна была испытывать пик боли от того, что кости ее таза ломались под натиском малыша, вдруг, перестала чувствовать эту самую боль. Но на удивление старухи, хоть Мария Алексеевна больше не помогала своему ребенку родиться, он самостоятельно прокладывал себе путь.

Раздался его резкий, тонкий голосок, переходящий в плач. Настасья протянула к нему руки и помогла полностью выбраться на белый свет. Крохотное создание, перепачканное кровью и напоминающее в этот момент вырезанный желудок, смогло успокоить, как Павла Адельгейма, так и старую акушерку, держащую ну руках чудо природы.

- Святой отец, вы должны помочь мне, держите вашего сына, пока я перережу пуповину. - Настасья протянула малыша, а Павел Адельгейм дрожащими руками его аккуратно принял, одарив лучезарной улыбкой.

Настасья, не смотря на свои дряхлые, казалось бы непослушные руки, очень умело орудовала с частью отрезанной пуповины, превращая ее в красивый пупок.

- Мария Алексеевна, дорогая моя, вы справились. - Доложила старуха, сверкая от счастья. - Все закончилось, у вас родился мальчик. Сейчас я его обмою и дам поддержать.

Ожидая услышать радостный восклик от новоиспеченной мамы, Настасья бросила на нее последний взгляд перед уходом, но так и не дождалась ответа. Женщина неподвижно лежала на кровати и не подавала ни малейшего признака жизни.

- Павел Эдуардович, подержите сына.

Настасья протянула малыша отцу, стоящему рядом и даже не замечающему, что его жена никак не реагирует на рождение ребенка. Все его внимание было приковано к крохе, который тут же, стоило только оказаться на отцовских руках, прекратил плакать.

Акушерка робко ступила к кровати матушки, окрикивая ее по имени на каждый сделанный шаг. Но, как и прежде, женщина не проявляла признаков жизни.

"Мария Алексеевна, не пугайте меня, очнитесь и взгляните на ребенка. С вами же все в порядке, не надо притворяться, чтобы попугать старую повитуху. Мое же больное сердце может и не выдержать. Ради Бога, надеюсь, вы просто устали, ну или в крайнем случае потеряли сознание от боли".

Настасья остановилась у изголовья кровати и дотронулась двумя пальцами до запястья матушки. Она неподвижно простояла так в течении минуты, не смея пошевелить и глазом, а с каждой следующей секундой в ее разум все сильнее впивалось только одно страшное слово "мертва".

Пульса не было, не было и других признаков жизни, и не надо было быть врачом или ученым мужем, чтобы понять, что женщина уже никогда не придет в себя и не увидит своего новорожденного ребенка.

- Мария Алексеевна! - Взорвалась слезами акушерка. - Не умирайте.

И пусть она прекрасна понимала, что матушка покинула этот мир, она еще долго продолжала вопить и просить Бога, чтобы он вернул женщину обратно. Только спустя несколько минут Павел Адельгейм обратил внимание на крик старухи и повернулся к ней лицом. В одно мгновение пелена, окутавшая его рассудок от счастья и закрывшая глаза на все, кроме сына, испарилась, и перед ним открылась самая ужасная картина в его жизни: обездвиженная, окровавленная жена на кровати и старуха на коленях, которая рыдая, обнимала ее бездыханное тело.

Дождь за окном прекращался, и лишь редкие капли обрушивались на землю, которая уже больше не могла принять в себя воду. Вместе с дождем стих и ветер, наступило затишье.

- Мария. - Вымолвил святой отец. Голос его дрогнул и был настолько не уверен, что казалось, будто мужчина позабыл имя своей жены и сказал его наугад. - Настасья, что с ней? - Обратился он на сей раз к акушерке. - С ней все в порядке?

Павел Адельгейм в одно мгновение подбежал к кровати, при этом крепче прижал сына к груди. Он опустился на одно колено и взял за руку жену.

- Мария! Ты меня слышишь? Скажи хоть что-нибудь! Открой глаза и вымолви хотя бы то одно слово. Ну же, дорогая, не молчи, прошу тебя! Видишь, у нас родился мальчик. Самый чудесный на свете ребенок, которого мы так долго ждали. Ты видишь его?

Святой отец поднес малыша к закрытым глазам Марии Алексеевны. Он протягивал его ей, словно хотел дать подержать на руках, вот только женщина не могла принять этот дар.

- Неужели ты не хочешь посмотреть на нашего ребенка? - Из глаз Павла Адельгейма побежали слезы, а мгновением позже, он мог уже ими умываться. - У нас такой хороший мальчик, возьми его, Мария, вот же он.

Настасья робко ступила к святому отцу и коснулась его плеча.

- Не надо ее тревожить, святой отец. Ее больше нет с нами. - Выдохнула акушерка. - Ваша жена мертва. Давайте мне лучше ребенка, его надо обмыть, ведь малыша не заботят наши проблемы. А потом я вызову скорую.

Павел Адельгейм медленно повернул голову в сторону голоса и широко от удивления раскрыл глаза, будто впервые увидел Настасью.

- Ребенка? - Вымолвил он.

- Да, Павел Эдуардович. Мне надо его обмыть, а то в его глазки может попасть кровь, что на его лице.

Мужчина покорно выполнил просьбу акушерки и не задумываясь отдал ей малыша. После, он как будто и не слыша, о чем она ему говорила обратил свое внимание на жену.

- Я понимаю, ты устала и хочешь отдохнуть. Ну а как же иначе! - Павел Адельгейм усмехнулся. - Я бы на твоем месте вообще не выдержал, а ты у меня большой молодец! Ну а пока отдыхай, отдыхай и ни о чем не беспокойся. У нас все будет хорошо, вот только ты поспишь немного, и мы сможем вдвоем любоваться на нашего ребенка. Поверь мне, он настоящее чудо.

Мужчина вытер лицо от слез и сел на кресло, что стояло в углу комнаты. Он не сводил взгляда с жены и, перебирая губами, что-то шептал себе под нос. Волосы его необычайным образом растрепались, словно после сна, и он стал похож на пугало из "Алисы в стране чудес".

"И что за вздор несет Настасья? - Не мог понять Петр Адельгейм. - Неужто она и правда решила надо мной поиздеваться? Ведь право, шутка эта очень жестока и абсолютно не к месту. Эх, Настасья, нельзя так с людьми обращаться, ведь только что помогала, а теперь такие глупости мне говоришь. А если она не шутит? Вдруг, моя Мария и правда умерла? Нет, это не может быть, это все чушь. - Тут же отмахнулся от гнусных мыслей святой отец. - Вот она же, лежит рядом на кровати и спит, просто спит, и рано или поздно, она проснется.