- Это та, которая продала своего ребёнка в роддоме, - услышала она.
- Ну и сдохла бы, нашли кого спасать.
- Тише вы, она уже понимает.
- Ну и пусть понимает, волчица.
По щекам Веры потекли слезы. Она не смогла выдержать досужих переговоров. Волна поднявшегося изнутри гнева невинности собрали все силы. Она приподняла голову, потом руки, так, что иглы вышли из её вен и завыла по-звериному. Прибежавший врач понял ситуацию и выгнал всех из палаты. Но Вера потеряла над собой контроль и билась как большая рыба на берегу, которой нужен был воздух. Пришлось приглашать на помощь санитарку и медсестру. Ей срочно вкололи успокоительное и когда она заснула, возобновили вливания. Никакие уговоры не действовали на активных кумушек. Они потребовали убрать из палаты эту даму, или им придется уйти из больницы.
- Какие вы жестокие и несправедливые, - урезонивал их главврач.
Но он знал одно. Состояние пациентки было неудовлетворительным и эмоциональное и физическое и решил направить ее в психиатрическую больницу. Другого выхода не было. По крайней мере там не будет демонстраций. Веру на носилках, с капельницей, перевезли в психушку и поместили в одноместную палату.
- Случай неординарный, видимо ему есть объяснение. Нельзя травмировать больную.
- Я понаблюдаю за ней, не беспокойтесь, - пояснил психиатр коллегам из городской больницы.
Просмотрев историю болезни новой пациентки, Георгий Емельянович, ведущий психиатр больницы, задумался. Нежелание жить трудно поддается лечению, скорее рецидивы все-таки иногда доделывают начатое задуманное. А тут примешано чувство стыда, общего морального площадного избиения. Еще не разобравшись в сути происходящего, люди вынесли свой беспощадный приговор. Её нужно поберечь от контактов, которые снова могут нанести непоправимый вред. Внешне женщина выглядела чистой, прекрасной, одухотворенной нервной натурой. Но жизнь показывала контрасты между внешностью и содеянным. Через несколько часов, вполне достаточных для сна, он вошел в палату. Вера уже проснулась и смотрела на него. Санитарка, дежурившая в палате, встала и вышла.
- Меня зовут Георгий Емельянович, я врач-психиатр.
- Психиатр, - повторила Вера тихо.
- Не бойтесь этого звания. Сейчас я именно тот, кто больше всего нужен.
Вера слушала молча. Она решила свою судьбу и сейчас ей было безразлично, что скажет этот приятный человек с глазами, проникающими в душу, среднего возраста, с хорошими манерами.
- Вы решили, что ваша жизнь закончена и всё это, благодаря мнению кумушек, рассуждающих о неведомых им явлениях со своего потолка. Я уверяю вас, время разберется, кто прав, кто виноват. Я абсолютно отторгаю людскую молву и понимаю вас.
- Вы, доктор, а это как священник-утешитель, - мрачно промолвила Вера. - Не заткнёшь рот каждому, кто захочет посудачить обо мне.
- Но жизнь одна, вы можете продолжить её где-нибудь далеко отсюда.
- От себя не убежишь.
- Вы можете рассказать мне всё?
- Сейчас нет.
- Хорошо, я подожду. Мы с вами разберемся вместе в ситуации и я помогу вам.
- Мне может помочь только Господь Бог.
- Вот и хорошо, что вы верите. Может случиться чудо, которое сразу же излечит вас.
- Я жду этого чуда уже двенадцать лет. Оно пока задерживается.
- Не будьте маловерны, позвольте провидению вмешаться в вашу судьбу.
Вера заплакала. Она не могла остановить потока слез и сквозь них что-то отрывочно говорила, высказывала свою боль. Мудрый доктор слушал и понимал, что эта женщина ни в чем неповинна, попала в сложный переплет обстоятельств, где нужна не только врачебная помощь, но и сотрудников правопорядка. Пока же она в глазах людей выглядела преступницей. Они проговорили довольно долго.
- Я вам рекомендую встречаться с приятными вам людьми. Кого можно впускать в больницу к вам?
- Василия. Папу. Мать. Мальчика по имени Василёк, если он пожелает меня видеть.
- Хорошо. Я ухожу, сейчас вам сделают инъекцию, вы отдохнёте.
- А если кто-нибудь придёт в это время?
- Вам нельзя быть в постоянном ожидании. Мы с ними оговорим время встреч. А сейчас успокойтесь и поспите, увидите, все наладится.
- Дай Бог.
Вошла медсестра сразу же после ухода доктора со шприцем в руках. Вскоре Вера уснула.
ДРУЗЬЯ ПОЗНАЮТСЯ В БЕДЕ
Василий поехал в больницу к Вере. Врач встретил его и объяснил ситуацию.
- Вы с нею можете встречаться. Вот график, когда возможно будет поговорить. Сейчас главное - снять нервное возбуждение и её полную апатию к жизни.
- Она серьёзно больна?
- Более, чем мы предполагали. Барьер жизнестойкости она перешла и теперь ей все равно, нежелание жить перекрывает мотивацию жалости к окружающим. А это значит, что попытка самоубийства может закончиться трагически.
- Как ей можно помочь?
- Словами утешения вряд ли. Они временно заглушают душевную боль, но желание умереть остается. Она слабовольна и для неё уход из жизни, способ прекратить страдания.
- Я постоянно работаю над поисками сына, но никак ничто не указывает на главного виновника.
- Вы собираетесь бросить поиски?
- Нет. У меня есть новый план действий. Пока рано говорить. Позже, если всё получится, Вера найдет своего сына.
- Которого отдала?
- Я не верю в это. И никогда не поверю.
- А вы хороший человек, - заметил доктор. - Жаль, что вы не вместе.
- Это дело времени.
- Я так не думаю. Она безразлична ко всем.
Василий уехал расстроенный. Он с Юрием вчера отыскал маршрут той дамы, о которой говорила Вера. Но ни фамилии, ни имени никто не знал, да и внешность только по описаниям, могла измениться за эти годы.
В отдел уголовного розыска вошла женщина, возраста чуть более тридцати лет, с волосами пепельного цвета, с огромной красной сумкой и таким же багровым румянцем на щеках. У неё тряслись руки.
- Что случилось? - спросил Юра, предложив предварительно сесть.
- За мной следят и меня преследуют.
- Кто?
- Не имею понятия.
- Ваше имя, отчество, фамилия.
- Костина Надежда Ивановна.
- Где вы живете?
Она назвала адрес, совпадающий с автобусным маршрутом, по которому они разыскивали мнимую Иванову из роддома.
- И как это проявляется?
- Мне в окно вчера вечером бросили камень. А сегодня я увидела, следующую за автобусом машину с затенёнными стеклами. Она шла до той остановки, где я должна была выйти. Я вернулась в салон, машина затормозила у остановки. А потом снова ехала за автобусом. Возле милиции я взяла под руку незнакомого мужчину, сказала ему, что мне плохо и вместе с ним в толпе, прошла к вам. Та машина остановилась, но он в толпе потерял меня. Я пригнулась, чтобы не показаться преследователю на глаза.
- Вы знакомы с водителем этой машины?
- Никогда не видела.
- Почему вы считаете, что кто-то может следить за вами?
Женщина замялась.
- Я боюсь рассказывать.
- Тогда ждите, пока он найдёт вас.
- Нет, - испугалась она.
Достав газету из сумки, раскрыла её на странице, где крупно было выведено: "СЕНСАЦИЯ из СУДа", и разглаживая перегиб страниц, тихо сказала:
- Я считаю, что это из-за газеты.
- Какое отношение вы имеете к статье?
- Тут описывается суд над Ивановой Верой Геннадьевной. Я её знаю. Я была той, другой Ивановой.
Юра присвистнул и вскочил с места. В это время в двери вошёл Василий. Юра знаком показал ему на стул и спросил женщину вновь:
- Вы были другой Верой Ивановой в роддоме, двенадцать лет назад?
- Да, - подтвердила она.
- Кто вас заставил назвать чужое имя? - вмешался Василий.
- Я точно не знаю его имени. Женщина, которая меня уговаривала назвала его Ханом. Я еще подумала, что это довольно странное имя.
- Что она вам предложила? - у Василия дрожал голос и руки.
- Она сказала, что женщина хочет лишить его ребёнка, так как уходит к другому. А он любит её и желает сам воспитывать малыша. Он еще тогда добавил, что она пьющая и гулящая особа и ей не подобает даже близко подходить к малышу. И молоко у неё пропитано наркотиками, нужно помочь спасти малыша. Мне жалко стало отца и я согласилась помочь.
