Больше всего на свете Раде хотелось сказать «нет» и позорно сбежать с Плаца, чтобы посидеть где-нибудь в одиночестве и подумать. А еще – приложить кусок снега к немилосердно болящей голове. Судя по ощущениям, кожу она не повредила, во всяком случае, кровь за шиворот не текла, но болело так, что хоть вой. Однако это был самый простой вариант, а анай ненавидели простые варианты. Тяжело вздохнув, Рада разогнулась и подняла ненавистные катаны.

- Я попробую еще раз.

- Роксана в твоей крови, Черный Ветер, - довольно кивнула Тала. – Давай. Следи за запястьем.

Сосредоточиться было очень сложно, да и от боли перед глазами все кружилось. Тем не менее, стиснув зубы, Рада заставила себя проделать все упражнение правильно и не покалечить себя при этом. Правда, сделала она все гораздо медленнее, чем наставница, да и левое запястье казалось совсем чужим и твердым, будто старое корневище.

Несмотря на все это, Тала удовлетворенно проговорила:

- Уже лучше. Все равно по-бхарски, конечно, но будем отрабатывать. А теперь иди-ка ты, отдохни. Кажется, на сегодня с тебя хватит.

- Но у меня еще занятия после обеда по стратегии, - вяло запротестовала Рада, морщась от боли в голове.

- Я передам Ийе, что тебя не будет. – Тала хлопнула ее по плечу и внимательно взглянула в глаза. – Кажется, ты и так уже сегодня достаточно повредила себе мозги, чтобы не калечить их окончательно на занятиях. Считай, что у тебя выходной. Отдохни как следует.

- Спасибо, первая, - устало выдохнула Рада, понимая, что Тала права. Вряд ли сегодня она еще была на что-то способна.

- Тогда до завтра, - кивнула та, забирая из рук Рады тренировочные катаны.

Рада устало подобрала коричневую форменную куртку с воротом-стоечкой и набросила ее на влажные от пота плечи. Она побрела прочь с Плаца, в сторону едальни, потирая надувающуюся на затылке шишку. Та распухала буквально с каждой секундой, а в ее центре чувствовалась болезненная вмятина. Глянув на пальцы, Рада обнаружила несколько капель крови и поморщилась. Все-таки разбила, и поделом. Значит, будешь внимательнее в следующий раз.

Народу в такой час на улице было немного, в основном Ремесленницы, занимающиеся обычной поденной работой. Разведчицы или тренировались в Ристалище, или отрабатывали стандартные построения в небе над Роуром, метрах в пятистах к востоку от Сол. Рада прищурилась, разглядывая, как горящие точечки строятся в разные геометрические фигуры, и вяло подумала, что скоро и она тоже будет летать вместе с ними. Правда, сегодня эта мысль не принесла такого восторга и радости, как обычно. Да что же со мной творится-то? Грустно, хоть удавись.

Хотя это было не совсем правильное слово. В груди все свернулось в тугой комок, а окружающее пространство буквально давило на нее со всех сторон, как будто Раду загнали в угол и замуровали в нем. Выхода не было нигде: сколько ни шарь руками по сплошным стенам из гранита, все нигде ни одной зацепочки. И непонятно было даже, отчего так. Разве что сны, что продолжали тревожить и терзать ее, не давая ни одной спокойной ночи передышки, или тяжелые тренировки днем, или невозможность вновь дотянуться до того светлого, легкого, невероятного во время вечерних медитаций, когда все, чего она добивалась, - это какая-то отупляющая полудрема. Рада поморщилась, вновь потирая шишку. Казалось, весь мир сейчас ополчился против нее.

Мимо, помахивая хвостом, пробежал большой лохматый рыжий пес, бросив на Раду любопытный взгляд и навострив уши. Его звали Лишайником из-за цвета шкуры, а может, из-за того, что он то и дело остервенело скреб себя за ухом длинной лапой или, оскалив зубы, выгрызал кого-то из густой шерсти на боках. Пока еще лежал снег, младшие Дочери впрягали его в сани и катались на этих санях по становищу с хохотом и криками. Как-то раз Рада видела, как одна из волчат оседлала пса и даже заставила его бежать вперед со всех ног. Вот только проехала она недолго, какие-то метров пять от силы, а потом Лишайник дернулся в сторону и свалил ее в сугроб под хохот всех остальных девчонок.

Проходили Ремесленницы с узелками на плечах или ведрами с водой, с корытами, в которых лежало грязное или чистое белье. Кто-то разгружал большую телегу с продуктами, что приехала с ближайших становищ. Одна совсем молодая девочка длинной хворостиной погоняла гусей, которые, ковыляя вразвалочку, тыкались длинными клювами в первую, едва успевшую проклюнуться на оттаявшей земле травку. Все при деле, все чем-то заняты и не задаются идиотскими вопросами. Одна я не только голову себе умудрилась разбить, но еще и куда себя деть не знаю. Впрочем, продолжать тренировку она сегодня все равно вряд ли смогла бы, да и так тошно было на душе, что хотелось убраться прочь, подальше от чужих глаз, и побыть одной.

Сначала ноги понесли ее в сторону едальни, но Рада глянула на солнце и передумала. Совсем скоро обед, туда потянутся разведчицы после утренней тренировки, набьется Ремесленниц и Младших Сестер. Все они начнут галдеть, смеяться, громыхать посудой, и без того болящая голова Рады разболится еще сильнее. Не говоря уже о том, что все будут спрашивать у нее, что случилось, а она не хотела, да и не знала, что ей отвечать на этот вопрос. И еще – там будет искорка.

Бросив еще один взгляд на едальню, Рада развернулась и побрела в сторону сосновой рощи, что подступала к становищу с севера, беря его в полукольцо. Шумели на весеннем ветру сосны, перешептывались, звенели тонкой, будто розовая кожица, корой. Солнечные лучи путались в их пушистых иголках, скакали зайчиками по оттаявшей земле, едва не поджигая сухой слой прошлогодних иголок у их корней. Голубое небо буквально текло сквозь лес, сочилось по нему вместе с солнечными лучами, и птицы на каждой веточке голосили, как оголтелые.

Рада мрачно надела в рукава свою куртку и застегнула ее до самого воротника. Разгоряченное после долгой тренировки тело моментально остыло, и она продрогла. Все болело, ныла голова, перед глазами кружились черные мухи. Видимо, приложила она себя гораздо сильнее, чем думала раньше. Но все это было неважно. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это убраться как можно дальше отсюда.

Ноги ступали по напитанной влаге земле, и она пружинила под подошвами коричневых сапог до колена на мягкой шнуровке. Отличная обувка, чтобы подкрадываться к врагу, но не очень подходящая для долгого марша. Мелочи, думай о мелочах. Так легче.

Протискиваясь между вставшими почти что стеной молодыми соснами, что высадили здесь всего восемь лет назад, Рада оставила за спиной становище. Густые колючие лапы отрезали звук, а птицы своими трелями заполнили все окружающее пространство так, словно никакого иного звука здесь больше и быть не могло. Теперь Раде казалось, что она вообще одна одинёшенька на всем белом свете, что она где-то далеко-далеко от людей, и это чувствовалось правильно.

Сны, да, конечно, это все сны. Мрачно глядя под ноги, она пробиралась между стволов. Кошмары про ее сына и дочь, которых забирают у нее. Искорка, что смеется ей в лицо, обнимая широкие плечи Алеора и уходя с ним прочь. Искорка, что обманывает ее, лжет ей, искорка, которая умирает на ее руках, а Рада совсем ничего не может сделать. Но это были простые кошмары, самые обыкновенные, с которыми легко было справиться, или, по крайней мере, не обращать на них внимания. Но были и другие сны.

Почти каждую ночь Рада просыпалась в холодном поту, тяжело дыша или постанывая, встречая испуганный взгляд Лиары. Она знала, что должна была кричать во сне или говорить что-то, а потому смотреть в глаза ее маленькой нареченной было невыносимо. В этих снах ее пытались обмануть, запугать, использовать. Ей приходили странные создания с глазами холодными, как у рыб, с острым запахом беды. Эти создания принимали лики ее знакомых и любимых и звали ее за собой, предлагали взять или съесть что-то. Некоторые из них, как та тварь, в самый первый раз, пытались завлечь ее в постель или взять силой, и от этого-то Раде было хуже всего. И как бы она ни пыталась отбиться от них, как она ни пыталась удрать из сна или сделать хоть что-нибудь, чтобы мука прекратилась, ничего не выходило.