- Не обращай на нее внимания, - негромко посоветовала ей Торн, когда Лара наконец вышла из-за стола, чтобы потанцевать с какой-то молодой Ремесленницей. – У нее отвратительный нрав, и она любит задираться ко всем. Сама царица только через год своего правления смогла избавиться от ее нападок и хорошенько заткнуть ей рот.
- Я и не обращаю, - буркнула Рада, чувствуя, как до боли стискивают пальцы рукоять долора.
- То-то я и вижу, - хмыкнула Торн. Помолчав, она негромко, будто невзначай, добавила, не глядя на Раду. – Среди Каэрос не принято держаться за долор, если не собираешься вынимать его из ножен. Взрослые закрывают глаза на поведение Младших Сестер, которые только получили долор, потому что понимают, сколько это для них значит. Однако не стоит искушать судьбу слишком долго, ведь кто-то может счесть такое поведение оскорбительным. А если повод для драки будет недостаточно весомым, то жаль будет лишиться долора и заслужить наказание из-за какой-то глупости.
Рада благодарно взглянула на нее и приказала себе держать обе руки на столе. Торн никогда не делала ей замечаний в открытую, она осторожно наставляла и подсказывала тогда, когда это было нужно, и так, чтобы никто этого не слышал. Без ее помощи Раде пришлось бы туго среди вспыльчивых, ревниво охраняющих свою честь Каэрос. Надеюсь, однажды мы станем с ней хорошими друзьями, подумалось Раде. Раньше дружеские отношения с женщинами у нее не слишком-то получилось выстроить. Большая часть тех, кто окружал Раду, относилась к благородному сословию Мелонии, а благородные заводили близкие отношения только к своей выгоде, что Раду не слишком-то интересовало. Улыбашка была не в счет – с ней Рада не раз рисковала жизнью за Семью Преградами, а уж это кое-что да значило. С искоркой вся дружба плавно переплавилась в глубокое и огромное как океан чувство, в котором нежность и преданность сплелись так крепко, что и не отделить одно от другого. Вот и получалось, что Торн была первой женщиной, с которой Раду связывали действительно дружеские отношения, основанные на взаимной симпатии и интересе к жизни друг друга, а не в силу обстоятельств и любви. И это было Раде по-своему дорого.
Солнце опустилось за край земли, буквально рухнуло за высокие синеватые макушки гор, и облака над кромкой снежных шапок окрасились изнутри розово-алым. Рада, прищурившись, поглядывала туда. Закат больше не был тем болезненно-ярким сиянием, которое несла с собой зима, краски не казались больше вытертыми и какими-то тревожными. Наоборот, на небе сквозь мелкие разрывы в тучах, которые за день все-таки попытался разбросать ветер, да так до конца и не справился, проглядывали густо алые, теплые лучи солнца.
Совсем ведь скоро весна. И сегодня – слом, с которого она начнется. Рада затянулась табаком, ощущая, как покалывает горло. Нуэргос растили прекрасный табак, гораздо чище и крепче того, к которому она привыкла в Мелонии, но от него всю глотку сводило, будто кто-то ее изнутри наждаком натер.
В голове бродило приятное головокружение. За целый день выпито было уже достаточно много, чтобы Рада ощутила опьянение, хоть прикладывалась она и не слишком часто, да и закусывала хорошо. А здесь было чем поживиться. Раскаленное, пропахшее дымом и ароматными травами мясо кабана, кровавое и такое вкусное, что она даже не ждала, когда куски до конца остынут, и глотала их, обжигаясь и шумно дыша с открытым ртом, чтобы хоть как-то остудить. Баранина, нашпигованная чесноком, пересыпанная кинзой, розмарином и сушеным базиликом, натертая острым красным перцем. Свежайшие лепешки, которые пеклись в двух шагах от стола на раскладной жаровне. Блины с завернутой внутрь копченой рыбой и икрой. Бесконечная череда запеченных овощей, рыбы, фруктов, сладостей. Еще два часа назад Раде начало казаться, что ремень с долором чересчур сильно давит на живот. Теперь она была уже уверена в том, что еще пара тарелок – и желудок просто лопнет, как переспелый арбуз.
Взгляд ее обежал танцующее становище. Костер заливал все вокруг таинственным, мерцающим, манящим светом, и на его фоне силуэты анай казались какими-то дивными существами, и не людьми вовсе, а танцующими богами. Или просто хмель ударил Раде в голову сильнее, чем она думала? Пришло время танцев, и теперь уже у столов осталось сидеть не так уж много сестер: в основном взрослые или те, кто уже отбил себе все ноги за долгий день.
Остальные высыпали на Плац и лихо отплясывали под задорную музыку, которую играла уже третья или четвертая по счету смена музыкантов. Воины держали друг друга за плечи, построив цепь, и все вместе танцевали какой-то сложный танец, что убыстрялся с каждой минутой. Суть его состояла в том, чтобы не путаться, а того, у кого ноги заплетались, со смехом выпихивали из строя. В конце оставалось всего двое-трое самых стойких, и победителю дарила свой поцелуй Жрица под бурные овации, свист и приветственный рев остального клана. Отдельной группой плясали Младшие Сестры, завидущими восхищенными глазами глядя на взрослых, но не решаясь подойти к ним. Между ними кружились пары, обнимающие друг друга и летящие в танце, словно бабочки, а под ногами с хохотом носились крохотные дети, мешаясь всем сразу. Три или четыре мотива звучали со всех сторон Плаца, начиная с самого медленного и тоскливого и заканчивая бешеным ритмом воинской пляски.
И надо всем этим было небо, похожее на состриженную овечью шерсть, которую растянули прямо поверх усыпанной светлячками травы. А светлячки подглядывали за Радой сквозь разрывы в пушистых тучах, и небо казалось темным и бездонным, и отчего-то – очень зовущим. Она выпустила вверх несколько колечек дыма, наблюдая за тем, как они плывут по бездвижному воздуху. Совсем скоро у меня будут крылья, и я смогу летать. Роксана! Я понимаю, для Тебя это самое обычное дело, ведь все Твои дочери только и делают, что болтаются в небе, но для меня это и вправду чудо. И вправду.
У стола они с Утой остались вдвоем. Все остальные или танцевали, или наполняли свои тарелки у костров. Кое-кто уже ушел отдыхать: все-таки праздник начался с самого утра, и никто не отказывал себе в питье и угощениях. Да и взрослые семейные сестры предпочитали использовать свободный день, чтобы побыть с близкими или просто поспать. Насколько Рада успела уже заметить, свободные дни в становище выдавались редко.
Ута смотрела перед собой стеклянными глазами, то и дело начиная часто моргать или двигать бровями вверх-вниз. Судя по всему, разведчица достаточно сильно набралась и сейчас всеми силами пыталась понять, где находится. Да оно и неудивительно. Пару часов назад Лэйк и Магара предложили игру на выживание: пить по кругу залпом без закуски по стопочке крепчайшего ашвила Каэрос. И если поначалу первые перьев с радостным ревом подключились к игре и принялись закидывать в себя одну за другой меру горящего напитка, то уже через полчаса в игре остались только две царицы. В конце концов, поглядев друг на друга, обе со вздохом решили прекратить состязание. Как поняла Рада, сальважья кровь не слишком-то способствовала опьянению, и Лэйк с Магарой рисковали лишь уничтожить все запасы ашвила, что были в становище, и при этом только чуть-чуть окосеть.
А тебе, дуре упертой, уж точно не стоило в этом участвовать. У тебя-то сальважьей крови нет, хоть есть эльфийская. Но как видно, этого просто недостаточно. Рада вновь затянулась, глубоко и сильно, чувствуя, как странно покачивается под локтями стол. Или ей только это казалось? Вообще-то она могла гордиться собой: продержалась достаточно долго и вышла из игры едва ли не последней. Да только сейчас уже, когда голова кружилась, а звуки праздника бухали в ушах как-то слишком густо и гулко, она уже не совсем понимала, зачем вообще во все это ввязалась.
Стол под ней дрогнул еще раз, уже сильнее, и Рада нахмурилась, пытаясь понять, что вообще происходит. Не могла я так надраться, чтобы мне привиделось землетрясение. Не могла и все.
- Прекратите качать землю, проклятые бхары! – пробормотала рядом Ута, невнятно и тихо. – Наставница не любит такие вещи… - голос ее становился все тише, все медленнее. – Наставница может разозлиться. И тогда уже никакие утята вам не помогут, хоть они и очень милые, и вообще…