- Да ладно. Твои штуки не поломаешь, – хмыкнул «красный», опираясь на дверь и поворачиваясь к Речнику боком. Рука его лежала на поясе и как бы невзначай касалась рукояти бластера – этот сармат ни на миг не забывал об оружии.

- Толково ты придумал, Гедимин, – примирительно сказал он, заметив недовольство «чёрного». – Вот и наладили утилизацию макак. А всего-то делов – коробку пристроить к реактору…

«Утилизация…» – Фрисс стиснул зубы, медленно поднимая бластер. «Что внутри?!»

Луч сверкнул, как ему показалось, ослепительно ярко, сармат в красном дёрнулся, но уйти не успел. Приклад его оружия вспыхнул и разлетелся раскалёнными брызгами, одежда на боку лопнула и потекла чернеющими каплями. Сармат схватился за обожжённый бок, прижимая к груди руку, забрызганную расплавом, и с глухим воем покатился по полу. Гедимин, не издав ни звука, бросился на Фрисса – и Речник шарахнулся, дрогнувшим пальцем нажимая на кнопку. Его ожгло холодом, словно смерть пролетела мимо. Он метнулся прочь от растянувшегося на полу сармата. Луч прожёг Гедимину лодыжку, обугленная рана ещё дымилась, но сармат по-прежнему молчал. Вцепившись пальцами в пол, он пытался встать, жёлтые глаза потемнели от боли и ярости.

«Гедимин…» – Речник до боли в пальцах сжал рукоять бластера двумя руками. Огромный сармат уже приподнялся, припал к полу, словно зверь, готовый к прыжку. Фрисс с тихим стоном направил бластер ему в лицо.

- Гедимин, ты… ты не помнишь меня? Я Фриссгейн… ты спас меня, помнишь? Мы нашли станцию…

Он смотрел в потемневшие глаза, медленно сходящиеся в щёлки, и холод накатывал на него волнами – даже горячая рукоять бластера не могла согреть леденеющие пальцы. Фрисс судорожно сглотнул и отступил на шаг, не опуская оружие.

- Гедимин, ты… я не хотел ранить тебя! Подожди немного, я найду лекаря. Ваши раны залечат, вас никто больше не обидит…

Он развернулся и выстрелил в светящийся пульт. Фрил разбрызгался кипящими каплями, засовы вмиг сжались, втянулись в дверную створку, и люк с тихим лязгом откинулся. Речник быстро обернулся – Гедимин лежал неподвижно и смотрел на него ненавидящим взглядом, второй сармат тихо стонал, скорчившись на полу.

- Я не знаю, зачем вы воюете, – прошептал Фрисс. – И я не хочу воевать с вами. Но я узнаю, что за дверью…

Он шагнул на высокий порог, перехватывая бластер за сопло. Яркие огоньки сверкнули на прикладе, что-то негромко хрустнуло под ногой. В коробе было темно, запах гари резал ноздри – Фрисс даже закашлялся, и бластер задрожал в его руках, бросая красноватые лучи на то, что хрустело внизу.

Речник стоял на костях – они обуглились, уже начали рассыпаться на части, сероватый пепел лежал вокруг, ещё сохраняя форму тел, но быстро развеиваясь под впущенным в люк сквозняком. Фрисс медленно сделал три шага, поднял «светильник» над головой и глухо застонал.

Кости и пепел, только кости и пепел, расплавленный фрил, стёкший на пол и намертво прилипший… Здесь было много мертвецов – может, сотня, а может, две, пепел поднимался по щиколотку, и в нём похрустывали хрупкие прогоревшие кости. Странно – угли не были горячими, но что-то пугающее жило ещё в них. Речник, сам не зная зачем, потянулся к поясу, но ничего не нащупал.

Что-то скрипнуло снаружи, а затем за спиной Фрисса послышался тяжёлый грохот, и он провалился во мрак вместе с тусклым «светильником»-бластером. Люк захлопнулся.

Вырвавшись из груды пепла, Речник навалился на дверь, но тщетно – она закрылась намертво. Снаружи он слышал тяжёлое дыхание и странный треск.

- Гедимин! – крикнул Фрисс, налегая на дверь. – Хаэ-эй!

Сбоку что-то загудело, резкий белесый свет полился под ноги. Речник повернулся на звук и увидел, как втягивается в потолок толстая блестящая стена. За ней была вторая, а за ней – свет, ослепительный, белый с зеленоватыми проблесками. Жар ударил Фриссу в лицо.

- Лучи! – выдохнул он, глядя на свои пальцы, багровеющие и вздувающиеся волдырями. Боли он не чувствовал.

- Гедимин… – прошептал Речник, медленно оседая на кучу пепла. Ослепительно сияющая стена подёрнулась серой пеленой, быстро густеющей.

- Зачем же, зачем… – он ткнулся лицом в обугленные кости. Вокруг остался только мрак и гул крови в ушах.

- Гедимин…

Вода, пахнущая чем-то сладким, выплеснулась ему в лицо, и он закашлялся, отплёвываясь от папоротникового сока. Его подхватили за плечи и крепко встряхнули, наклоняя голову вперёд.

- А-арх, – прохрипел Речник, мотая головой. Перед глазами плыл туман, прорезанный зелёными сполохами.

- Мрра-а-ау! – заорал кто-то под боком и ударил Фрисса в бедро. Речник вскочил, хватая ртом воздух. У его ног дёргал лапами и испуганно вопил Алсаг – его шерсть тускло белела во мгле.

- Да что же с вами всеми… – пробормотал Нецис, почти невидимый во мраке, наклоняясь над котом и крепко его встряхивая. Алсаг дёрнулся, распахнул светящиеся глаза и с жалобным писком обмяк. Фрисс обхватил мохнатое тело обеими руками. И его, и кота трясло.

- Он сжёг их всех, – прошептал Фрисс, глядя в пустоту. – Построил печь, чтобы сжигать живых… Он не мог, это всё – лживые мороки! Гедимин никогда, никогда не убивал беззащитных, он же…

Не договорив, Речник застонал и крепче прижал к себе напуганного хеска. Тот вздрогнул всем телом и попытался зарыться головой в одежду Фрисса.

- Он бы не стал даже под угрозой смерти, – шептал Речник, не замечая ничего вокруг. – А я… Вайнегова Бездна! Я выстрелил в него… я ранил Гедимина, я стрелял в безоружного… целился в раненого, в беспомощного… Боги мои, что за проклятие…

- Мрра-ау! – взвыл Алсаг, колотя лапами по воздуху. – Пусть мёрртвые убирраются пррочь, я никогда не стану такой меррзостью! Пррочь, пррогнившие мерртвяки, уберрите от меня лапы!

- Та-а, илкор ан Ургул, – прошелестел Нецис, проводя по губам Речника и носу кота мокрой ладонью. Резкий запах незнакомых трав ударил в ноздри, Алсаг громко чихнул, Фрисс вытаращил глаза и выпустил кота.

- Река моя Праматерь! – Речник взглянул на Нециса, только сейчас осознав, что мороки развеялись, и он снова на стоянке посреди Великого Леса, и пахнет вокруг мокрым мхом и прелой листвой. – Ох ты… Нецис, это мы тебе спать не даём?

- Пустяки, Фрисс, – отмахнулся Некромант, подтаскивая поближе свой спальный кокон. – Вы звали на помощь – разве я мог не прийти?! Но всё же, илкор ан Кигээл, одна вещь мне очевидна. Пора нам завязывать со сном до заката…

Поутру все путники были угрюмы, молча жевали зачерствевшие припасы и украдкой смотрели друг на друга. Фрисс багровел от стыда и стискивал зубы, Алсаг не поднимал взгляда от миски, Нецис задумчиво копался во мху. Над путниками, тихо шелестя, разворачивались перистые листья Чокры, на ночь свернувшиеся клубком. С них свисали крепко приклеенные нити чьей-то икры. Одна не удержалась и упала на голову Некроманта. Нецис невозмутимо подобрал её, растёр икринки между пальцами и довольно хмыкнул.

- Некоторые рецепты норси поистине удивительны, – задумчиво сказал он. – Как-то мне довелось попробовать засоленную икру канзисы…

- Река моя Праматерь! А засоленные камни ты здесь не пробовал?! – не выдержал Фрисс. – Какой страшный голод должен тут быть, чтобы медузью икру потянули в рот?!

- И в тебе, Фрисс, есть нечто удивительное, – покачал головой Нецис. – К примеру, твоё отношение к некоторым видам пищи…

Флона переступила с лапы на лапу, рыкнула и потянулась к шевелящемуся листу Чокры. Лист тут же свернулся и юркнул в расщелину корня. Двухвостка обиженно взревела и громко затопала, разбрасывая вокруг обрывки мха.

- Пойду нарежу листьев, а то она не уймётся, – вздохнул Речник, прикидывая расстояние до ствола, из которого торчали перистые пучки. – Без меня друг друга не ешьте!

…Речник спрятал кошель с красками и внимательно посмотрел на разрисованную руку. Чёрные тонкие линии обхватили запястье, красные «лучи» протянулись меж пальцами, врастая в багровую дугу-полукруг. «Я верен долгу,» – читалось в чёрных и алых завитках, – «и надежда меня не покинула».