Где ее страх, где усталость и истерика? Да, она была изрезана, поцарапана, но сейчас, при свете лампочки, все это казалось искусным гримом, включая и ту, якобы страшную рану. Страшнее выглядела ее душа, но эту рану уже было не излечить.

— Моя настоящая фамилия — Яксли, — сказала Элиза.

Питеру понадобилось время, чтобы осознать.

Яксли.

Одно из чистокровных семейств, одно из тех, что порождает таких, как Эрнест или таких, как Мальсибер. Все ее отсутствия и тайны — лишь часть большой игры, куда большей, чем обыкновенная измена. И он — часть ее игры. Идиот, придурок, наивный тупица!

Питер смотрел на нее в немом ожидании, но Элиза больше не сказала ничего. Видимо, она посчитала, что произнесенный фразы будет более, чем достаточно для такого ничтожества, как он».

— …ну а когда наговоришься, действуй четко. Сотри его воспоминания и внуши ему, что это он — предал Поттеров. Он должен сойти за убийцу. — Люциус помолчал. — Или за убийцу сойдешь ты.

Элиза усмехнулась.

- Я знаю цену ошибки, Люциус. — Она помолчала и сама не зная зачем поинтересовалась: — Что станет с его разумом после этого вмешательства?

— Полагаю, он частично потеряет рассудок, — пожал плечами Люциус. — Та мысль, что ты внушишь ему, будет казаться его подсознанию слишком дикой, так что он будет отвергать ее, но у него не хватит фактов. Он забудет все, что могло бы противоречить новому знанию, и все, что ему останется — лишь ничем неподтвержденные ощущения. Это в конечном итоге, вероятнее всего, раздвоит его личность и сделает обыкновенным психом. Он инстинктивно кинется в бегство, а когда его начнут искать, среагирует неадекватно. Не думаю, что он проживет слишком долго, так что, если это тебя волнует, он не будет мучаться. — Люциус провел гребнем по особенно длинной золотистой пряди. — Здесь не о чем беспокоиться, Лиз, мы все выбираем свой путь сами. Кто-то желает быть на стороне победителя, кто-то на стороне проигравшего. Он свою сторону выбрал, и ты не в ответе за это.

Элиза скованно улыбнулась Люциусу в зеркале.

Ей не хотелось поступать с Питером так, но ей нужно было выбрать между ним и собой, а этот выбор она сделала уже давно.

«Элиза подняла палочку и отчетливо, как ее учил Мальсибер, произнесла: «Обливиэйт!», и хрупкий маленький мир Питера потонул в черноте, чтобы очень скоро наполниться ложными воспоминаниями о том, чего он никогда не совершал. Воспоминаниями, в которые он за всю свою долгую крысиную жизнь так и не смог поверить до конца. Но они все равно сломали его, превратив в жалкое подобие некогда чудесного человека, и дороги назад для Питера больше не было.

Как не было ее и для Элизы».

— Удачи, сестренка.

— Я не подведу, брат.

Сириус, ноябрь 1981

Вокруг было темно, сыро и Сириус представлял, как по коридорам между камерами передвигаются огромные дряхлые мокрицы. Именно такое ощущение у него вызывали дементоры. Он чувствовал, как они отчаянно пытаются высосать из него всяческие соки и натыкаются на невиданный им ранее барьер. Дементоры пытались пробраться к Сириусу в самое нутро, чтобы забрать все самое вкусное и ценное изнутри него, но у них ни черта не выходило, потому что воспоминания Сириуса были бесконечны, как океан за стенами темницы, и они же порождали в нем столько чувств, что не хватило бы и сотни этих улиток в капюшонах, чтобы избавить его от них.

Сириус закрыл глаза, и мир разноцветными пятнами завертелся вокруг.

…Выпускной Мародеров и A&B.

Великое событие!

МакГонагалл, невероятно гордая своим выпуском, вручала дипломы, смахивая с глаз скупые слезы. Флитвик деловито кряхтел, что-то втолковывая мадам Стебль и уверял всех окружающих, что таких послушных, удивительных и талантливых детей он никогда еще не обучал. Джеймс попеременно фыркал, то от речей Флитвика, то от речей Слагхорна, и неустойчиво покачивался рядом с Ремусом, так как умудрился набраться еще до вручения дипломов.

Сириусу казалось неправильным быть там после всего совершенного, но он спросил себя: «Какого черта? Не прийти на собственный выпускной?!» и первым прибыл на квиддичное поле в парадной мантии и с квадратной академической шапочкой на голове. Его изрядно веселил тот факт, что ему удалось доучиться до последнего курса, прекрасно сдать экзамены (уступил лишь Ремусу на Истории Магии) и даже дожить до выпускного.

Все вокруг были красивые и гордые, светящиеся улыбками, как будто бы позабывшие про войну, и Сириус фыркал всякий раз, представляя, что бы сказала Беата, если бы на нее попытались все это напялить. И когда он представлял это, ему становилось легче.

Потом были танцы.

Фейерверки полыхали над Хогвартсом, грозясь взорвать защитное поле и мракоборцев, патрулирующих небо. Вокруг разносили сливочное пиво, прыгали лепреконы и танцевали феи. В пудинге был бурбон. Сириус не знал, кто его туда налил, но вкус был до безобразия явным. В мороженом в форме символов всех четырех факультетов был виски. В одной бочке, предназначенной для компота, плескался ром, и все преподаватели делали ангельские глаза, пробуя пищу и будто бы совершенно ничего не замечая.

Хогвартс стонал от громких криков, шуток, веселья и танцев.

Танцевали всё: и вальс, и танго, и самбо, некоторые даже одновременно. Девчонки, слепящие, нарядные, молоденькие кружились в своих платьях, и вокруг пестрило от карминного-аквамаринового-изумрудного-горчичного. Повсюду тянулись столы с едой, словно весь Хогвартс, включая его угодья, превратился в одну огромную ярмарку счастья и пиршества.

Сириусу тоже было пьяно и весело. Он забывался, купаясь в чужом смехе и в крепком алкоголе. Сегодня был удивительный день. Сегодня был такой день, будто Мародеры вместе с A&B разом сошли с ума и выпустили на свет лучшие свои шутки, а преподаватели вместо наказания назначили им за это награду.

Сириус приклеился спиной к какому-то дереву, клонящему тяжелую крону к сырой земле. В руках его была бутылка и янтарный виски завораживающе покачивался внутри вместе с Сириусом.

— Я тебя вижу, Паркер, — пьяно и хитро прошептал он в пустоту.

Эмили сидела подле дерева, слева от Блэка, завернувшись в свою мантию, такую непроглядную, будто вытягивающую весь свет извне. У нее был все тот же взгляд, что и последние пару месяцев — сосредоточенный и механический.

— И я тебя вижу, Сириус, — наконец глухо отозвалась она.

Сириус хмыкнул и плавно стек по дереву вниз, царапая куртку о шершавую кору.

— Поздравляю с блестяще сданными экзаменами. — Он помолчал. — Видел тебя с одним старым мужиком из Аврората. Тебе уже предлагают места?

— Просто уйма предложений, Блэк.

— И куда ты пойдешь?

— Подальше от людей.

Сириус фыркнул.

— Лили, Цисса, мой братишка и… Нюниус. Кто бы мог подумать?

— Иногда полезно обращать внимание на тех, Блэк, кто привлекает его меньше всего.

Сириус вместо ответа вытянул руку влево и виски призывно забултыхался внутри бутыли. Эмили помедлила, но все-таки взяла бутылку из его руки.

— Мне нельзя пить алкоголь из-за зелий, что я принимаю, — сказала она, задумчиво разглядывая янтарные отсветы на стеклянных стенках.

— Мы с тобой оба знаем, что никакие зелья ты, Паркер, не принимаешь. Они мешают тебе думать, а ты не согласна это терпеть.

— Ты не говорил об этом Ремусу? — ее голос дрогнул.

— Никому. Даже собственному пистолету.

— А у тебя его не отобрали?

— Нет… я сделал реплику. МакГонагалл плохо разбирается в маггловских штучках.

— Ясно.

Послышался звук булькающей жидкости, а затем кашель Эмили. Мимо них проплыла Нарцисса в совершенно восхитительном платье нежно-салатового цвета и белой орхидеей в высокой прическе, но под этим деревом они словно стали невидимками, и Нарцисса не обратила внимания на двух полулежащих студентов. Мало ли, кто там валяется и сколько он выпил.

— Слушай, Паркер, у меня к тебе просьба.

Эмили молчала, но он услышал, как она пошевелилась, поворачивая голову.