Люциус искоса взглянул на нее, растянул губы в ядовитой улыбке и медовым голосом сказал:

— Лишь жду, когда ты поймешь, что тебе здесь места нет.

Слова прозвучали, и Люциус на мгновение пожалел, что выразился излишне резко. Он не любил прямых бесед и громких слов, которых не вернуть назад.

Элиза прищурилась.

— Я это поняла, уже однажды войдя сюда. Тогда был жив твой отец, и его дух, которым пропитан весь этот дом, словно бы говорил мне: «Уходи». — Она улыбнулась, вспоминая. — Мне было очень неуютно, Люциус. Я чувствовала себе не просто чужой — мне казалось, что я непрошенный воришка, который незаконно проник в чужой дом и даже не способен утащить все то, что здесь есть. Но после я поняла… Поняла, что все так и происходит в вашем мире. Для того, чтобы быть в нем своей, приходится отстаивать свою территорию и идти по головам.

— Но это не твоя территория, — Люциус поднял бровь.

— Я имею право находиться здесь по праву крови.

Это стало последней каплей.

Люциус расхохотался так громко и зло, не сдерживаясь, что домовики боязливо прижали длинные уши к своим большим головам. Смех Люциуса звенел в стеклянной утвари, наполнявшей многочисленные буфетные шкафчики, разносясь по всему нижнему этажу. Элиза смотрела на него так, будто он окончательно сошел с ума. Смех Малфоя оборвался так же резко, как и начался, и лицо его стало злым.

— По праву крови? — зашипел он. Элиза почувствовала, как капелька слюны попала ей на щеку. — И это говорит полукровка, чья мать добровольно вышла замуж за маггла, не имеющего никакого отношения к магии? Не за магглорожденного. За маггла!

— Не нужно, Люциус, — лицо Элизы как зеркало отразило лицо Люциуса. — Не нужно клеймить меня поступками матери. Я не просила у нее такого отца и такого выбора, она сделала его за меня. Еще до моего рождения! И теперь я считаю, что имею право вернуться.

Люциус улыбался, сверкая серыми стальными глазами, рассматривая Элизу взглядом палача, забавляющегося с жертвой.

— Как тебе спится по ночам, Элиза? — едва слышно спросил он наконец.

Элиза секунду непонимающе смотрела на него, затем вздрогнула и отодвинулась вместе со стулом. Вилка с резким звоном упала на пол, но домовики даже не шелохнулись, чтобы поднять ее.

— Ты знаешь про зелье? — выдохнула Элиза.

— Конечно, я знаю про зелье! — воскликнул Люциус.

— Что я пила его? — Элиза пораженно уставилась на него.

Они мгновение смотрели друг другу в глаза. На лице Элизы появлялся ужас, на лице Малфоя — понимание.

— Ты выпила зелье сама? — резко спросил он.

— Ты подлил мне его? — прошептала она.

Вновь наступила тишина.

— Сумасшедшая сука… — прошептал Люциус. — Тебя даже зелье не взяло…

— Ублюдок! — выплюнула Элиза в ответ. — Решил избавиться от меня моим же оружием?!

Она вскочила, чуть не опрокинув серебряный кубок с соком, нависла над столом, будто разъяренная белая птица. Сейчас она была похожа на Эрнеста Яксли в худшем из его настроений. Сходство было просто удивительным, и Люциус в очередной раз подумал, что всех Яксли, наверное, выводили искусственно, пестуя их и взращивая с одной лишь целью — резать и убивать.

Мать Элизы оказалась очень неожиданным и, скорее всего, единственным исключением из семьи. Странно, что она осталась жива после того, что сделала.

Элиза постояла так с полминуты, вся напряженная, как сжатая пружина, а после вылетела из столовой, едва не врезавшись в Нарциссу Блэк. Отшатнулась в сторону, не промолвив и слова извинений, и исчезла в проеме. Хлопнула дверь, затем еще одна, и все стихло.

Эрика, все это время стоявшая на балконе в своем длинном платье и теплой шали, так и не пошевелилась. Ее фигурка, замершая на фоне восходящего солнца, казалась статуей, вырезанной из редкого разноцветного камня.

Простучали каблучки, повеяло слабым запахом духов, и в столовую вплыла Нарцисса. Она шла уверенно, но осторожно, будто ступая по полю с магическими ловушками, готовыми вот-вот взорваться.

— Я полагаю, разговор прошел не очень радужно, — осведомилась Нарцисса, остановившись подле стола и разглядывая бледного, тяжело дышащего Люциуса.

Малфой поднял на нее глаза, чувствуя, как бисеринки пота скользят по лбу, шумно вздохнул и дернул головой.

— Я не хочу об этом говорить. — отрезал он.

Люциус порывисто поднялся из-за стола и, чеканя шаг, прошел к витой лестнице, поднялся по ней и скрылся в зияющей пасти второго этажа. Нарциссе оставалось лишь пожать плечами. Она ожидала чего-то подобного от этих двоих и отсчитывала секунды до наступления бури.

То, что Элиза добровольно выпила зелье… Нарцисса не знала, что она чувствовала больше — уважение или страх перед человеком, способным на подобное. Но находиться в одном доме с Элизой ей теперь совсем расхотелось. Удивительно, как только Эрика умудряется не замечать происходящего под самым ее носом.

Нарцисса опустилась за опустевший стол, скользнув взглядом по будущей свекрови на открытом балконе, и небрежно махнула домовикам, чтобы они накрыли ей к завтраку. Не успела она разгладить матерчатую салфетку на коленях, как в окно влетела пестрая сова с подвижными глазами-бусинками, опустилась на стол и опустила клюв в кубок Элизы. Нарцисса мимоходом отметила, что пить из этой посуды она бы не стала. Вдоволь напившись, сипуха подошла к Нарциссе, протягивая той лапу с конвертом.

«Спасибо», - только и значилось в короткой мятой записке.

Нарцисса на секунду замерла, а после превратила бумагу пепел взмахом палочки и умиротворенно вздохнула.

Значит, Лили Эванс и все Мародеры предупреждены о Гонках. Значит, у Эмили Паркер все-таки будет шанс спастись.

Нарцисса прикрыла глаза. В очередной раз она смогла откупиться перед своей совестью. Но что будет дальше? ..

Так или иначе, она знала одно — какой бы ни была Эмили и что бы она ни сделала Люциусу, она не заслужила оказаться в застенках Мальсибер-мэнора. Нарцисса знала не понаслышке, что там происходит. Она видела, что он делает со своими игрушками и теперь посчитала нужным вмешаться.

Будем надеяться, что Ремус Люпин действительно готов ради Эмили Паркер на все, как он и говорил.

***

Блэкшир

Джеймс был похож на взъерошенного пса, озлобленного, загнанного, но не утратившего веру в свои силы. Ремус выглядел не лучше. Они почти не спали, почти не разговаривали и словно ищейки шли по следу.

Косой Переулок не дал им ничего. Андромеда с Питером вернулись из него потрепанные, в рваной одежде, в порезах, с синяками и выглядели так, будто их чуть не забрали в ад. Пожиратели в Переулке последнее время стали совершенно неуправляемыми, и стоило им заметить хоть сколько-нибудь подозрительных с их точки зрения личностей, они устраивали дикие расправы. О том, чтобы кто-то из местных жителей что-то рассказал не шло и речи. Все пребывали в диком страхе.

Лавочник из той злополучной аптеки словно исчез с земного шара, что было вполне возможно, учитывая, что никто не стал бы с ним церемониться. Пролезть в Малфой-мэнор они так и не смогли, продолжая кружить в его окрестностях и пытаясь придумать способ проникнуть внутрь, не вызвав лишнего шума.

Никто из них не боялся быть обнаруженными. Они были готовы идти до конца, но понимали, что стоит Малфою почуять опасность, как он сбежит через многочисленные потайные ходы, забрав с собой Эмили. Если она вообще была там.

Их вылазки длились по паре дней, но неизбежно возвращали их в Блэкшир, где Блэк надирался до невменяемого состояния, чтобы на следующее утро подняться с черными кругами под глазами и очередным безумным планом.

Нельзя сказать, чтобы их старания были бесполезными. Несколько раз они умудрились отбить атаки Пожирателей, напавших на простых жителей. Несколько раз им даже удалось ранить их и, судя по всему, вполне серьезно. Однажды они, кажется, пересеклись с самим Волдемортом и едва унесли ноги. Но Эмили это все равно не могло вернуть.

Кульминацией стало письмо, пришедшее к Лили Эванс ранним утром. Когда она разворачивала его под настороженными взглядами друзей, ее лицо вытягивалось от удивления и ужаса.