На улице завывал ветер, воняло гарью и старым мусором, на третьем этаже соседнего дома реяли, как флаг, черные простыни, вывешенные на просушку.

И была еще одна маленькая, пугающая Ремуса до дрожи деталь.

Эмили пропала.

И вряд ли она просто ушла выпить кофе, позабыв его предупредить.

========== Глава XXVIII: Маленькая птичка в большой клетке ==========

Мальсибер-мэнор

Подрагивали язычки свечей, оставляя на красных бархатных подушках теплые оранжевые кляксы. Повсюду были алые ковры, золотые чаши и громоздкие канделябры, разномастные столики с поблескивающими серебром непонятными приборами. Пахло горячим воском, мускатом и оливковым маслом. И не было ни одного, даже самого крошечного окна. Округлая, обитая алым войлоком комната была похожа на вывернутую наизнанку подушку — все в ней было мягким и пушистым.

Эмили едва разлепила глаза, ощущая себя если не варенной, то хорошенько пропаренной — казалось, что здесь стоит невыносимый жар. В глазах плыли багряно-желтые пятна, и кончики пальцев едва чувствовались. Эмили порывисто вздохнуло, упрямо заставила себя распахнуть глаза и беззвучно вскрикнула. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы привести мысли в порядок и худо-бедно успокоиться.

То, что поначалу она приняла за человека, оказалось лишь белеющей на подиуме удивительной красоты статуей, воздвигнутой прямо по центру круглой комнаты. Эмили уставилась на нее во все глаза, не в силах оторваться от столь же чудовищного, сколь и прекрасного произведения искусства.

У статуи были пустые слепые глаза, устремленные к потолку, обрамленные белоснежными ресницами, заботливо вырезанными неизвестным скульптуром. Спутанные волосы паутинкой плелись по плечу, свисая куда-то вбок, там, где от напряженной выпирающей лопатки начинался зигзагообразный порез. Белая девушка прижала к груди истерзанные руки, словно пыталась остановить каменные капли крови, застывшие по всему телу. Она не заботилась о почти соскользнувшем с бедра тонком покрывале, и рваная рана, тянувшаяся откуда-то из-под груди, запечатлелась во всем своем чудовищном великолепии.

Тот, кто создал эту статую, был большим ублюдком. Извращенным. Диким. Жутким.

Эмили сумела наконец пошевелить рукой и почувствовала странную мучительную слабость, будто телу запретили двигаться, оставив разуму лишь возможность осознавать собственное бессилие. Империо.

— Очнулась, милая?

Эмили дернулась, с усилием повернула голову, и внутри зашумело. В этом новом, покачивающемся перед глазами, отвратительном мире ее личным богом стал Энтони Мальсибер.

Он стоял перед ней в прекрасном шерстяном костюме, с черными бриллиантами запонок, уложенными волосами и одурманивающим запахом одеколона. Энтони выглядел безбожно прекрасно, и от этого становилось лишь страшней.

Энтони улыбнулся ласково и нежно, как улыбаются лишь своим любимым и своим жертвам, подошел к Эмили и опустил на низенький столик неподалеку поднос с едой. Разом запахло тушеными овощами с рисом и барбарисом. Запах был таким резким, что Эмили затошнило, и она едва не отключилась.

Энтони покачал головой и неуловимым движением что-то сунул ей под нос — голова прояснилась, и в глазах перестали прыгать разноцветные пятна, но ужас, притупившийся было, нахлынул с новой силой.

Мальсибер отошел от Эмили на несколько шагов, поравнявшись со статуей, и задумчиво оглядел пленницу с ног до головы.

— Выглядишь неважно, — дружелюбно сказал он, и его длинная рука так плавно, будто была совсем без костей, легла на бедро каменной девушки.

Он не просто так это сделал. Мальсибер никогда и ничего не делал просто так. В каждом его действии, в каждом слове, в каждом взгляде был намек. Эмили, силясь разгадать его игру, переводила взгляд с Мальсибера на статую, и в голове словно из тумана начала проступать картинка.

Его рука.

Его рука по-хозяйски покоилась на бедре белой девушки, и столько самодовольного и властного было в этом жесте, что…

Эмили вздрогнула.

Она снова посмотрела на статую, внимательнее, чем прежде — на ее удивительно живые черты, будто дрожащие тонкие губы, сведенные острые лопатки, порезы, уходящие вниз по красивой изогнутой от боли спине…

Мальсибер расхохотался, глядя на то, как искажается ужасом лицо Эмили, и смеялся так долго, громко и противно, что ее начала колотить дрожь.

— Ты догадалась, да?.. — с придыханием спросил он, то и дело облизывая скользкие губы.

Он ласково провел рукой по груди каменной девушки, задержавшись на соске, прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям и со вкусом вздохнул.

— Ее звали Грета, — очень тихо, словно на исповеди, сказал он. — Грета Мерель. Отец познакомился с ней в Министерстве и с тех пор трахал долгими зимними ночами, пока мать, обесчещенная присутствием грязнокровной шлюхи в собственном доме, рыдала в спальне. Я все думал, как эта дрянь после такого может смотреть в глаза моей матушки?..

Эмили сглотнула и закрыла глаза, борясь с тошнотворным ужасом.

— Смотри! Смотри на меня, дрянь! — Мальсибер подскочил к Эмили, обхватив ее лицо обеими руками и потянул на себя. — Смотри…

Он был безумным, со страшной изуродованной душой, которую уже ничем нельзя было исцелить. Эмили однажды видела в его глазах это пугающее безумие — когда он вместе с Малфоем гнал ее по Запретному Лесу, как дикое животное. Но тогда безумия было гораздо меньше, тогда оно только начало заражать его.

— Она заслужила свое, — отчаянно зашептал Мальсибер прямо в губы Эмили, и что-то омерзительно сладкое было на них. — Заслужила, понимаешь?! Однажды летом я выслал ей письмо от имени отца, заманил сюда и…

И Грета Мерель стала одним из самых прекрасных и ужасающих творений Энтони Мальсибера. Теперь она принадлежала ему навсегда и уже никуда не могла убежать.

Мальсибер смотрел прямо в глаза оторопевшей Эмили и ждал. Он верил, что Эмили улыбнется ему, поддержит его и скажет, что он поступил правильно. Он позабыл о том, что пленил Паркер, позабыл, что она все еще не может сопротивляться его Империо, но это было неважно.

Мальсибер свихнулся.

И Эмили не представляла, какой новый ее жест или слово могут вызвать в нем счастливый смех, а какой — лютую ярость.

— Ты останешься здесь, Эмили Паркер, — тихо и зло заговорил Энтони, разом меняясь в лице и больно впиваясь пальцами в ее щеки. — Ты останешься здесь до прихода нашего высокого друга, ну а после… — он усмехнулся, и Эмили задохнулась от парализующего ужаса. — А после ты останешься со мной… потому что… Потому что Энтони Мальсибер никогда не отпускает свою добычу. Он всегда достигает цели.

Он крепко поцеловал ее в губы, напоследок скользнув языком по губам, усмехнулся и пошел прочь покачивающейся, пьяной походкой. Эмили неотрывно смотрела ему в спину, не смея закрыть глаза, пока дверь в подвал наконец-то глухо не захлопнулась.

И разом погасли все свечи.

В этой кромешной темноте они остались вдвоем — она и ее истерзанное будущее с каменными глазами и прижатыми к груди руками.

*

Блэкшир

— Господи, господи, господи, — тихо шептал Ремус, раскачиваясь туда-сюда на длинной софе, укрытой шелком. — Господи, господи, господи…

— Ты ничего от него не добьешься, — с болью в голосе сказала Лили, кладя руку Джеймсу на плечо. — Ему нужно время…

Они все собрались в той самой индийской гостиной. Только теперь в ней царило отчаяние, не было Эмили, а Дору безжалостно отправили спать.

Сириус, сжав руками виски, смотрел куда-то в стену, и лицо его было искажено злобой. Он невнятно шевелил губами, судорожно придумывая план, и не обращал внимания на бледную от волнению Беату, не произнесшую с момента получения страшной вести ни одного слова.

Марлин сидела рядом с Ремусом на софе, сжимая его руку и глядя на него сосредоточенным отупевшим взглядом. Она не могла представить, что делать и куда бежать, и сама выглядела не лучше Ремуса. Питер стоял подле нее, переводя молящий взгляд с Ремуса на Джеймса, и лишь одна Лили еще держалась.