— Тебе не претит травить своих однокашников? – с интересом спросила Нарцисса.

— Претит, — коротко ответила Элиза. Ее губы сжались от неприятных воспоминаний, которых она всеми силами стремилась избегать. – Но я понимаю механизм действия зелья. Ему подвержены лишь те, в ком изначально есть червоточина. Люди, сильные духом, способны избежать неприятных последствий.

Нарцисса хохотнула. Неприятных последствий?! Только одна из Яксли могла назвать так насильственное самоубийство ни в чем не повинных детей.

— Ты мне не нравишься, — сказала Нарцисса, Элиза даже не дернулась, только удивление скользнуло в ее синих глазах и тут же потерялось где-то глубоко внутри. – И это хороший признак. Все наиболее приближенные к Лорду люди на данный момент вызывают во мне легкую ненависть.

— И Люциус? — Элиза усмехнулась.

— В том числе, — совершенно бесстрастно ответила Нарцисса.

Они сыграли в еще один раунд “гляделок” с равным счетом. Нарцисса вздохнула и покачала головой:

— Вот чего я не могу взять в толк… К чему весь этот маскарад с Петтигрю? Ты спуталась с полукровкой, уже зная свою настоящую семью.

— Не можешь поверить, что я просто влюбилась?

— Ты? – тон Нарциссы был обличительным. – Ты убиваешь своих сокурсников, играешь Эрикой Малфой, как тебе заблагорассудится, в тебе больше крови Яксли, чем во всех них вместе взятых. Влюбиться – это не про тебя.

— Он – мое прикрытие, — честно ответила Элиза. На тираду Нарциссы она ровным счетом никак не отреагировала. – Я подумала, что если в будущем мне придется иметь дело с Пожирателями, это может бросить на меня подозрение. А я не хочу попасть под руку гриффиндорцам, которых их ненавидят, или слизеринцам, которые презирают полукровок. Никто не подумает плохо на милую пуффендуйку. На девушку Мародера – тем более.

— Расчетливо.

Нарцисса достала из прикроватной тумбочки большой костяной гребень и начала плавным движениями расчесывать волосы, тем самым показывая, что разговор окончен.

Когда Элиза была уже у самой двери, она вдруг остановилась.

— Скажи, Нарцисса… Раз уж ты просила не пресмыкаться.

Нарцисса вскинула голову, и ее надменный взгляд резанул Элизу, чересчур привыкшую к добродушным пуффендуцам.

— Тебе нравится это? Всю свою жизнь провести за спиной мужа-тирана, надеясь, что он не станет отыгрываться на тебе и детях после неудачного разговора с Лордом?

Нарцисса помолчала, глядя сквозь Элизу.

— Нет, мне не нравится это, — очень тихо сказала она. — Но, так или иначе, Люциус станет моей семьей и наши будущие дети – тоже. И я отдам свою жизнь за них, какими бы они не были. Тебе стоит понять это сейчас Элиза. В кругах чистокровных семья значит все.

*

Около Малфой-мэнора, час до полуночи

Распахнутые ворота Малфой-мэнора намекали на баснословно дорогой прием, и бесконечная вереница изысканных карет, въезжающих в поместье, лишь подтверждала это.

— Плохо дело, Сохатый, — молвил Сириус.

Они прятались в засаде у самых ворот и молча надеялись на то, что Защитные чары, заботливо наложенные кудесницей Лили, спасут их от Охранных заклятий.

— В чем проблема?

— Защита. Малфои применили Родовые чары.

— Что это за херня?

— Только кровь отмеченных в заклятии семей способна переступить порог этого дома. Моя мать уже прибыла – я узнал ее поганую карету, похожую на серебряный гроб. Значит, и я смогу войти. А вот насчет Поттеров… Ты уж извини, но на весь мир ты такой остался один, но тебя не приглашали, — Сириус сказал это так спокойно, что до Поттера не сразу дошел весь смысл.

— Ты… — прошептал он. – Ты…

— Прости, Сохатый.

— Ты знал это с самого начала, ублюдок!

Сириус не смотрел на Джеймса. Надеялся, что друг не затеет драку прямо перед носом полусотни Пожирателей, и не хотел его провоцировать.

— Какого хрена ты жертвуешь собой направо и налево? – продолжал бесноваться Джеймс. Он отлепился от своего дерева и, проваливаясь в снег по колено, пошел на Блэка. – Взял меня как группу поддержки, чтобы я попрыгал рядом с тобой, потряс задницей и воодушевил на битву, так, что ли?!

Сириус прикрыл глаза и, неожиданно для самого себя, взорвался.

— Помнишь то хреново озеро в Запретном Лесу? – Блэк развернулся навстречу и вцепился в плечи Джеймса. – Я видел там, как ты сдох! Ты и Лили! Вы оба! Лежали белые, мертвые, улыбались своими погаными светлыми улыбами и НЕ ДЫШАЛИ.

Ярость клокотала внутри, и даже удивленные оленьи глаза Джеймса, отчего-то ставшие виноватыми, не могли ее унять. Сириус оттолкнул Джеймса, отчего тот завалился спиной в снег, и глубоко вздохнул.

В наступившей тишине был слышен скрип снега под тяжелыми колесами карет и звук дождя, лавиной обрушившегося на мохнатые еловые ветви, укрывающие Джеймса и Сириуса от непогоды.

Джеймс смотрел на Блэка оторопело, с трудом вспоминая, а каком озере вообще идет речь.

— То озеро? Такое темное, как будто в нем плавает все дерьмо рыб этого мира?

— Да.

— И ты веришь этой помойке с водорослями?

— Это волшебное озеро!

— Это гребаная вода, Бродяга!

Она застыли, глядя друг на друга, сжимая кулаки, готовые сорваться с места в любую секунду.

— Все равно тебе в Малфой-мэнор хода нет, — мертвым голосом сказал Сириус. – Дай мне мантию.

Джеймс извлек мантию из под куртки и разозлено бросил ее Блэку прямо в лицо. Тот ловко поймал ее и накинул на себя.

— Я скоро, — раздался хмурый голос из ниоткуда, и глубокие четкие следы запятнали белый снег.

Вереница следов уходила из леса прочь, оставив озябшего Джеймса наедине с разрывающей изнутри яростью и диким страхом за друга. Представить, что эгоист-Блэк вот так вот жертвует ради кого-то… собой?

— Видать, эта самоубийственная зараза прилепилась и к тебе, придурок.

Сохатый хорохорился, но на душе было совсем погано. А потом послышался лязг металла, Джеймс рванул вперед, нахватав снега за шиворот и в ботинки, и успел увидеть, как с пугающим грохотом за последней каретой захлопнулись кованые, черневшие в темноте ворота поместья Малфоев.

Маскарад начинался.

*

Малфой-мэнор, час до полуночи

Тело отца лежало в красивом, украшенном пятью сотнями белых роз, гробу. На деревянных боках был вырезан герб семьи, годы жизни и любимые слова Абраксаса: «Страх рождает уважение, любовь рождает ошибки». От запаха цветов было не продохнуть, но Эрика запретила накладывать Освежающее заклинание. Она хотела, чтобы все почувствовали, кого они потеряли.

Судя по сморщенным носикам дам высшего общества и обмахивающихся платочками уважаемых господ, им все это было, выражаясь языком простолюдинов, до лампочки. Они желали поскорее приступить к трапезе, обсудить последние слухи, политику и, наконец, перейти к делу – а именно, к собранию Пожирателей.

Лицо Абраксаса белое, словно вырезанное из камня, выглядело почти живым. Казалось, что отец сию же секунду медленно поднимется из гроба, глубоко вздохнет, обведет всех своими маленькими зоркими глазами и спросит, с чего эти жалкие пиявки решили, что имеют право столь бездарно тратить время, когда магический мир уже погрузился в новую войну?

Но Абраксас был откровенно мертв и никак не мог подняться из гроба. И это был единственный поступок отца за последние несколько лет, за который Люциус был ему безмерно благодарен.

Он не заметил, как стих мерный шум голосов, и чуть не вздрогнул, когда обернувшись, попал под расстрел пары десятков внимательных взглядов. Всем было интересно, как младший Малфой справится с предстоящей ролью. Всем было интересно, выдержит ли он тот непомерный груз, что нес на себе его отец.

— Мы собрались сегодня здесь, чтобы почтить память моего отца, Абраксаса Николаса Малфоя, коего все вы знали и безусловно уважали за многочисленные деяния, совершенные во благо древнейшего магического сообщества.

Что бы не крутилось в головах этих тарантулов, никто не подал и вида, что сомневается в сказанном. Какая-то дамочка обмахнулась веером, всем видом показывая, что запах цветов совершенно невыносим, и Люциус тут же вперился в нее колючим взглядом. Мадам разом побледнела и замерла.