Получив с появлением Эрики настоящий шанс, ставший еще более реальным после смерти Абраксаса, Элиза не собиралась его терять. Три года она пресмыкалась перед женщиной, ласково называя ее тетушкой и довольствуясь дорогими подачками с барского стола, которые все равно приходилось прятать ото всех. Три года она взращивала в себе мысль и мечту о том, какой счастливой она могла бы быть и какой счастливой она станет, если будет действовать разумно и правильно. Три года она тщательно изучала уклад и историю чистокровного общества, чтобы потом блестяще и без промедлений войти в свою новую семью.

Элиза Киллбрук-Яксли оказалась очень амбициозной девочкой. А то, что Шляпа не заметила этого вовремя… ну что же, это было ей только на руку.

*

…несколько дней до этого, во время налета пикси…

Эмили Паркер выбралась из узкого хода и с наслаждением втянула чистый воздух, не пахнущий сыростью и крысами. Ее мантия посерела от пыли и грязи, и прежде чем ступать в кабинет к самому Дамблдору, стоило очистить ее, дабы не оставить лишних следов.

— Почему мы надеемся, что старичок не заделал ход?

— Я бы не заделала.

— И отчего же?

Эмили задумчиво оглядела факелы, над которыми оранжево трепетал нетерпеливый огонь.

— Потому что нельзя придумать глупее места для хранения трупа самоубийцы, чем кабинет директора. И потому, что он должен был понимать, что экспертиза Министерства Магии, проведенная шестерками Пожирателей, не даст никаких результатов.

— И поэтому он полагается на семикурсников? Типа они додумаются и полезут сюда сами? – Беата фыркнула.

— В этом и заключается вся суть такого неизвестного тебе слова, как «стратегия».

— Он слишком многого от нас хочет.

— Он очень умен, — парировала Эмили. – Это лишь одна из причин. Вторая – более интересна. Тот, кто виновен в происходящем, не может не понимать, что обследование девочки способно предоставить улики.

— А значит, придет замести следы?

— Да.

— А так как Нарцисса со Слизерина, и этот экспонат тоже, то…

— …то он наверняка узнает о скрытом ходе. Будем надеяться, что успели первыми.

— И что Цисси не ведет двойную игру.

Эмили коротко кивнула и сделала знак рукой.

Проем в стене, как и говорила Нарцисса, отъехал в сторону. Выглядело это так, словно Дамблдор специально обточил камень, дабы тот не скрежетал, и девушки смогли беспрепятственно и бесшумно проникнуть внутрь.

В просторном кабинете, заполненном непонятным шуршащим, трепещущим и прыгающим хламом, было тепло и пыльно. Сквозь мутные стекла комнату заливал свет алого солнца, расцветившего облака огненными оттенками. А еще пахло коньяком и терпким горьким запахом мумифицирующего зелья.

Посреди кабинета воздвигся стеклянный гроб, и девочка, лежавшая в нем, казалась почти что спящей красавицей. Если бы, конечно, не странно повернутая шея. Гриффиндорку никто не мыл, не переодевал и не расчесывал – ее тело было запрещено трогать до прибытия министерских сотрудников. А перед Эмили с Беатой стояла задача получить как можно больше информации, оставив как можно меньше следов.

— Так, — Эмили, увидев подопытную, наполнилась сухой научной уверенностью и прошагала вперед. – Необходимо проверить ее кровь на предмет черных чар в первую очередь. Взять образцы на анализ. Посмотреть под ногтями – нет ли грязи или крови – быть может, она боролась? А также проверить эмоциональный фон перед смертью. Если эта стеклянная коробка – та, о какой я думаю, все должно было сохраниться в целостности.

— Я прямо вижу, как через пару лет ты деловито отрезаешь себе руку, а другой записываешь результаты в тетрадь. «Сердцебиение увеличилось, кровь нормально хлещет по стенам, болевые импульсы зашкали…»

— У нас нет времени на твои идиотские шуточки, — Эмили нахмурилась. – Займись ее эмоциями, а я исследую кровь.

Беата пожала плечами так, словно изучала трупы каждый день, и, подойдя к гробу, с громким звоном постучала пальцем по стеклу. Эмили подпрыгнула, со страхом оглядываясь на дверь, но там слышался лишь жуткий гомон и дикое пищание.

— Сдурела?! – прошептала она.

— А вдруг она проснется?

— Идиотка!

— Эта штука, — Беата прищурилась. – Она блокирует мою магию.

— Это особое стекло, — отозвалась Эмили, осматривая ящик в поисках замка. – Все, что в нем находится, остается неизменным.

— Это как с бабочками под стеклом?

— Вроде того.

Защелки нашлись – по две с каждой из сторон. Пятнадцать минут ушло на распутывание чар, еще пятнадцать на дезактивацию сигнальных заклинаний. Паркер нервничала с каждой секундой все больше и больше, а Беата беспечно пыхтела трубкой, развалившись в старом цветастом кресле, укрытом стеганым одеялом.

— Не хочешь мне помочь?

— Никотина надышалась? – Беата постучала костяшками по лбу. – Я и стекло. Стекло и я. Хочешь, чтобы эта хреновина после нашего ухода осталась неизменной, держи меня подальше.

Эмили пыхтела все более недовольно, а когда замки с приятным щелчком открылись, вдохнула так глубоко, что от кислорода закружилась голова. Отлевитированная к стене стеклянная крышка накрыла собой какие-то часовые механизмы, и те мгновенно остановили свой ход, будто время для них больше не существовало.

— Красивая, — с неясной грустью сказала Беата, заглядывая внутрь.

Нежные кудрявые локоны, маленький смешной нос, губы, хоть и посиневшие, но все такие же полные и мягкие… она могла бы стать настоящей красавицей. И какой-нибудь дурак вроде Джеймса Поттера подкатывал бы к ней еще четыре курса подряд.

— К делу, — чем-чем, а сентиментальностью Эмили была обделена с рождения.

Спринклс действовала без спешки, прощупывая фон заклинаний вокруг девочки. Из-под полуприкрытых глаз она с удовольствием наблюдала за Паркер. Сосредоточенная, быстрая и умелая когтевранка не позволяла себе лишнего движения. Все ее действия несли в себе определенный смысл, складываясь в одну длинную логическую цепочку. Никакой неуклюжести, глупых ошибок, дрожащих пальцев или заминок. Будто бы она была создана для всего этого.

И все же это было странно и неправильно.

Беата была человеком непринципиальным, с очень широкими моральными рамками, позволявшими творить ей все, что заблагорассудится, но заниматься обследованием мертвой маленькой самоубийцы – это было уже как-то слишком.

— Не отвлекайся, — буркнула Эмили.

— Мне не нравится то, что я делаю. А когда мне не нравится то, что я делаю, я это не делаю.

— А еще ты никогда не бросаешь дело на полпути.

— Именно поэтому я все еще здесь.

Беата вздохнула и прикрыла глаза, вновь погружаясь в покачивающиеся разноцветные кляксы чужих эмоций. Чернильные пятна страха, синие – удивления, желто-серые – горечи и отчаяния. Капля света, совсем крохотная и почти погасшая. Красные капли сопротивления…

— Есть!

— Хм?

— Она боролась. Ее сознание боролось. Очень неумело, но сам факт доказывает, что малышка повернула шею не в ту сторону не по своей воле.

— Может быть, что-нибудь еще? Из того, что нам неизвестно? - раздраженно спросила Паркер.

— Не язви. Я продолжаю.

А вот и более поздние воспоминания. Серые краски скуки и усталости от вороха домашних заданий, зеленые всполохи радости после общения с шишугами на уроке с Хагридом, прозрачный перламутр – первая влюбленность в… Джеймса Поттера?

— Ей нравился Поттер. Наверное, она даже на него кончала.

— Тебе не стыдно?

— Нет.

Беата вновь закрыла глаза, игнорируя обвинительный взгляд подруги. Ощущения были такие, будто она копалась в чем-то грязном старом белье, но работа — есть работа.

— Я догадываюсь, в чем тут дело, в чем механизм этой дряни, — произнесла она наконец, не открывая глаз.

— А я нет, — Эмили вздохнула, затыкая последнюю пробирку, и та исчезла в недрах ее необъятной мантии. – Но на исследования нужно время.

Шум и пищание за дверью стали существенно тише, и прежняя нервозность вернулась к Эмили, накатывая с каждой новой минутой промедления все сильнее. Когтевранка обернулась на дверь, словно ожидала увидеть там таймер с обратным отсчетом, и неуютно повела плечами.