Неожиданный звук упавшей на пол вилки приковал взгляд всех сидящих за столиком к Гарри, который торопливо поднял её и чересчур нервно бросил на стол.

— Знаете, я, пожалуй, уже наелся. Пойду к себе в бунгало, — с шумом отодвинув стул, он поднялся на ноги и кинул напряжённый взгляд на Джинни. — Я буду ждать тебя там.

Не дожидаясь ответа, он резко развернулся и почти бегом двинулся прочь. Лишь когда его спина окончательно скрылась из вида, Гермиона поняла, что всё это время не дышала, с ужасом наблюдая за развитием событий.

— Что это с ним? — недоумённо спросил Рон у своей сестры. — Он с самого утра сам не свой.

Джинни устало вздохнула.

— Не одному тебе, Рон, было неприятно видеть Гермиону в объятиях Малфоя.

И когда Рон понимающе хмыкнул в ответ на её слова, Гермиона почувствовала себя по-настоящему несчастной.

*

Драко нашёл для себя лекарство.

Он в который раз одержимо сжал края уже изрядно затасканного листа бумаги и жадно пробежался по строчкам, написанным на нём:

«Draco, mio caro! Я не знаю, смогу ли найти тебя, прежде чем мне придётся вновь покинуть «Магнолию», и поэтому пишу тебе это небольшое письмо. Представляешь, мне удалось уговорить дядю вернуться сюда, и, хотя у меня есть всего тридцать минут, я искренне надеюсь, что смогу провести их с тобой. Но если нет, то хочу, чтобы ты знал: я очень по тебе скучаю и с нетерпением жду нашей встречи. Мне не хватает тебя, жаль, что последний наш разговор был столь напряжённым. Прости меня за мои глупые сомнения! Я ведь не должна в тебе сомневаться, правда? Ну вот, чувствую себя ревнивой дурой. И раз так, не могу не спросить: ты же по-прежнему верен только мне? Правда? Понимаю, звучит так глупо, но мне почему-то не по себе. Надеюсь, ты сможешь избавить меня от всяких дурных мыслей, как только мы увидимся.

Пора идти, а я пишу такой бред. Мне жаль, Драко. Я просто, видимо, совсем схожу с ума без возможности быть рядом с тобой. Оказалось, мои чувства к тебе куда глубже, чем я могла представить.

Надеюсь, они взаимны.

Крепко целую, твоя Элиса».

К счастью, эффект был тот же: Драко вновь почувствовал, как желание ворваться в бунгало к Грейнджер постепенно начало отступать. Несмотря на то, что это было нестерпимо трудно — бороться с потребностью хотя бы просто посмотреть на неё, он всё же вновь совладал с собой и, устало опустившись в кресло, прикрыл глаза рукой.

Прошло уже три дня с того самого момента, как они виделись в последний раз. Сложнее всего было в первые сутки: тогда он даже почти дошёл до двери её бунгало, прежде чем невероятным усилием воли заставил себя уйти прочь. Он понимал, что обязан сначала разрешить все вопросы с Эл, если хочет окончательно выяснить отношения с Гермионой. Но проблема была в том, что он понятия не имел, когда вернётся Элиса и вернётся ли вообще. Конечно, он никогда не претендовал на роль хорошего парня, но сейчас понимал, что в сложившейся ситуации просто обязан перед ней объясниться, особенно теперь, когда узнал о её чувствах и просто потрясающей интуиции. И плевать, что, скорее всего, его откровения принесут только ещё больше проблем. В конечном счёте это гораздо лучше, чем разрываться на части, пребывать в подвешенном состоянии, будучи не в силах решить, что же делать дальше.

Драко запрокинул голову на спинку кресла и устало вздохнул. Он в который раз попытался представить, как бы всё сложилось, не зайди Поттер в комнату в тот момент. Вероятно, у Драко был бы самый лучший секс в жизни, а потом… Что? Общались бы они с Грейнджер как прежде, или их отношения как-то изменились бы? Встречались бы они снова, спали бы вместе или, наоборот, предпочли бы сделать вид, что всё произошедшее — ошибка? А может, всё обернулось бы совсем иначе, например, как если бы Грейнджер по-настоящему возненавидела его за то, что по его вине окончательно потеряла рассудок, а он этим воспользовался?! Драко этого не знал. Но зато совершенно точно вырисовывалось одно: ему в любом случае пришлось бы рано или поздно объясниться и с Элисой, и с Гермионой. Это был лишь вопрос времени.

Внезапно перед глазами Драко вновь пронеслось воспоминание о том, как посмотрела на него Грейнджер, услышав слова Блейза об Эл, а следом всплыло и другое — как она на него не посмотрела, прежде чем уйти из комнаты. И это лучше всего прочего говорило Драко о том, что вряд ли после произошедшего она ждала его с распростёртыми объятиями на пороге. Скорее всего, она не хотела его видеть вообще.

Но он хотел. И пришёл бы, точно пришёл, наплевав на то, что это, определённо, было бы проявлением высочайшего эгоизма с его стороны. И единственным, что его сдержало тогда и сдерживало до сих пор в мгновения этих безумных порывов увидеть Грейнджер, было письмо. В сущности, оно стало необходимым лекарством от наваждения по имени Гермиона. Но надолго ли?

Рядом что-то зашелестело. Драко открыл глаза и увидел на столике справа от себя знакомый конверт со знаком «Магнолии». Первой мыслью было не открывать его, сделать вид, что он не заметил, но всё же интерес победил, и в следующую минуту Драко прочитал послание.

Лучше бы он этого не делал.

Ведь способа оградить себя от злых шуток «Магнолии» у него не было до сих пор.

*

— Неужели нас всех пригласили? — Рон по-прежнему с подозрением сравнивал содержимое трёх разложенных на столе писем. — Гермиона, ты уверена, что в твоём приглашении текст такой же?

— Да, уверена, — в который раз утвердительно ответила она. — Я уже говорила: нет ничего удивительного в том, что всех пригласили на танцевальный урок, посвящённый подготовке к балу-маскараду.

— Ненавижу танцы, — неприязненно буркнул Рон и скрестил руки на груди.

— И тем не менее тебе придётся пойти. Ты же знаешь правила «Магнолии», — вздохнула она, с тоской посмотрев на письма: ей и самой меньше всего на свете сейчас хотелось вновь оказаться на танцевальном паркете.

— Ненавижу «Магнолию», — упрямо продолжал Рон, смотря на Гермиону так, словно это она во всём виновата.

— Ради Мерлина, Рон, заткнись, — закатив глаза, бросила ему Джинни. — Это не самое худшее, что могло произойти. Подумаешь, потопчешься час вместе с нами на паркете и пойдёшь заниматься своими делами. К тому же не ты ли когда-то кричал, что хочешь танцевать с Гермионой?

— Вообще-то я это говорил ради того, чтобы избавить её от общества Малфоя! — покраснев, горячо произнёс Рон.

— Жаль, не вышло, — как бы между прочим бросил Гарри и вновь уткнулся взглядом в газету, сжав её в руках чересчур сильно.

Гермиона вздохнула. Все прошедшие после того жуткого события дни Гарри, как и прежде, не разговаривал с ней, пресекая любые попытки объясниться с её стороны. И, хотя в присутствии Рона он худо-бедно поддерживал иллюзию, что всё в порядке, всё же периодически с укором кидал двусмысленные фразы, на которые Рон, к счастью, не обращал особого внимания. Конечно, Гарри всё ещё злился, конечно, он не простил её, что вполне ожидаемо, но Гермиону по-прежнему расстраивало это. Джинни уверяла, что он просто пока не готов всё выслушать, но, во всяком случае, он так же не собирается рассказывать обо всём Рону. В последнем была её заслуга, ведь, приложив какие-то сверхчеловеческие усилия, Джинни всё-таки уговорила Гарри оставить произошедшее в тайне, но Гермиона знала, что рано или поздно он потребует, чтобы Рон узнал правду.

И это было больно, хоть и справедливо.

— Как он? — устало спросила Гермиона по пути к главному пляжу, где, к её удивлению, должна была состояться репетиция.

— Уже лучше, но… — уклончиво ответила Джинни и грустно посмотрела на идущего впереди Гарри, который молча слушал эмоциональную болтовню Рона. — Ему нужно время.

— Я понимаю, — Гермиона проследила за её взглядом и вздохнула. — Понимаю.

У Гарри было несколько причин, по которым он имел полное право ещё долго с ней не разговаривать: во-первых, ложь, которой она покрывала свои отношения с Малфоем, а во-вторых — сами эти отношения с Драко. При воспоминании о нём сердце мучительно сжалось: ведь, скорее всего, сегодня ей предстоит увидеть его в паре с Элисой, и Гермиона очень надеялась, что это будет не слишком больно. Хотя — кого она обманывает! — она была уверена, что будет больно, возможно, даже сильнее, чем когда-либо.