Унизительно.

Но было ещё кое-что, что заставляло Гермиону ненавидеть себя в эту ночь сильнее, чем когда-либо: она по какой-то причине отказывалась верить в то, что вроде бы было очевидно. Она всё ещё стыдливо верила в другое, в то, что все те моменты, которые она пережила с Драко во время подготовки к выступлению: все те разговоры, взгляды, поцелуи, прикосновения — всё было настоящим. Он не относился к ней как к девушке, «общение» с которой длится не более одной ночи. Гермионе казалось, что для него — Мерлин, как же паршиво это звучит!— она была особенной… Или всё-таки не была?

В любом случае это уже не имеет никакого значения. Теперь, когда Элиса вернулась, всё должно встать на свои места. Это будет легко, вернее, легче, чем могло бы быть, ведь тренировки закончились, выступление состоялось, и больше нет поводов для встреч с Малфоем.

Оно и к лучшему.

Оставалось лишь надеяться, что они случайно не столкнутся где-нибудь и ей не придётся вновь почувствовать, что сердце словно вырывают из груди, когда она увидит счастливую Элису под руку с Драко.

Время до обеда Гермиона провела между сном и явью, пытаясь доспать положенные для хорошего самочувствия семь часов. Обе стрелки будильника остановились на цифре два, когда она заставила себя подняться с постели. Смутно припоминая, что кто-то с утра стучался в дверь её бунгало, Гермиона решила, что она наконец готова столкнуться с дикими неприятностями в лице её лучших друзей.

Или, вернее будет сказать, бывших лучших друзей?

В любом случае терять ей уже почти что нечего. Зато она может попытаться всё исправить, всё объяснить, и тогда, может быть, друзья смогут принять то, что произошло, и свыкнуться с этим.

На то, что Гарри и Рон смогут понять, пусть даже и смирившись с произошедшим, Гермиона не надеялась вообще.

Она на автомате умылась, приняла душ и надела первое, на что наткнулась рука в шкафу. Кое-как причесалась и, даже не взглянув напоследок в зеркало, отправилась в большой зал. Казалось, она израсходовала весь доступный запас эмоций, а потому ей уже было всё равно, как она выглядит: вряд ли хороший внешний вид поможет, когда придётся столкнуться со впавшим в ярость Роном или с полным презрения Гарри. Зато гордо вскинутый подбородок и прямой взгляд, пожалуй, смогут дать ей некоторую уверенность, когда она честно расскажет им всё, глядя в их разочарованные лица…

— Гермиона! Грёбаный гоблин, неужели эти дурацкие танцы так тебя вымотали, что ты проспала больше четырнадцати часов?!

Знакомый голос прозвучал где-то справа, и её глаза невольно округлились, когда она повернула голову и увидела Рона, сидящего за столом и смотрящего на неё хоть и хмуро, но, во всяком случае, точно не с презрением, которое она ожидала увидеть в его глазах.

Гермиона на какое-то время застыла, недоверчиво всматриваясь в лицо друга, но через пару секунд быстрым взглядом окинула столик целиком — все оставшиеся места были пусты, хотя прямо рядом с Роном стояли две полные разнообразной еды тарелки.

— Эй, ты в порядке? — вырвал из ошеломлённого состояния Гермиону его голос, и она, неуклюже потоптавшись на месте, наконец осторожно присела на свободный стул напротив него.

— Да, прости, просто слишком много спала, — всё ещё анализируя поведение Рона, медленно произнесла Гермиона, стараясь не выражать никаких эмоций. — А где Гарри и Джинни?

На последнем вопросе её голос всё же предательски дрогнул, и всё внутри застыло.

— Они ушли с Матео подписать какие-то документы, должны уже вернуться, — просто ответил Рон, и Гермиона заметила, что он хочет что-то сказать, но по какой-то причине сомневается, стоит ли.

И она искреннее надеялась, что это «что-то» не связано с рассказом Гарри об увиденном меньше суток назад.

— Послушай, Гермиона, могу я спросить? — внезапно нетерпеливо произнёс Рон, посмотрев на неё прямо, и она почувствовала, как по телу медленно расползается противное чувство леденящего кровь страха.

Конечно, она предпочла бы сейчас не отвечать ни на какие вопросы, но, судя по решительному виду друга, у неё не было иного выбора, кроме как сказать:

— Спрашивай.

Её голос прозвучал чересчур траурно и обречённо, но Рон, кажется, не заметил. Вместо этого он задал вопрос, который поразил её до глубины души:

— Ты на меня обижаешься?

Гермиона слегка приоткрыла рот от изумления, неверяще уставившись на него.

Что?

Ей показалось, или Рон действительно спросил, не обижается ли она на него?! Она на него?!

Ввиду последних событий, этот вопрос казался сущим абсурдом, но означал лишь то, что подарило Гермионе необыкновенное облегчение: очевидно, Рон не знает о случившемся. И, хотя осознание этого факта заставило её с новой силой испытать щемящее чувство вины, всё же, помимо всего прочего, она не могла игнорировать зародившуюся в душе тёплую благодарность Гарри.

При воспоминании о друге сердце Гермионы сжалось, и она решила вернуться к начатому Роном разговору.

— Нет, я не обижаюсь. И вообще, на что я должна была, по твоему мнению, обидеться?

— Ну, я не пришёл тебя поздравить, — взглянул на неё из-под опущенных ресниц Рон.

Гермиона пару раз моргнула.

— Поздравить с чем?

— С тем, что ваш танец был признан лучшим на вчерашнем шоу, — сзади раздался голос Джинни. — Ведь мы же пришли к тебе в гримёрку, чтобы сообщить это, помнишь?

Очень медленно Гермиона повернулась и столкнулась с пристальным взглядом подруги. Её лицо выглядело добродушным, как всегда, вот только в самой глубине глаз плескалось предупреждение.

Так вот, оказывается, для чего Гарри так спешил к Гермионе. Он хотел поздравить её, сказать какие-то тёплые слова, а вместо этого испытал настоящее потрясение, увидев свою лучшую подругу в объятиях врага.

Она перевела взгляд вправо и невольно вздохнула: рядом с Джинни вполне ожидаемо стоял Гарри, который хмуро смотрел себе под ноги. Страшно представить, какие он испытал эмоции за последние сутки. На его долю выпало слишком много боли, чтобы пережить ещё и предательство лучшей подруги. Ведь именно так он воспринял увиденное, разве нет?

Словно почувствовав её взор, Гарри слегка вздрогнул, будто вспомнив что-то, кинул на неё быстрый взгляд и сел рядом с Роном, уставившись в свою тарелку. Сразу после этого Джинни заняла своё место справа от Гермионы.

— Не знаю, как сказать, но… Я просто не мог тебя поздравить в тот момент. Честно говоря, я боялся, что не смогу за себя поручиться, если вновь увижу тебя рядом с Малфоем, — как ни в чём не бывало продолжил Рон, нахмурившись.

Гермиона заметила, как напряглось тело Гарри от его слов, но он по-прежнему хранил молчание, вяло ковыряя вилкой содержимое своей тарелки.

— Ох, Рон… — закатила глаза Джинни и с беспокойством глянула на своего будущего мужа.

— Что «Рон»? Ты сама видела, как он её лапал на сцене! И вообще, если бы я не знал Гермиону, то подумал бы, что ей это даже нравится.

— Рон! — уже возмущённо воскликнула Джинни, и её глаза наполнились страхом: пальцы Гарри побелели, когда он со всей силы сжал вилку в руке. На его лице заиграли желваки, и Гермиона молилась всем богам на свете, чтобы он не сорвался.

— Ты всё преувеличиваешь, — наконец произнесла она стандартную отговорку, зная, что на самом деле Рон даже преуменьшает. Ведь ей не просто нравилось танцевать с Малфоем. Она по-настоящему наслаждалась этим.

— Ладно, чёрт с этим, Гермиона. В общем, я просто хотел извиниться, что не поздравил тебя. Понимаешь, я был в бешенстве и ушёл сразу после слов ведущего о том, что ваш с Малфоем танец признан лучшим, — немного успокоившись, с раскаянием произнёс Рон. — Я очень разозлился, когда мне в голову пришла одна дурацкая мысль…

Он замолчал на какое-то время, опустив взгляд в тарелку, после чего вновь поднял на неё глаза и сказал:

— В какой-то момент вашего танца мне пришла мысль, что это всё по-настоящему. Я почти мог поклясться, что у тебя что-то есть с Малфоем, Гермиона.