Полотенце было холодным и поразительно жёстким. На контрасте с ним руки оказались не просто тёплыми, а горячими, и Рендаллу хотелось оттолкнуть их от себя, но он продолжал стоять неподвижно, понимая, что долго это не продлится. Вскоре Терренсу надоест играть, и он сам отойдёт в сторону, поняв, что не представляет интереса.

– Ходят слухи, что ты собираешься в дальнейшем податься в юриспруденцию, – вновь решил оживить диалог Терренс.

– Это не слухи, а вполне обоснованные заявления. По-моему, я никогда особо не скрывал своих планов на будущее. Просто с тобой их не обсуждал.

– Не до того было, – хмыкнул Терренс.

– Просто не видел смысла.

– Конечно.

– Однако я склонен думать, что ты узнал о моих планах не от местных сплетников и не от родственников, – спокойно произнёс Рендалл. – Достаточно было вскрыть всего одно письмо, чтобы посмотреть название факультета, а потом вновь послание запечатать и сделать вид, будто ничего не трогал.

– У тебя довольно большой выбор, – продолжил Терренс, намеренно пропустив мимо ушей обвинение. – Какое из учебных заведений в итоге удостоится чести увидеть в своих стенах такого студента?

– Не знаю. Вероятнее всего, остановлю выбор на Кингс-колледже.

– Неужели? Мне всегда казалось, что твоих амбиций хватит с лихвой для Оксфорда. А ведь, судя по письмам, они будут тебе рады. Готов отказаться от их предложения, чтобы остаться здесь?

– Я хочу наслаждаться своим браком в полной мере. А жизнь на расстоянии друг от друга этому не способствует.

Рендалл чувствовал, что замечание о семейной жизни Терренс не проигнорирует, в отличие от того, которое касалось обвинения в нарушении тайн чужой переписки. И оказался прав. Ладонь, скользившая по предплечью, замерла, пальцы сжали его через полотенце, грозясь оставить памятные синяки.

Рендалл прикусил губу, но ничего не сказал. Вытерпел. Это было не больнее, чем разбить коленку, на чисто физическом уровне. Глубоко в душе он испытывал иные чувства, но обнажать их не имел права.

Он любит Кейт.

Только Кейт. И никого, кроме неё.

Да будет так до тех пор, пока смерть не разлучит их на веки вечные.

Терренс застыл в одной позе. Пальцы продолжали сдавливать, хватка не становилась слабее.

– Уилзи, – произнёс Рендалл. – Отпусти.

Только в тот момент, когда эти слова прозвучали, он понял, насколько двусмысленным оказалось высказывание. Подразумевал одно, а трактовать в их ситуации можно было совершенно по-разному.

И Терренс, скорее всего, понял всё по-своему.

– Я не хочу отпускать, – процедил упрямо. – Понимаешь?

– Ты напоминаешь ребёнка, у которого отнимают желанную игрушку, только и всего. Мог бы порадоваться за некогда близких людей. Вместе они обретут счастье.

– За тебя и твою эпатажную подружку, которой даже в момент смерти нужны будут наблюдатели? Не смеши меня.

– Чем плох мой выбор?

– Она тебе не пара.

– А кто – пара? Ты, что ли?

– Кто угодно, но только не Кейт. Я не верю в твою внезапно вспыхнувшую любовь к ней. Не верю, что она сделает тебя счастливым.

– Придётся поверить. – Рендалл дёрнул край полотенца, заставив Терренса разжать пальцы. – Ведь я действительно люблю её.

Повернулся к Терренсу лицом, чтобы не говорить одно и то же несколько раз, а в том, что от него потребуют повторного признания, сомневаться не приходилось. Терренс наивно полагал, что в глазах всегда отражаются истинные чувства. Что бы человек не произносил, а вся правда будет прочитываться исключительно во взгляде.

– Тогда почему раз за разом повторяешь одни и те же слова, пересказывая историю вашего знакомства с продолжением? Почему они звучат, как набросок сценария с чужими ремарками, а не как твои собственные переживания? Ты говоришь, что Кейт тебе дороже жизни, но сам в это не веришь. Пытаешься, да, несомненно, но не веришь. Докажи мне, что она тебе дорога.

– Я никому и ничего не собираюсь доказывать, – покачал головой Рендалл. – Личная жизнь – это не чувства напоказ. Разве я ошибаюсь? Просто прими, как данность, и смирись с полученными знаниями. Я женюсь на ней, а ты остался для меня приятным воспоминанием, не более того. Конечно, я говорил неоднократно, что готов предложить дружбу взамен того, чего жаждешь ты, но она ведь тебе не нужна. Верно?

– Дружбу? – Терренс повторил это таким тоном, словно произносил самое грязное на свете ругательство, а не достаточно милое слово. – Хочешь сказать, что после всего, что между нами было, видишь во мне только друга?

– Да. Но если ты не согласен с моим предложением, не стану настаивать. Отсутствие твоего имени в списке дружеских контактов реально пережить.

Рендалл улыбнулся, чем только сильнее вывел Терренса из состояния равновесия. Но он именно такого результата и добивался, нарочно поддевая словами и поступками. Отчаянно борясь не за возрождение хороших отношений, а за победу тотальной ненависти. Что угодно и как угодно, только бы Терренс не узнал правды и не полез вершить правосудие на своё усмотрение, тем самым усугубив ситуацию.

Терренс был прав.

Рендалл не верил словам, срывающимся с губ. Не верил и своим поступкам. Не верил уже вообще ничему, кроме внутреннего голоса, который настойчиво умолял, угрожал, а потом, когда сил на это не осталось, выл от отчаяния.

Ничего бы не изменилось, скажи Рендалл правду.

Набралось слишком много отягчающих обстоятельств, мешающих ему разорвать цепи, сковывающие по рукам и ногам. И он намеренно причинял боль Терренсу, ожидая достойного ответа.

Боль, причинённая в обратную, не заставила себя ждать.

Вопреки ожиданиям, Терренс не бросился на него с кулаками, он просто поднял с пола брошенный стебель, увенчанный жалкими остатками лепестков, которые не были оборваны прежде, размахнулся и ударил по лицу, резко и без предупреждения.

Острые шипы вспороли кожу в нескольких местах, оставляя на память о себе царапины. Выступила кровь.

Рендалл не увернулся, не прикрыл глаза и не закричал, когда его приласкали колючим стеблем.

Он не поднял руки и не провёл пальцами по щеке; позволил капелькам крови сбегать вниз. Он продолжал смотреть на Терренса своими невозможными глазами и молчал, упрямо пытался доказать, что никогда не испытывал серьёзных чувств, только развлекался, зато появление Кейт помогло ему почувствовать, что такое истинная любовь.

Попробовать её на вкус.

Вдохнуть её аромат.

Ощутить трепет от прикосновения к коже любимого человека.

С головой погрузиться в омут любовных переживаний. И его персональным омутом оказалась юная леди Бартон, а не такой же юный мистер Уилзи.

Терренс сжал руку на стебле, позволяя колючкам вонзиться в ладонь. Теперь Рендалл не был единственным, кто истекал кровью. Здесь не обошлось без преувеличения, однако приходилось признавать, что хотя бы минимально, но пострадали оба.

– Больно, Рен? – спросил Терренс, безучастно наблюдая за тем, как по щеке расползается кровавая сеточка. – Вот и мне тоже больно.

Стебель выскользнул из рук, мягко соприкоснувшись с полом, а Терренс подался вперёд и столкнул Рендалла обратно в бассейн, вымещая этим жестом бессильную ярость, что горела в нём и требовала мести, но ничего более достойного придумать не получилось. Своими действиями он говорил, что хочет навсегда избавиться от Рендалла. Пусть он исчезнет и не напоминает о своём существовании. Пусть останется под водой или растворится в ней.

Жест был детским – всё равно, что стукнуть противника в песочнице лопаткой по голове и потом скрыться с места преступления, пока на вой не прибежали взрослые и не заставили просить прощения у пострадавшего.

В конце концов, Терренс знал, что Рендалл с данной стихией на «ты». От этого падения он не захлебнётся, не начнёт бестолково бить руками по водной глади и не пойдёт на дно. Просто нырнёт на пару секунд и вскоре вновь поплывёт.

Потому-то Терренс наклонился, чтобы подхватить брошенный пиджак, и направился к выходу из бассейна, желая поскорее отсюда убраться. Лишь у двери притормозил и обернулся.