Факт оставался фактом.

Сегодня Алекс откликался на предложенные действия иначе, в корне меняя поведение, имевшее место там, в комнате школьного общежития.

Отвечал так, словно Кэрмит был не только причиной его временного помешательства, толкнувшего на измену любимой девушке, а кем-то по-настоящему дорогим. Возможно, даже любимым. Во что хотелось верить, но выходило с большим трудом.

Целовал сдержаннее, нежнее, без нападения и показной агрессии. Запустив ладонь ему в волосы, Алекс пропускал пряди сквозь пальцы, размеренными прикосновениями поглаживал шею, отодвигая ткань капюшона толстовки. Минимум страсти, максимум нежности.

Поцелуй – извинение, попытка попросить прощения за неизвестные проступки.

Поцелуй не любовников, но влюблённых. Возлюбленных. Вполне взаимно.

Никаких прикушенных кровоточащих губ, никакой борьбы. Только мягкие прикосновения и удивительная чуткость.

– Заслужил? – поинтересовался Кэрмит, отстраняясь и проводя пальцем по нижней губе Алекса, поглаживая, не пытаясь при этом засунуть в рот хотя бы одну фалангу.

– Пока не знаю.

– В дальнейшем буду стараться лучше. Привет.

– Привет. Какими судьбами ты здесь оказался?

– Стараниями нашей общей знакомой. Каюсь, она меня обманула, но я рад, что не уехал сразу же, осознав, что это не более чем часть коварного плана.

– Герды?

– Да. Она попросила встретить её здесь, но, кажется, это невозможно. Я не увижу её, даже если прожду под воротами до утра.

– Мы были на концерте. Кажется, сначала она планировала позвать тебя, но ты не смог составить компанию.

– Да, она говорила. У меня сегодня был семейный вечер в театре. Шекспир, вечная классика, очередная интерпретация. Несмотря на избитость темы и затасканность первоисточника, мне понравилось. Надеюсь, вы тоже хорошо провели время.

– Неплохо, – произнёс Алекс. – Герда не упоминала, почему я хочу с тобой увидеться?

– А ты хотел?

– Да.

– Мог сам позвонить, в таком случае.

– Я собирался это сделать. Немного позже. Герда фактически прижала мне нож к горлу, поставив определённые условия.

– Почему?

– Потому что мне нужно сказать тебе кое-что важное, но я никак не могу собраться с мыслями. На фоне этого чувствую себя подонком и совершенно не представляю, к каким результатам приведёт моё признание.

– Герда знает страшные тайны? – спросил Кэрмит.

– Да. На днях у нас состоялся серьёзный разговор…

– Ты обсуждал нечто, касающееся меня, с Гердой, о чём ставишь в известность постфактум. Хорошее начало.

– Проще обговорить это с посторонним человеком, а не непосредственным участником, – признался Алекс. – На её жизнь мои признания не повлияют, к тебе они имеют самое прямое отношение, и я не уверен, что результат предания секрета огласке будет радостным. Это прозвучит театрально и наигранно, но я не хочу тебя потерять. Я боюсь, что как только ты услышишь правду о моём появлении в «Орхидее», именно это и случится. Со стороны может показаться, что нам глупо говорить о потерях, ведь отношений, как таковых, пока не было, но…

– Чтобы создать театральный антураж, тебе нужно встать на колени, схватить меня за руки, начать целовать их, биться головой об пол и повторять нечто вроде: «Кэрмит, я такой дурак. Прости меня». Пока ты этого не делаешь, всё в рамках. Но мы настолько стереотипная парочка, что нам и эта клоунада в отношениях была бы простительна.

– Стереотипная пара? – повторил Алекс, нахмурившись.

Не понимал, к чему ведёт Кэрмит. Зато Трэйтону всё было ясно и понятно.

Он усмехнулся, вспоминая разговор, состоявшийся чуть более полугода назад. А вместе с тем – множество дополнительных деталей, позволяющих рассмотреть ситуацию с разных ракурсов.

Желчные чужие замечания, выплеснутый в лицо алкоголь, складки алого платья, на которое он смотрел с недоумением, и злые слёзы, застывшие в уголках глаз.

Песни Ланы дель Рей в чужом плеере – тягучий хрипловатый голос. Несколько занятий, когда ему доводилось позировать, ощущая на себе пристальный взгляд, пространные слова о примитивности некоторых людей, общение с которыми с лёгкостью приравнивается к напрасной трате времени, а то и вовсе – к пытке. Они недалёкие и раздражающие. Никакого интеллекта, одно лишь желание вызвать зависть у окружающих. Такие особи не равны людям, впитавшим понятие об аристократизме и восхитительных манерах с молоком матери.

Не менее презрительные высказывания о тех, кто мелькает на страницах модных журналов и каталогов, создаваемых для продвижения того или иного бренда.

Все модели – тупые вешалки.

Да-да, и ты в их числе.

– Именно, – усмехнулся Кэрмит. – Ты и я – это сплошной шаблон на шаблоне. В итоге получается идеальное сочетание. Все богатые мальчики, родившиеся в России, испытывают невероятную тягу к демонстрации собственного благосостояния, оттого одеваются исключительно в вещи от кутюр и катаются на таких вот машинах, разбивая их с завидной частотой, а потом получая в подарок от отцов новую модель и не учась на своих ошибках. Ты – яркий пример такого мальчика. Армани, Бриони, Прада, Гуччи, Москино и прочие разрекламированные, но не каждому доступные марки, как основа гардероба. А контрольный выстрел – «Феррари», как один из элементов, призванных создать определённый имидж. Последний штрих. Любой другой человек, находящийся на моём месте, должен столь вызывающее поведение осудить и сказать, что в твоём возрасте стоит быть скромнее. Но это же я, которого отдельные личности считают тупой моделью. А что нужно представителям данной профессии? В этой жизни они любят всего две вещи, им же поклоняются. Больше ни о чём думать не могут. Знаешь, к чему веду? Не знаешь? Могу намекнуть или открытым текстом сказать. Модели – независимо от пола – обожают толстые кошельки и большие члены. Ужасно, когда приходится делать выбор между первым и вторым. Слишком сложно для их крошечного ума, ломающегося от непосильных задач. Мне, пожалуй, повезло. У тебя и с первым проблем нет, и со вторым всё отлично. Так что не волнуйся, я никуда от тебя не денусь, даже если признание шокирует до глубины души.

– Что ты несёшь? – спросил Алекс, прослушавший первую часть речи с интересом, а вторую уже с плохо скрываемым раздражением и отторжением. – Какого хрена ты выплёскиваешь на меня этот бред? В очередной раз обдолбался, и потянуло на философию с приставкой «недо»?

– Естественно. Ты сразу не догадался? Этим мы тоже не брезгуем. И в порно снимаемся по собственному желанию. Стоит только предложить, и согласие у тебя в кармане. Я уверен, тебе не составит труда развить идею, доведя её до совершенства. Никогда не возникало идеи подложить меня под кого-нибудь, не ограничиваясь одним человеком? А, может, устроить групповое изнасилование, пропустить через десяток-другой любителей гэнг-бэнга, унизить так, чтобы я перестал сопротивляться обстоятельствам и всё-таки наложил на себя руки? Хотя, судя по вашим представлениям о людях, мне это должно понравиться, а не добить окончательно.

Слова сочились ядом. Пропитанные им насквозь, призваны были зацепить Алекса хотя бы немного. Уничтожить ледяное спокойствие, непробиваемое, невозможное. Спокойствие, задевающее и прорезающее насквозь.

Как Алекса бесила внезапная гневная отповедь Кэрмита, так последнего вымораживала невозмутимость первого.

– Кэрмит!

– Да что не так? Скажешь, не думал?

– Что за чертовщина с тобой творится? Можешь объяснить? – Алекс ухватил его за плечи, не встряхнул, но крепко удержал, стараясь заглянуть в глаза. – Всё было нормально, а теперь…

– Было. До тех пор, пока я не вспомнил, где именно увидел тебя впервые.

– И где?

– Вот здесь, – Кэрмит достал из кармана флэшку и помахал ею перед носом Алекса. – Знакомая штучка, правда? Только не говори, что никогда в жизни не пересекался с девушкой по имени Анна Звягинцева, потому что я тебе не поверю. В пользу вашего знакомства говорит уже то, что ты был натурщиком, позировавшим ей. Именно ты. В теорию о двойниках я не поверю. Сложно не узнать столь колоритную личность на портретах, созданных твоей девушкой. Как ни крути, а художница она талантливая, лица моделей на рисунках узнаваемы. Более чем.