– Эткинс?

– Именно.

– Данное заявления являлось актуальным? У тебя что-то намечалось с Гердой?

– Нет. Но он не преминул возможностью предупредить меня о перспективах. На случай, если вдруг будет. Стивен таким не страдает. Родители, в общем-то, тоже не впадают в крайности. Если скажу, что прогуливаться планирую вместе с тобой, они точно не станут возражать, – хмыкнул Кэрмит. – Но, замечу по секрету: вообще-то я уже взрослый мальчик.

– Что не мешает тебе с завидным постоянством находить проблемы на свою голову.

– И не только на неё. Бедовый, да. Этого не отнять. Но ты меня уравновесишь, и будет гармония. Если согласишься, конечно.

– У меня есть возможность отказаться?

– Нет. Ты планировал это сделать?

– Нет.

Алекс наклонился, желая украсть ещё один поцелуй. Может, мимолётный, а, может, вполне серьёзный. В итоге получил первый вариант, потому что у Кэрмита зазвонил телефон – пришлось отвлечься на разговор.

Стивен недоумевал, как братец умудрился потеряться в давно знакомом и изученном до мелочей здании.

Наблюдая за этим разговором, слыша отголоски возмущений старшего из братьев, Ильинский ловил себя на одной, весьма настойчивой мысли.

«У вас свидание в перспективе. И вообще-то роман. Самый настоящий роман. Ты неравнодушен к Кэрмиту… Так что планируешь делать? Продолжишь хранить молчание?».

В ходе многочисленных размышлений Алекс успел неоднократно прийти к выводу, что откладывать момент признания дальше некуда. Он определённо должен обо всём рассказать. Оборвав шпионские игры в один момент, поведать о том, что привело его на территорию учебного заведения, какие события тому предшествовали, какие отношения имели для него определённую ценность. Нужно было лишь набраться храбрости и отбросить сомнения. С этим дела обстояли сложнее всего.

Обман зашёл довольно далеко, молчание затянулось непозволительно.

Собственные заблуждения вызывали тошноту и отторжение. Алекс нисколько бы не удивился, одари его Герда в ответ на признание пощёчиной. Как мог поступить в сложившейся ситуации Кэрмит? Явно не впал бы в экстаз, начав стремительно восхищаться чужими умозаключениями.

Алекс выбил сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой, закурил, затягиваясь дымом.

Ему требовалось в срочном порядке открыть кому-нибудь душу. Провести генеральную репетицию перед финальным спектаклем, и он с нетерпением ожидал появления Герды, чтобы вывалить на неё ворох подробностей своей жизни. Прошлого, в котором нашлось место для определённых тайн.

Герда приехала через десять минут после того, как кончик сигареты коснулся стенки пепельницы. Поцеловала Алекса в щёку, приподнявшись на цыпочки.

– Что-то случилось? – поинтересовалась, снимая плащ и перебрасывая его через руку.

– Я хотел поговорить, – признался Алекс. – Откровенно. Но если честно, совершенно не представляю, с чего начать.

– Ну… Для начала можно предложить гостье пройти в гостиную, подать чай или что-нибудь в этом роде, после чего либо изливать душу, либо устраивать допросы с пристрастием, – произнесла Герда назидательно, усмехнулась и, не дожидаясь приглашения, сама отправилась в гостиную.

– Прости, я сегодня немного не в своей тарелке.

– Заметила. Не возражаешь, если я немного похозяйничаю тут?

Алекс отрицательно покачал головой. Не возражал. Он вообще, по большей части, на кухню не совался, только в случае крайней необходимости, а потому, если кто-то проявлял к ней интерес, воспринимал это ровно. У него не проскальзывало своеобразной ревности к помещению и воплей о том, что прикасаться к вещам, здесь находящимся, нельзя ни в коем случае. Подобная тактика поведения представлялась Алексу довольно нелепой.

Он внимательно наблюдал за действиями приятельницы, не зная, как преподнести ей заявление о собственной связи с Анной. О желании уничтожить Кэрмита, отомстив за смерть своей любимой девушки, заставив того на собственной шкуре ощутить нечто подобное. О том, что, отказавшись от стремительной мести, решив предварительно изучить обстановку, постепенно умудрился изменить отношение с плюса на минус, влюбившись в объект мести.

Он должен был сказать многое. Дальнейшее молчание не имело смысла, оно лишь усугубляло ситуацию.

Герда поставила чашки с чаем на стол. Улыбнулась, словно подбадривая и призывая стать решительнее. Говорить, как есть.

Алекс тяжело вздохнул.

– Я должен кое в чём тебе признаться.

– У тебя такое лицо, как будто ты собираешься взять на себя вину за все преступления, совершённые за последнее десятилетие, – чуточку удивлённо произнесла Герда. – Но это ведь невозможно, правда?

– Мне кажется, что планируемое откровение может шокировать сильнее, чем реальность высказанного тобой предположения.

– Почему?

– Потому что напрямую касается одного близкого тебе человека, а не тысяч посторонних.

Герда посерьёзнела, чуть прищурила слегка – тонкие чёрные линии стрелок, минимум туши – подкрашенные глаза.

– И о ком же пойдёт речь?

– О Кэрмите Грегори Трэйтоне, – со вздохом сказал Алекс, запустив ладонь в волосы и слегка потянув за них. – Наверное, ты удивишься, а, может, и вовсе возненавидишь меня за это признание, но… Даниэль был прав, подозревая, что я проявлял интерес к личности Кэри не просто так. Знание, что со временем я умудрился в него влюбиться, не отменяет того, что на первых порах я преследовал совсем иные цели, а о чувствах не шло речи. Если только о ненависти. Я хотел убить его. Морально и физически. Не знал, как именно это сделаю, но… хотел.

В установившейся тишине звук разбившейся чашки был особенно громким.

Нет, Герда не схватила её со стола и не швырнула в голову Алексу. Будучи шокированной признанием, она просто выпустила посуду из рук.

*

Занятия с репетитором были для Кэрмита сущим адом, пусть и необходимым. Он не протестовал, понимая, что без дополнительных занятий окончательно во всём запутается и всё запустит, но каждый раз на занятия шёл, как на расстрел. Два часа мучений в компании мегеры, пусть и гениально знающей предмет, расчёт и долгожданная свобода. Сразу после того, как леди-математик покидала особняк Трэйтонов, Кэри выдыхал с облегчением и мысленно себя подбадривал, называя обладателем железной воли и стальных нервов.

Родители тягу к знаниям всячески поддерживали и поощряли, заявляя, что без неё нет надежды на хорошее будущее и блестящую карьеру. Количество таких разговоров возросло, будто в геометрической прогрессии, сразу после того, как посреди ясного неба грянул гром, и мирную жизнь благородной семьи омрачил скандал, в котором фигурировал их младший сын. Не на месте наблюдателя или второстепенного героя, а в качестве самого главного. После этого омерзительного видео иначе к Кэрмиту начали относиться не только одноклассники в большинстве своём, но и родители. Как будто стоило только засветиться там, и он моментально растерял все навыки и таланты к учёбе, лишившись в одночасье надежды на продвижение по карьерной лестнице. Нет, понятно, что видео бросало тень на его репутацию, перетягивая и акцентируя, как и любая скандальная вещь, большее внимание на себе. Но…

Проще говоря, после неприятного инцидента Кэрмиту гораздо чаще приходилось доказывать родителям, что он чего-то стоит, и они могут не опасаться за его жизнь в дальнейшем. Он получит нормальное образование. И работа у него будет нормальная. Съёмки в порнофильмах он основным заработком не сделает, даже от большого отчаяния. Даже, если его совсем припрёт, и он будет находиться на грани разорения, когда поесть нечего, платить за коммунальные услуги и интернет нечем, надеть, в общем-то, тоже нечего. Приходится искать долго и мучительно.

Иногда создавалось впечатление, что родители вообще не верят, будто он не по собственному желанию там снялся. Возможно, Стиву были известны мотивы родителей, но он о них не распространялся, а Кэрмит не спрашивал. Он не любил ворошить прошлое, поднимая один пласт мерзких воспоминаний за другим. Единственным за долгое время исключением из правил стал разговор с Алексом после драки на крыше общежития. В принципе, тогда тоже была возможность промолчать, но Кэри потянуло на откровенность, и он сам не знал, что послужило тому толчком.