Драко чуть не умер тогда. Многочисленные переломы, травма головы, кровоподтеки. Он все еще лежал в лазарете, набирался сил. Девушка переживала за его судьбу, потому что, по словам Мадам Помфри, восстановление продлится не один день.

Один раз Грейнджер пересеклась с Люциусом, который спешил навестить сына. Гермиона видела его впервые за этот год. Лицо у него было удрученное. Черные синяки виднелись под усталыми глазами. Всегда причесанные волосы в беспорядке лежали на плечах. Ровная спина старшего Малфоя скривилась, и его шаги больше не были широкими и прямолинейными. Отец Драко был потерянным, потому что даже не заметил девушку, случайно налетевшую на него в коридоре.

Весь месяц она дежурила сама. Ее окружали сырые стены, длинные пустые коридоры и оглушающая тишина. Порой, Гермионе становилось страшно, и она с опаской оглядывалась назад, пытаясь избавиться от чувства, что за ней следят. Какие-то шаги будто преследовали ее каждую ночь, делая шизофреничкой.

После каждого дежурства она заскакивала в больничное крыло. Заходила на носочках, стараясь не дышать. С опаской оглядывалась по сторонам, надеясь, что все, кто хотел проведать “больного”, ушли. Останавливалась рядом с койкой, на которой спал Драко, и садилась на стул около него. Как всегда, рядом сидел Блейз, не отрывая глаз от друга.

Девушка помнила, как он посмотрел на нее, когда та пришла в первый раз. Не холодно и пренебрежительно, как обычно, а с пониманием. Будто где-то в душе понимал ее чувства и не собирался рассказывать кому-либо об этом. Так Забини и делал. Молчал, не обращая на девушку никакого внимания, о чем-то разговаривая с друзьями.

С тех пор у Грейнджер появилось второе дежурство — с Малфоем. Ровно в двенадцать она занимала место Блейза около Драко. Уставший парень, коротко кивнув, уходил спать. Хотя вначале недоверчиво возвращался в свою башню.

Всю ночь девушка разглядывала его платиновые волосы, на которых отражался лунные свет. Кожу, которая была еще бледнее, чем обычно. Тонкие губы, которыми он целовал Гермиону. Ровный нос и правильный подбородок.

Она скучала по нему. По его улыбке, холодному взгляду. По всем колким выражениям, что он пускал в ее сторону. По уверенной походке, расправленным плечам. По худым рукам, находившимися в карманах. Грейнджер было сложно признаться самой себе в том, что ей действительно не хватает его голоса, запаха шоколада и кофе. Они, конечно, выветрились со временем. Теперь от парня пахнет больницей — стерильно.

Она так любила смотреть на то, как Драко спит. На то, как равномерно вздымается его грудь, как играют блики на его коже. Как ресницы слегка дергаются. Как он шевелится во сне. Малфой выглядел таким беззащитным без привычной маски.

Гермиона ценила каждое мгновение, проведенное со слизеринцем. Засыпая, девушка видела лицо Малфоя. Его жадные поцелуи и прикосновения, сильные руки и напористое желание. Она просыпалась в холодном поту, тяжело дыша. Где-то в глубине души ей нравилась эта близость.

Воспоминания о прикосновениях Драко вызывали в ней настоящую бурю эмоций. У нее кружилась голова, подкашивались ноги. Такого с ней никогда еще не происходило. Девушка не знала, что с ней происходит. И, по правде говоря, не сильно хотела разбираться. Главное быть рядом с Малфоем, охраняя его сон. А от всех проблем они избавятся позже.

Пару раз, когда Грейнджер направлялась в госпиталь, ее останавливал Рон. Он спрашивал, куда она идет, на что девушка отвечала очередной ложью. Уизли видел что-то в ее взгляде, что-то такое, что заставляло его хмуриться. Он видел, как Гермиона смотрела на Драко. Казалось, что само имя заставляет искорки появляться в ее глазах. Рон отворачивался, стараясь скрыть ревность, и уходил. Но гриффиндорка замечала ревность по изгибу губ, злым глазам и нахмуренному лбу.

Несмотря на обиду, она волновалась за своих друзей. Долорес оказалась самой настоящей сумасшедшей. Дамблдор все реже появлялся в Хогвартсе, все чаще на заголовках «Ежедневного пророка» виднелось его лицо. Амбридж исключила практические занятия, заменив их теоретическими. Стены школы сверху донизу были увешаны табличками в деревянных рамках. Там красовались сотни ненужных правил, за нарушение которых учеников карали пытками.

Вчера, сидя в Большом зале, Гермиона увидела нечто ужасное — на коже Гарри до крови была высечена фраза: “Я не должен лгать”. Как выяснилось, это было специальное заклятие, с помощью которого прислужница министра магии наказала ее друга. Девушка тогда едва не заплакала, заговорив с друзьями третий раз за пару недель.

Как можно применять такие методы к ученикам?! Это абсолютно недопустимо и жестоко. Гермиона принялась расспрашивать Поттера о том, что произошло. Но тот лишь отмахивался, насупив брови. Она пообещала себе, что узнает, в чем дело.

Размышления девушки прервал скрип двери. Она, нахмурившись, продолжила строчить пером по пергаменту, шевеля губами.

Малфой нагло пожирал ее взглядом, гадая, когда же она заметит его присутствие. Не громко кашлянув, он пристально посмотрел на Грейнджер.

Та, округлив глаза, медленно подняла голову.

Гермиона не могла поверить, что он стоит перед ней живой и невредимый. Как всегда, расправив плечи, засунув руки в карманы. Смотрит на нее своим холодным долгим взглядом.

Тепло разлилось в груди, заставляя бабочек летать в животе. Она закусила щеку, чтобы не улыбнуться.

Он рядом с тобой, прямо сейчас.

Но тут же пришло беспокойство, заменив собой радость. Ведь все это время Грейнджер винила и себя в том, что произошло с Драко. Это она рассказала Ленни и про поцелуй (было неизвестно, как на это отреагирует Малфой) и про то, что тут происходило. Виновата она, а не кто-либо другой. Ведь именно она разболтала всем их с Драко секреты. Пожалела себя, в надежде найти кого-то, кто поймет ее, а получила…

— Привет, — прошептала Гермиона, поборов приступ паники.

Драко нервно рассмеялся, нащупав пальцем древко, торчащее из кармана.

Грязнокровка. Ты действительно думаешь, что этого будет достаточно?

— И это все, что ты можешь сказать? “Привет?” — Малфой приподнял брови.

Он посмотрел на Грейнджер почти обвиняющее. Он пролежал в больнице целый месяц, а она так ни разу к нему и не зашла. Не принесла чего-нибудь, не помогла с уроками. Не обговорила какие-то проблемы старост, не рассказала, что творится в школе.

А разве должна была?

Та, закусив губу, опустила взгляд. Малфой все продолжал испепелять ее глазами, цокнув языком.

И хорошо, что не приходила. Потому что такого позора он бы не вынес.

— Прости, я не хотела, чтобы так… — ком застрял в горле, а язык заплелся.

Гермиона не знала, что сказать.

Признаваться в том, что три раза в неделю она сидела у него около койки, сжимая холодную руку. Что читала ему учебники по разным предметам, надеясь, что что-то всё же сможет уложиться у него в головке. Что несколько часов смотрела на его лицо, прося Бога, чтобы все прошло хорошо для него.

— Ну что, Грейнджер? Получила то, что хотела? Я страдал мучительной болью. Или тебе и этого не достаточно? Я уж думаю, не побежишь ли ты к своим дружкам с просьбой прикончить меня? — прошипел он. — Ведь я могу ходить.

Серые глаза холодно смотрели на бледное лицо девушки.

Аж тошнило от ее присутствия.

Она выдохнула от возмущения.

Как будто это она кого-то просила.

Она резко поднялась с кресла и стала идти по направлению к Драко.

— Я никогда не желала тебе такого, — процедила она, еле сдерживая гнев.

Как он мог даже подумать об этом?

Конечно, Малфой не знал, что она прибегала к его палате чуть ли не каждый день, беспокоилась за него и переживала. Но все равно… Неужели он полагает, что она хотела его смерти? Что все то, что проделали ее друзья, было благодаря ей?

От таких мыслей в животе что-то неприятно сжалось в тугой узел.

— Правда? — выплюнул он, подходя ближе к девушке.

Его лицо пренебрежительно исказилось.