Первый чертов раз, когда он даже не смотрит на нее с пониманием или жалостью. Нет того нежного взгляда, который беспокоился, как его сестра.

Он стал для нее словно чужим. И это она сделала его таким.

— Допустим, — он жесток. — А врать тебя тоже мать просила?

— Да где же я врала? – она почти кричит. И обида съедает ее изнутри.

— А что это было с Гермионой? — он огляделся по сторонам, замечая, что, видимо, прослушал звонок, так как никого в коридоре не было. — Когда я приходил к тебе, — он безжалостно смотрел на мокрое лицо сестры, — рассказывал, что не понимаю. Что я, мать твою, запутался! Что она обижается на что-то, а я, сука, ее не понимаю! — и он уже орал. — И ТЫ МОЛЧАЛА! ТЫ ДАЖЕ СЛОВА НЕ СКАЗАЛА! Только твердила, что Гермиона — дура, которая находит повод, чтобы перестать со мной дружить!

И его крикам отзывались ее стоны. Ее нервное дыхание.

Она просила прощения у себя в голове уже в тысячный раз. И с жалостью смотрела в его темные глаза, которые так не свойственно глядели в ее.

Вот и оно. Он стал другим для нее.

Пусть время вернется обратно. Когда она переступала порог этой чертовой школы. Висла на шеи Ленни и злобно глядела в сторону Гермионы. И начинала свой “план”. И врала ему.

Черт возьми.

Почему она так сглупила?

— Я что, не имею право на ошибку?

И голос слишком хриплый. Такой рваный, как и ее настроение. Как и все вокруг, залепленное снегом.

Чертова зима, чертов декабрь.

— Имеешь, Мария! Конечно, имеешь. Только не на такую.

Темная мантия поднеслась, почти ударив ее по лицу. И фигура стремительно скрылась в коридоре, удаляясь все быстрее.

***

— Спасибо, что согласилась.

— Да не за что. О чем вообще речь?

Его лица коснулась благодарная улыбка.

Они шли вдоль школы, закутавшись в зимние куртки. Хотя мороз стоял не сильный, поднимался ветер, неприятно дувший в спину.

— Ты поговорил с Марией?

Она посмотрела на Ленни, который вмиг посерьезнел.

— Если не хочешь об этом, то можем закрыть тему.

— Да нет. Я могу говорить обо всем.

Она тихо засмеялась. Достала перчатки из карманов, надевая на замершие пальцы.

— Просто, понимаешь, — он понизил голос, всматриваясь вдаль, — это слишком тяжело.

— Что именно?

— Простить ее. Ведь столько врать мне, будучи сестрой. Как будто мы не родные.

— Да уж.

Она действительно не понимала, что двигало Марией, когда она поступала так. Как можно желать своему брату столько горя?

И что вообще такого в том, чтобы он общался с другими девочками, влюблялся? Или Финч настолько не нравилась ее кандидатура?

Даже, если это было так, то она не имела права и одно словечко лживое говорить или что-либо таить. Потому что это не ее жизнь.

Про болезнь она вообще молчала.

— Давай не будем о плохом? — он весело посмотрел на нее.

— Давай, — она мягко улыбнулась.

— Ты уже придумала, что наденешь на бал?

— А что? — девушка громко засмеялась.

Сегодня Амбридж собрала всех после уроков, чтобы официально объявить о том, что бал состоится. И Гермиона была не слишком рада. Хотя бы потому, что платья у нее уж точно не было.

Рядом с ними пробежала какая-то девушка с другого курса за парнем, который так летел, что чуть ли не падал. Они громко смеялись.

И — черт — она вспомнила, как видела точно такую же парочку, когда она гуляла с Роном. Это было так давно, что она даже не смогла бы вспомнить неделю или день.

Они тогда кидались снежками друг в друга, не зная о проблемах. Не думая, что у кого-то из них есть болезнь, а у кого-то может быть беда в семье.

И да — ее мать ей до сих пор не ответила.

И это начинало волновать ее с нарастающей силой. Так, что ноги привели ее сегодня в совятню, чтобы настрочить пару строк.

— Все девушки уже говорят об этом. Пока я шел из зала, они все уши прожужжали.

— И что же они говорят?

— Ну, — он поправил длинный шарф на шее, — кто что наденет, у кого какая сумка будет, туфельки и еще разные вещи. Я не запомнил, — он подмигнул Гермионе. — Поэтому и спрашиваю о твоих планах.

Хм.

О ее планах?

Начать можно было с того, что пойти ей было не в чем, так как она и не предполагала, что Министерство затеет подобную вещь. Денег, чтобы купить новое, не было, а тревожить родителей сейчас по этому поводу было бы просто не человечно. А идти в школьной юбке и рубашке, чтобы выглядеть дурой, ей не слишком хотелось.

Поэтому — да — планов было столько, что не пересчитать.

— Эм… Ленни, — она смущенно улыбнулась.

И как сказать человеку, что у тебя одной нет ничего, что могло бы подойти? Что даже времени особо нет, чтобы подобрать, как-то сшить?

— Да?

— Я… я еще не думала об этом.

— Серьезно?

Она натянула ткань на подбородок, чтобы холодный ветер не слишком врезался в кожу. Вздохнула.

— Ну да. А что тебя так удивляет?

— Я же говорил, — он мягко продолжил, — другие девочки уже полностью в празднике. А ты — нет.

— Да, — она кивнула. — Это плохо?

— Нет, что ты? Это твое личное отношение. Можно же вообще не приходить — никто не заставляет.

Не приходить? Об этом она не задумывалась. А, видимо, стоило. С такими-то темпами.

И когда она стала стыдиться, чтобы прийти в обычной одежде на праздник? Ведь дело было не в этом.

— А ты? Пойдешь?

— Я?

Он кашлянул. Остановился. И притормозил ее рукой.

— Ну… вообще, да, собирался.

Она понимающе закивала головой. И опустила глаза на ладонь, которой он придерживал ее куртку.

— В моих планах было… кхм… — он покусал губы. И даже засмеялся на пару секунд. — Ну…

— Ну?..

Даже в темноте она видела, как краснеют его щеки. И подрагивают пальцы, которые продолжали держаться за ткань.

— Короче, я хотел пригласить тебя.

И рука моментально слетает оттуда, словно облегчение. Он сжимает губы, которые вот-вот готовы расплыться в улыбке.

О Боже, что?..

Он пригласил ее на бал?

Ее. На. Бал?

Видит, Мерлин, не была она готова к такому.

— Ты? Герм, ты хотя бы подумаешь?

И эта ну-специально-что-ли надежда в глазах. В этих старых глазах, которым она так слепо верила. И доверяла.

По-ду-мает?

О таком вообще думают? Что вообще в таких моментах делают?

Дрожь прошлась по всему телу. Пока она разглядывала снег в темноте.

Это вот дни такие пошли, удачные?

— Конечно, — выдавливается у нее со слабой улыбкой.

— Хорошо, спасибо, — радость, словно рука, достает до его лица. И светится в глазах огоньками. — Идем?

Она сковано кивает и идет за парнем.

Че-е-ерт. Он бы ей еще встречаться после всего предложил.

Она знает, что это болезнь. И он вообще не виноват. Но куда деться страху, который уже на стадии рефлекса появлялся при виде него? Ведь избавиться от ужасных воспоминаний было нельзя, как это происходило у него.

Вот бы ей такой талант. Хотя то, что это все была болезнь, слишком страшно.

Она не понимала, как он собирался жить дальше. Как вообще люди живут с таким.

Когда ты один, а в душе… Господи, у тебя в душе жил зверь, который появлялся, когда хотел, и уничтожал на своем пути все.

Наверное, это гораздо страшнее, чем просто смерть. Да и к тому же, знать срок, когда черная мгла придет за тобой.

— Знаешь, — вылетает у нее, — я согласна. Давай пойдем вместе!

И почти ударом по голове.

Ты дура или как?

— Правда?

Он резко оборачивается, застывая с широченной улыбкой на лице. Такой довольный, будто это был подарок на Рождество.

— Правда.

Она улыбнулась в ответ.

Ну и пусть, пусть они пойдут. Потому что это хоть как-то поднимет его настроение. И вообще — почему бы не сделать человека счастливым, когда у самого счастья не хватает?

— Спасибо тебе, Герм!

Он сиял, как новогодняя елка. И смотрел с благодарностью, словно она сделала что-то невероятное.

— Я… Как вы в Гриффиндоре говорите? Святой Годрик? — он засмеялся. — Святой Годрик, я так рад!