– Я с тобой.

Таня ждала в машине у ее подъезда. То, что она рассказывала… То, что Берта услышала… Это не может уложиться в человеческом мозгу! И представить это никак невозможно, не то что увидеть. Но Берта знает: она должна там быть. Для храбрости она вызвала в памяти лицо Анатолия, родное и отважное. Лицо Вадима, серьезного и все понимающего. Она им оттуда позвонит. А вдруг с хорошей вестью.

И Берта вошла в ворота ада. Шла среди людей, которых запускали партиями, как в ад или в концлагерь, и они сосредоточенно шли, как собаки, на запах. На трупный запах. Берта смотрела, как эти люди, которые простояли у ворот много часов, некоторые несколько дней – без сна и отдыха, – надевали резиновые перчатки, вытаскивали огромные черные мешки и по звуку, по тихому стону, отыскивали еще живых животных среди разложившихся заживо тел.

– Вот так здесь убивают собак, – кивнула Таня. – Живыми в мешок вместе с мертвыми. Такое у Инессы дорогое и гуманное усыпление.

Берта смотрела, как этих живых выводят, выносят, как их укладывают в простые машины и в очень дорогие автомобили. Охрана, люди в форме, похожей на фашистскую, у всех, кто забирает животных, проверяет документы и заставляет подписывать договор! Договор с убийцами.

Рекса среди живых не было. Берта смотрела до конца. Пока не увели последнюю собаку, не вынесли последнего котика, не похожего на кота вообще.

– Ничего? – спросила Таня, держа в руках две переноски с двумя гноящимися комочками, которые все же подавали признаки жизни. Это были кошечки.

– Мешки, – мертвой рукой показала Берта.

– Там вряд ли. Мало времени прошло. Их в мешки отправляют живыми. Несколько дней они живут. Ну, что же, по плану у нас следующий приют той же Инессы. Будем искать. Познакомься, это журналистка, зовут Виолетта. Расскажи ей о Рексе, о Кидринских. Она их давняя «подруга».

Берта, как во сне, посмотрела на девушку с красивым и скорбным лицом, которая держала в руках видеокамеру и все снимала. Девушка кивнула ей.

– Таня вам сбросит мой телефон. Звоните.

Люди уходили, уносили мешки, уводили узников пушистого лагеря смерти. Прятались от объективов камер телевидения работники и охрана. Какой-то хорошо одетый и статный мужчина втаптывал ногами в грязь подобие человека, кричал:

– Ты пришел поучаствовать в спасении, подонок Сизов? Вот сейчас ты и пробулькаешь в этом болоте! Где моя Индиго, которую ты украл?

Таня сжала локоть Берты:

– Видишь этого человека, которого бьет хозяин украденной собаки? Это Сизов. На совести этого мерзавца сотни только хозяйских собак. Бездомных он поставляет тысячами. У него собственный дом и дорогая машина. Отдыхает в Майами. Приехал из глухой деревни делать карьеру в Москве. Не проработал ни одного дня. Еще и пособие получает по безработице.

А у забора сидела на корточках и горько плакала молодая женщина-мигрантка. Берта подошла к ней:

– Что вы здесь делаете?

– Работаю, – ответила она, подняв на Берту черные очи-раны. – Меня выслали в Таджикистан после того, как убили ребенка, Умара. Я там не смогла. Вернулась, устроилась сюда на работу. Мне показалось, что меня обманули, что мой сын жив. Я его ищу. Мне дали трупик, он совсем не похож на Умара. Муж говорит, это он, а я не верю. Перестала верить. Но мы похоронили того мальчика. Я вернулась за своим. Я устроилась на работу с животными, а тут такое… Это я позвонила в газету, журналистке Виолетте. Теперь меня уволят. А может, убьют. Как этих собак, в мешке. Инесса – страшная женщина.

– Тебя зовут Зарина? – в ужасе спросила Берта.

Она, конечно, помнила ту нашумевшую историю, когда у пары таджиков полицейские, вернее, оборотни в погонах, изъяли младенца из-за того, что им вовремя не заплатили дань. Как этого младенца убили, выдали матери неузнаваемый труп, выслали с ним на родину. А Зарина с мужем приехали в Москву лечиться, чтобы родить этого малыша. Это было в Волгограде. Писали все газеты, были передачи по мировым каналам. Умарали Асламов звали мальчика… Мать выслали на родину. Как может быть, что она оказалась здесь?

Берте показалось, что женщина прошептала: «Да, Зарина». У нее был мобильный телефон, и Берта оставила ей свой номер, взяла ее.

Такой была эта экскурсия. Таня ждала ее в машине. Когда Берта вышла у своего подъезда, она не знала, день это или ночь. Хотелось бы, чтобы была ночь.

Берта в тоске, в какой-то совсем безумной надежде, смотрела на Анатолия, который стоял, прислонившись к стене у ее подъезда, и придерживал ногой корзину розовых роз. Наверное, как обычно, с каплями на лепестках – в росе. Только когда он подошел, Берта почувствовала, какой страшный запах привезла на себе из «Приюта Инессы». С этим запахом нельзя войти в жилой дом. В квартиру, где почти готов ужин для любимого мужчины. С этим запахом, который никогда уже не отстанет, невозможно прильнуть к его рукам, невозможно спастись. Но… вдруг? Вдруг он что-то узнал? Вдруг он нашел и привел уже в ее квартиру Рекса…

– Я приехал раньше, – сказал Анатолий. – Мы всем офисом смотрели по телевизору этот кошмар с приютом. Мне показалось, что там мелькнула ты. Значит, не показалось. Берта, ты еле стоишь. Хочешь, отнесу на руках? Только ничего пока не рассказывай. Я – тоже потом. Надо добраться домой. Там Туся, ты не забыла? Я с Джессикой уже погулял.

– Я дойду, – постаралась улыбнуться Берта. Сначала постаралась, а потом улыбнулась от радости встречи, которую осознала только сейчас. – Ты должен нести свою корзину. Мы же не оставим цветы здесь? Ни за что!

– Как скажешь, графиня, – ответил Анатолий.

Запах смерти сдался, слился, убежал. Исчез с последним всхлипом от его живых, пахнущих любовью рук. И розы опять мокли и плавали в ванной у ног розовой Берты. Анатолий не дал ей вытереться. Он выпил ее росу. И они долго-долго ничего не говорили. Потому что они не умолкали. Потому что он задавал вопрос, но это был не голос, а поцелуй, она отвечала, но это был не плач, а стон любви…

Они вернулись к розам. Берта вновь встала босыми, горячими ногами в этот пруд, в этот райский пруд. Анатолий держал ее так, чтобы она не упала, чтобы она стоя выслушала то, что он узнал.

– Я звонил сегодня Вадиму. Отличный мужик, сказал, что ты красавица. Пообещал, что он посадит этих Кидринских. Он вытряс из них контакты людей, которые приезжали как ловцы. Они не имели права. Они так подрабатывают. Это транспортное предприятие. Мы нашли этих людей, которые получают у Кидринских дитилин для убийства животных и плату за работу, заставили их отвезти нас на то место, где они его выбросили. Берта, Рекса здесь нет. Ему никогда не будет больно. Мы его похоронили там, под березой. Я разбил себе косточки о скулы этих отморозков. Вадим меня охранял. Но Рексу не больно, моя дорогая. Его нет в этих мешках, в этих приютах. Он теперь есть только там, в своей чудной стране.

И Берта плакала на коленях, среди роз, в своей чудной стране. Она прощалась с псом по имени Радость. Ей помог ступить на землю ее мужчина. Он сказал:

– Заплатят все.

Это было его признанием в любви.

Вета перестала называть себя журналисткой. Она перестала гордиться своей профессией. Она перестала ей верить. А она была истинной журналисткой. Ей нужна не болтовня, не подтасовки, не платный дорогой заказ. Ей нужен только результат. Во имя результата она готова – да, она, как в старой песне, готова трое суток шагать и не спать… И не трое, а сколько угодно. И не спать, и не жить, пока все не встанет на свои места. Как должно быть. А так не получается. Никогда не получается! Потому что этого хочет только Виолетта. Женщина с нежным лицом и тонкой, хрупкой фигуркой. Сейчас столько людей, которым легко ее остановить, которым нужно ее остановить, как уже остановили других, тех, у кого слишком нежное лицо и хрупкие фигуры.

Мокли русые волосы в стынущей темной крови женщины с нежным лицом. Чьи-то фигуры разлетались вместе с обломками автомобилей и вертолетов.