Винцела задумчиво почесала макушку, не зная что и ответить. Перевернула картину вверх ногами, потрясла, как будто надеялась столь глупыми действиями собрать краски правильным пазлом.
— Вот еще, — Анфиона протянула другой холст. Это был автопортрет, изображающий ее саму за чашкой чая, которую она пригубила. — Когда я рисовала, то зафиксировала момент, как моя рука только тянется в сторону дымящейся чашки, понимаешь? Мне аж страшно теперь на это глядеть…
— М-м-м… — подруга издала некий задумчивый звук. — Да, я помню.
— А это вообще безумие!
На третьем холсте опять их родная поляна, мраморная экспонента, каменная книга, хижины и… ничего более. Хотя нет. Виднеется часть ноги Ингустина.
— Он что, уходит с полотна?!
— Да! Хотя был изображен полностью со скрещенными на груди руками.
— Ты хочешь сказать, о ужас… все они движутся?
— Нет, не все. Эти странности, как я заметила, происходят только на тех картинах, где изображены часы. Словно там тоже идет время: очень-очень медленно, но идет! На других же, без часов, все остается как было задумано изначально.
— М-м-м…
— Ну чего мычишь? Дельное есть что сказать?
— Это началось после того, как заработала мраморная экспонента?
— Да.
Винцела еще раз критически оглядела полотна и мотнула головой, ее разноцветная прическа на мгновение ожила волнами красок.
— Тут только Авилекс может разобраться, и то… не уверена.
— К тому же его нет, пропал куда-то. Страшно мне, понимаешь?
В это время слоняющегося по периметру Восемнадцатиугольника Фалиила мучила совсем другая проблема. Он все думал над словами звездочета, что их Сингулярность — целый мир, наполненный жизнью, — одновременно для других является простой математической точкой, лишенной даже самого минимального объема. Как такое вообще возможно? Фалиил крутил эту сложную проблему у себя в голове, поворачивал разными гранями, но только еще больше запутывался. Надо бы спросить у самого Авилекса. С этой простой мыслью он постучал в его хижину.
Ответа не последовало. Тогда Фали бесцеремонно вошел внутрь, окунувшись в царство бесконечных книг. Почти все они стояли высокими неряшливыми стопками, некоторые стопки даже поддерживали друг друга своими бумажными вершинами, дабы не рухнуть на пол. Все было предусмотрительно накинуто целлофаном — и это правильно, чернильники не дремлют, могут вновь явиться в любой момент. На одной из полок Фалиила привлекли ряды пухлых тетрадей: они стояли как-то обособленно и наверняка в них находилось что-то очень важное. Вообще-то Авилекс сильно раздражался, когда его личную библиотеку пытались потревожить извне, постоянно говорил, что здесь нет ничего интересного и что все самое ценное он уже давно прочитал да рассказал остальным. Но соблазн оказался велик. Фали взял крайнюю из стоящих в ряд тетрадей (она была заполнена лишь наполовину) и открыл последнюю запись:
996876 — 998 звезд
996877 — 1002 звезды
996878 — 1003 звезды
996879 — 1005 звезд
996880 — 994 звезды
996881 — 996 звезд
Так. Ну это слишком уж очевидно — звездочет считает звезды. Только вот что за длинный номер впереди? Может, счет дней? Взял тетрадь где-то из середины, ее страницы выглядели чуть пожелтевшими:
364112 — 990 звезд
364113 — 997 звезд
364114 — 997 звезд
364115 — 1000 звезд
Ого, кажется, версия подтверждается. Фалиил открыл самую первую тетрадь, желтизна и древний запах страниц которой заставляли испытывать невольное благоговение:
1 (я снова очнулся) — 999 звезд
2 — 994 звезды
3 — 991 звезда
4 — 996 звезд
5 — 1002 звезды
6 — 998 звезд
Фали задумчиво покачал головой, не делая поспешных выводов, потом воткнул тетрадь на прежнее место: даже аккуратно поправил ее, чтоб хозяин не заметил вторжения. Тут он увидел кожаную папку, тщательно спрятанную за полку, и, если б не торчащий маленький кончик, она бы так и оставалась нетронутой. Дальнейшая логика его действий проста: поскольку Авилекс что-то старательно прячет, значит, это надо обязательно посмотреть. Ну, хоть одним глазком да глянуть…
В папке оказалась лишь пара исписанных листков:
«Теперь я уже не сомневаюсь, что в любой музыке имеется три разновидности аккордов для ее аранжировки:
Малый аккорд (2 тона + 3 полутона).
Большой аккорд (4 тона + 5 полутонов)
Идеальный аккорд (9 тонов + 9 полутонов)
Для второстепенных композиций достаточно малых или больших аккордов, но девять Великих симфоний, которые я написал, играются непременно только на идеальных аккордах, иначе просто ничего не получится! Вот их список:
Первая симфония: мелодия расширения мира и образование ойкумены.
Вторая симфония: мелодия рождения красок (великолепная композиция!).
Третья симфония: рождение из пустоты двух механических музыкантов (басовый и скрипичный ключ).
Четвертая симфония: создание механизма Тензора (да потечет по нотам время!).
Пятая симфония: сотворение водных ресурсов — озер и большой Логарифмической реки.
Шестая симфония: сотворение плюшевых зверей.
Седьмая симфония: сотворение бумажных птиц и проволочных насекомых.
Восьмая симфония: создание предметов обихода и всего необходимого для жизни.
Девятая (самая важная!): симфония Возвращения.
Над последней я трудился более тщательно, чем над остальными.
Итак, добавляя к сказанному, замечу, что в природе существуют лишь 18 истинных нот, из них 9 тонов:
Gim, Fal, Han, Rai, Ing, Har, Izm, Aht, Elr
А также 9 полутонов:
Ast, Gem, Vin, Anf, Ria, Lea, Kle, Tau, Ust.
Внимательно комбинируя их, можно добиться изумительного результата…»
Фалиил, дочитав до этого места, внезапно остановился: в голове крутанулась одна шокирующая догадка. Названия непонятных нот каким-то чудесным образом совпадали с первыми буквами их имен. В самом деле:
Gim — Гимземин.
Fal — Фалиил.
Han — Ханниол.
Rai — Раюл.
Ing — Ингустин.
Har — Хариами.
Izm — Исмирал.
Aht — Ахтиней.
Elr — Эльрамус.
Это так называемые «тона», а вот, в качестве окончательного доказательства теоремы, полутона:
Ast — Астемида.
Gem — Гемма.
Vin — Винцела.
Anf — Анфиона.
Ria — Риатта.
Lea — Леафани.
Kle — Клэйнис.
Tau — Таурья.
Ust —?
Последняя нота оставалась загадкой, какой-то ненайденной переменной, но главная странность все же заключалась в другом: почему в списке нет самого Авилекса?
Впрочем, думать было уже некогда: дверь скрипнула, появился хозяин хижины. Мигом оценил обстановку, злобно сверкнул глазами и, подавляя ярость, крикнул:
— Как ты… как ты посмел рыться в моих вещах?!
Ого. Таким раздраженным звездочета редко когда увидишь. Фалиил все продолжал стоять с открытой папкой и виновато опущенными глазами: что тут говорить — пойман на месте преступления. Теперь уже нет смысла отпираться, сочиняя витиеватые оправдания. Поначалу просто хотел извиниться, но потом…
— Скажи, почему нас отождествляют с какими-то нотами? Это ты писал?
На лице Авилекса произошла резкая перемена: брови сошлись у переносицы, только что пылающий взор сразу потух, как будто ему в лицо выплеснули целый ушат прохладной воды и остудили все эмоции.
— Ладно, потом как-нибудь объясню… а теперь будь любезен, положи где взял.
— Почему потом, а не сейчас?
Взгляд звездочета вообще стал болезненно тусклым:
— Хариами попал в беду, я и Астемида идем его выручать…
— Как… Асти-то здесь причем? Что за беда? — Фалиил тотчас забыл о всяких записях.
