— Факт, наша броня намного крепче гитлеровской, — заметил я.

— Это верно, — согласились все.

Неподалеку была свалка разбитых желто-полосатых немецких танков. Туда мы не стали заходить — насмотрелись досыта на фронте.

В казарме двумя шеренгами стояли только что прибывшие экипажи. Их инструктировал майор в ладно сшитой, стального цвета шинели.

— Самое главное для механиков-водителей — эксплуатация и уход за техникой! Возьмите себе в привычку: прежде чем сесть за рычаги, обязательно осмотрите машину. Независимо от обстановки постарайтесь найти для этого время, — твердил майор.

Мне показался очень знакомым его голос. Вспомнить не успел: нас вызвал офицер отдела кадров Московского военного округа. Побеседовав с некоторыми офицерами, спросил у меня:

— У вас глаза целы? — при этом внимательно разглядывал мое лицо со следами ранения.

— Зрение нормальное, — ответил я ему.

— А ну, прочтите сообщение Совинформбюро, — предложил мне подполковник.

Я прочел как полагается. Потом кадровик сказал:

— Предлагаю вам, товарищ Семенов, остаться в Москве на этом заводе. Выбирайте любую должность взводного: танкоремонтного, демонтажного, автотракторного…

«Наша армия наступает на всех фронтах, а я должен сидеть в Москве», — мелькнула мысль, и я наотрез отказался. Только отошел от кадровика — слышу:

— Здравствуй, Коля! Боевой друг по защите Ленинграда. Полагаю, приехал за машиной с экипажем. Выбирай любой. Экипаж — ребята, что надо! — улыбаясь, толкнул меня в плечо подошедший сзади майор.

Поправив сдвинутую пилотку, поднял голову и вижу: передо мной стоит бывший наш помпотех батальона майор Иван Макарович Голушко. После блокадного пайка заметно поправился.

— Отойдем в сторону, присядем и поговорим. Тороплюсь. К концу рабочего дня надо явиться к начальнику штаба Бронетанковых войск, понятно? — Когда майор расстегнул шинель, на его гимнастерке блестели три ордена.

— Понятно, понятно…

— Знаешь, кто начальник штаба?

— Не имею понятия, Иван Макарович.

— Генерал Павел Ильич Пинчук.

— Бывший наш комбриг?

— Точно, он.

— Ну, что ж, мы очень любили его. Знали и тогда, что он долго не засидится в бригаде. Меня, может, и вспомнит, если ему напомните кое-что.

— А что? — поинтересовался майор.

— Летом сорок второго во время тактических занятий на Карельском перешейке я прыгнул на идущую с большой скоростью «бетушку» и повис на стволе пушки. А он тогда был начальником штаба бригады. Заметив такое, подбежал. Но я уже был в машине. Приказал вылезать. «Ну, погоди, проучу тебя, ловкача. Мог же сорваться и — под танк!» — подкручивая свои усы, грозил он тогда мне.

— Похоже это на Павла Ильича, — засмеялся Голушко.

Иван Макарович на Невском пятачке был тяжело ранен в руку. Поэтому я спросил:

— А как теперь с рукой, беспокоит?

— В общем-то ничего. Правда, иногда ломит. Думаю, со временем перестанет.

Рассказывал о лечении в госпитале, окончательном прорыве блокады Ленинграда, о том, что после был направлен в танкоремонтную базу начальником, а теперь — замкомандира учебно-танкового толка.

— Желаешь, поедем ко мне, — предложил он.

— Нет, Иван Макарович, тянет на фронт. После шестимесячного лечения в госпитале попал в гвардейскую часть. Этому был очень рад. По сей день еще, кажется, пахнет лекарством. Когда лежал в тяжелом состоянии, вроде, не чувствовал, а как стал передвигаться, чутко реагировал на медикаменты.

— Ладно, будет тебе. Знаю сам, чем пахнет в госпитале, — перебил меня Голушко.

Вспомнили боевых товарищей.

— Ну, что ж. Встречей доволен. По секрету: скоро будешь воевать на новенькой машине. Хороша по всем статьям, — опять улыбнулся Иван Макарович, и мы, обнявшись, попрощались.

Вечером в конце смены начальник завода генерал Савинов пригласил нас на заводскую планерку. Вначале уточнялись: явка на работу, есть ли жалобы на питание, медицинское обслуживание. Докладывали начальники цехов, замполит капитан С. И. Рузов, парторг С. С. Гипсман, комсорг лейтенант Смирнов, председатель местного комитета. Затем, достав из кармана свою книгу-график, сделал сообщение начальник производственного отдела.

Выступили мастера по ремонту боевых машин С. П. Жучков и М. Н. Фетисов. По всему чувствовалось, что они — «профессора» своего дела. Говорили и о правильной расстановке рабочей силы. Затем поднялся остроглазый, с орденом Красной Звезды на груди молодой офицер.

— Старший лейтенант Гвоздев. Разрешите? — Обратился он к генералу. Тот кивнул головой:

— Покороче.

— Мы приехали за танками. Естественно, желаем получит их как можно быстрее и — на фронт. Поэтому просим закрепить нас поэкипажно к машинам. Кроме ремонтных работ, танкисты будут помогать в разгрузке, демонтаже, вплоть до чистки и протирки деталей.

В этот день мне везло. Недавно попрощался с Голушко, а теперь вижу земляка Алексея Федоровича Гвоздева. Впервые встретились с ним еще в прошлом году на танкостроительном заводе в Сибири. Тогда мы уже уезжали, а он только что прибыл.

Прежде чем дать ответ офицеру, генерал повернул голову в сторону Страмнова. Тот понял его и, вытащив из кармана свою книгу, доложил:

— Поэкипажная расстановка имеется. Собирался объявить на утренней оперативке.

Несмотря на множество вопросов, решались они быстро и деловито. Когда работа подходила к концу, начальник завода информировал о последних новостях на фронтах. Зачитывал несколько писем танкистов-фронтовиков, которые хорошо отзывались об отремонтированных танках. На этот раз зачитал такое письмо:

— Таких писем мы получаем немало. Танки для фронта нужны как воздух для человека. Что касается качества, то вам за это честь и хвала, — закончил начальник завода.

— Танки для фронта будут! — заявили присутствующие.

После ужина ко мне подошел Алексей Гвоздев.

— Похвастайся, земляк, где сражался после Нижнего Тагила-то? Я тебя давно заметил, но ты был занят, — обратился он ко мне. — А то завтра, как «запрягут», будет некогда. Тут не то, что получать новые машины. Мороки хватает.

— Прав ты, Алеша. Как я понимаю, им тяжелее, чем на танкостроительном. Там встал на главный конвейер и глядишь: вскоре на пустом месте вырастает новая машина. Здесь же придется перебрать каждую деталь, агрегат поправить, испытать на прочность, приварить пробоины и т. д., — согласился я. — После той встречи три месяца воевал на Украине. Дважды ранило, горел. Один раз угораздило так, что полгода провалялся в госпитале.

— Орден Отечественной войны первой степени у тебя за Украину?

— Да, за Киев. Теперь надо получить машину и — опять на фронт, — быстро сказал я.

В этот момент к нам подошел черноволосый, смуглолицый старший сержант с медалью «За боевые заслуги».

— Здравия желаю! — ловко и несколько залихватски произнес он и, вытянувшись, поприветствовал. Потом, заметив старшего по званию, попросил разрешения обратиться ко мне.

— Валяй, валяй, — улыбнулся тот.

— Товарищ младший лейтенант, вы мой земляк. На Невском пятачке воевали? — спросил он у меня.

Я, несколько удивленный и даже вынужденный задуматься, сразу не мог ответить. Потому и не знал, с чего начать: с того ли, что заявился еще земляк, или же с воспоминания страшной картины войны на Невском пятачке?

— Коль земляк Николаю, то и мне земляк. Будем знакомы. Алексей Гвоздев, косолаповский, — пожал ему руку Алексей.

— Малинин Демид Сергеевич, из колхоза «Трактор» Параньгинского района, — ответил старший сержант.

— Николай Семенов, моркинский, — протянул я руку и спросил: — Как узнал, что я из Марийского края?

— Просто. Капитан Урсов, ознакомившись со списком прибывших танкистов, сказал мне, что у меня тут имеется земляк и показал на вас. Теперь вспомнил другое, — продолжал Малинин. — Вы до армии в Нурумбальском лесопункте работали? Я там бывал неоднократно как представитель Параньгинского райкома партии. Контролировал работу лесозаготовителей нашего района. А о втором вопросе немного погодя, — с улыбкой сказал Малинин. Не стал допытываться и я.