— А сумеешь переправиться? — водя глазами по карте, сухо спросил комбриг.

— Сумею, товарищ генерал. Только для прикрытия во время переправы дайте мне две батареи самоходных установок.

— Артиллерия — не проблема. Вот она, — и комбриг показал на командира полка самоходно-артиллерийских установок Буряченко. — Мы находимся здесь, — сказал он и ткнул пальцем левее Суток. — Лучшего места для переправы вряд ли найдешь.

Платицын посмотрел на свою карту, показал это место замполиту Бровко и молча сложил карту.

— Время наступления, товарищ генерал?

Правее, в нескольких десятках метрах от танка, почти одновременно грохнули два тяжелых снаряда, подняв седые столбы снега и земли. Все окружающие комбрига попадали в рыхлый снег. Благо что это было на той стороне танка.

— Выступить немедленно. Вон дьяволы подтянули тяжелую артиллерию, — переведя дыхание, почти крикнул комбриг и устремился в башню. — С артиллеристами согласуйте в танке, — добавил он, высунув голову из люка.

Второй батальон продолжал теснить врага на участке Сутоки — Богданово. В это время первый батальон под прикрытием артиллерии и взвода противотанковых ружей лейтенанта Ильина километра на три южнее Суток начал переправу через Веронду.

Когда первая рота была на том берегу, комбат подошел к головной машине, закрутил «козью ножку» и позвал к себе комроты Литвинова.

— Вот что, «легендарный». Время подпирает. Не будем ждать, когда переправится рота Телегина. Продвигайся на Кшентицы по этой просеке, — показал комбат по карте. — А я — за тобой. Имей в виду: огонь открывать через секунду после обнаружения противника, ясно?

— Ясно, товарищ майор!

Ночью было морозно. Дул ветер. А к утру потеплело. Снег стал почти липким. Над головой низко плыли серые облака.

— Жаль, что нам сегодня не могут подмогнуть «Илюши», — вздыхая, проговорил один из автоматчиков.

Проехали не более двух километров, как впереди застучали танковые пулеметы, затрещали автоматы.

— «Легендарный-1», доложи обстановку! — запросил комбат.

— Догнал бежавших гуляк из казино, — послышался в микрофоне спокойный голос Литвинова.

Теперь по сторонам от танковых следов стали попадаться распластавшиеся на снегу, в одних кителях, уцелевшие солдаты и офицеры разгромленной авиационно-полевой дивизии гитлеровцев.

— Смотри, товарищ лейтенант! Кто-то к елкам бежал, а обратно не бежал! — показывая на идущий от танковой колеи след, усмехнулся сидевший на танке комбата вездесущий сержант Юсупов.

— А ну, проверь палкой, что там за елками?

Лейтенант передал березовую палку, в конце которой был привязан ржавый штык. Ею проверяли толщину льда на реке. Сержант осторожно по следам зашагал к заваленным пушистым снегом трем маленьким елкам. Сначала хотел прострочить из автомата. «А вдруг там лежит наш раненый?» — подумал он. И два раза ткнул палкой. Кто-то страшно заорал, и перед Юсуповым, славно из-под земли, вырос с поднятыми вверх руками огромного роста мордастый фельдфебель.

— Хитлер капут! Хитлер капут! — завопил тот.

От такой неожиданности самого Юсупова вначале бросило в дрожь. Он чудом не нажал на спусковой крючок автомата.

— Не Гитлер, а Адольф Гитлер. Уважать должна, балбес, свой фюрер, ферштейн? — вырвалось у Юсупова. Он знал два немецких слова — «капут» и «ферштейн». Фельдфебель, видимо, понял.

— Я, я, Адольф капут, нох Хебельс капут.

— А-а-а, когда тебе дали по мягкому месту, сразу заговорил «капут». Твой оружий тоже капут? — шлепнул сержант ладонью о свой автомат.

Видя, что Юсупов учиняет полный допрос и, разозленный, может застрелить пленного, командир роты автоматчиков Шевченко крикнул ему:

— «Михаил Гаврилович», веди сюда пленного!

Гитлеровец рассказал, что вечером он пьянствовал в казино. Вдруг ворвались советские танки в расположение Мясокомбината. Он бежал, не успев захватить ни оружия, ни шинели. Притворился убитым.

— Видишь, Шевченко, как хитрят гитлеровские вояки. Вели своим гвардейцам проверять на снегу их останки, предложил комбат лейтенанту.

Действительно, среди десятков валяющихся трупов вражеских солдат нашли притворившихся убитыми.

От переправы с боями пройдено десять километров. Посмотрел Платицын на часы — был полдень. Стало быть, прошло полтора часа. До цели оставалось менее трех километров. Вот показалось и село Кшентицы. Танки к селу подошли с юго-восточной стороны. Уже отчетливо виднелась тянувшаяся двухкилометровая лента из ста двадцати дворов. На восток шла дорога Вашково — Новгород, на запад — Видогощь — Менюши. Вдоль противоположной стороны села протекала речка Веронда. На подступах к селу находилась поросшая кустарниками низина. Однако танки шли легко, оставляя ровно вырезанные глубокие колеи.

— Надо попортить обед фашистам, — сказал комбат сидевшему на танке лейтенанту Шевченко.

До села — не более километра. Внешне было все спокойно. Дымились три кухни, около некоторых построек медленно разгуливались коровы, лошади. Пальба шла где-то в районе Суток. Вскоре забегали меж домами, в руках у них мелькали автоматы.

— Мать пресвятая, фашисты! — крикнул лейтенант Шевченко. А было их в селе немало.

Майор Платицын, вступив в связь с командирами рот, открытым текстом радировал:

— Развернуться в линию. Роте Литвинова отрезать дорогу на Вашково и с северо-восточной стороны ворваться в село. Телегину — атаковать село с юго-запада, оседлать дорогу на Видогощь.

Танки, развернувшись в линию, стремительно ринулись на село.

— Автоматчики и бронебойщики, к бою-ю-ю! — крикнул командир роты Шевченко.

Начался кровопролитный бой. Командир батальона, следуя за ротой Литвинова, доложил комбригу:

— Атакую Кшентицы! — и сам вступил в бой.

Появление наших танков было для противника неожиданным: из опорных пунктов Сутоки и Богданово ничего не успели сообщить. Причем судя по тому, что большинство противотанковых орудий было направлено в сторону Вашково, наших танков со стороны он не ожидал. К тому же было время обеда, поэтому около некоторых орудий находилась лишь охрана.

Рота Владимира Литвинова, ворвавшись в село, огнем и гусеницами начала крушить врага. По пути ротный на своем правом фланге заметал замаскированную батарею противотанковых орудий. Расчета около них не было, вражеские артиллеристы сломя голову бежали на огневые позиции. Радист Басов и автоматчики скосили их без особого труда.

— Тратить снаряды не будем, проезжай по лафетам! — приказал командир механику-водителю Тонанову.

Через несколько минут послышался душераздирающий скрежет, все орудия были изуродованы и вдавлены в болотный грунт. Сначала было трудно понять, кто и куда стреляет. Гитлеровцы расположились везде: в избах, сараях, на чердаках, деревьях возле построек.

Вот из крайней избы выбежали несколько солдат с ручными пулеметами в руках и залегли около бани.

— Я им, сволочам, устрою баню! — выругался командир отделения ПТР Спиридон Плотников и застучал из ружья.

— Молодец, Спиридон Степанович! Сбил угол бани и накрыл пулемет, — похвалил его комвзвода Иван Сюткин.

Такие же ружья лейтенанта Александра Грамалина осаждали орудия, которые вели огонь по нашим танкам. Рядом с бронебойщиками из танковой колеи били автоматчики Николай Давыдкин и Иван Заварзаев. Они никогда не унывали. И теперь подшучивали.

— Тут тебе, Николай Егорович, не коров лечить да поросят кастрировать, — улыбаясь и продолжая стрелять по фашистам, бросил своему земляку Заварзаев. Ему было сорок один, а Давыдкин — на несколько лет моложе.

— Думаю, Иван Иванович, печь булки в пекарне намного легче, — засмеялся Давыдкин. — Я четверых фашистов уже поклал, а ты?

— Трепаться-то брось ты, Николай, — взглянул на земляка Заварзаев.

— Ей-богу, не лгу нисколечко, — внимательно следя за двумя крайними сараями, ответил Давыдкин.

Два земляка из Мордовии — ветфельдшер Давыдкин и пекарь Заварзаев — были неразлучными друзьями.

Снова застучали противотанковые ружья, левый сарай почти развалился. Тут же два фашиста выбежали из него и, преследуемые огнем автоматчиков, бросились в колодец, что находился в огороде.