Предыдущие атаки наши части предпринимали с востока, поэтому противник свою оборону по фронту обратил в основном на восток. Теперь было решено ударить с запада, внезапно, массированно. И двигаться не по дорогам или просекам (они были заминированы), а развернутым строем, ломая деревья.
От массированного артиллерийско-пулеметного огня, треска падающих деревьев, скрежета гусениц танков, врывающихся на огневые позиции, громкого «ура-а-а!» в лесу стоял неимоверный шум. Все это вызывало во вражеском стане дикий ужас.
Вот первая радиограмма от лейтенанта Владимира Николаева:
— Раздавил три блиндажа. Фашисты вылетают как пули.
Командир роты Олейник ответил:
— Николаев, постарайся, чтобы они вообще не вылетали, или раскладывай их поаккуратнее рядами на снегу. Пусть не мучаются. Ясно?
Об успешном продвижении докладывали Гвоздиков и Макаров.
Часом позже положение несколько осложнилось. Гитлеровцы успели перестроить свою огневую систему и стали сопротивляться с особым остервенением. Они поняли, что отступать им почти некуда — с фронта и тыла теснят советские атакующие подразделения, на правом фланге — незамерзающее Бол. Замошское болото, а на левом — уже глубоко вбит клин.
— Олейник! Около тебя воет «чертова скрипка» (шестиствольный реактивный миномет гитлеровцев). Накрой его! — послышался в микрофоне голос комбата Тезикова.
Вблизи меж деревьев блеснули огненные языки, и поднялся белесый туман, а по лесу прокатился скрипучий звук.
— Братцы, орут «ишаки»! — крикнул ротный и нотой толкнул в левое плечо механика-водителя Николая Мощенко.
— Осколочным готово! — доложил башенный стрелок Хусаинов.
Но стрелять мешали деревья. Мощенко, поняв знак командира, сделал крутой левый разворот и словно спрыгнул с трамплина на батарею реактивных минометов. Вскоре послышался скрежет металла. Все три установки оказались вмяты гусеницами в мягкий, почти болотный, грунт. А их расчеты от огня Медведева и Хусаинова остались висеть на высоком штакетнике, которым была огорожена батарея.
Танк шел легко, Мощенко бросал его прямо на блиндажи, подминал и разворачивал их, а затем атаковал следующую точку противника. Олейник и Хусаинов вели непрерывный огонь по сумевшим выбежать из землянок и блиндажей фашистам. Тридцатьчетверка выскочила на небольшую поляну.
— Самолет! — словно по команде крикнули все.
Самолет связи делал разбег по площадке. Когда он начал отрываться от земли, раздался выстрел, и от фашистского стервятника остались одни обломки.
— Слева орудие! — послышался громкий голос Хусаинова, когда они опять вошли в лес.
Искусно замаскированное за высоким, выстроенным из горбылей забором стояло тяжелое орудие. Произошел редкий случай: одновременно два выстрела — из танка и вражеского орудия. Тяжелый осколочный снаряд пробил бортовую броню. Башня моментально наполнилась едким дымом. Танк, развернувшись, устремился к орудию. Проломив забор, проехал по лафету. Затем выскочил на другую сторону и остановился.
— Теперь, кажись, гарно, — прошептал Мощенко и сник…
От сильного удара заклинило люк башни.
— Мощенко, подай кувалду! — прохрипел Олейник. Но механик-водитель был уже мертвым. Остальных ранило и контузило. Кувалду подал Медведев. Люк открылся от одного удара. В это время танк вспыхнул. Был пробит топливный бак. Загорелись замасленные телогрейки, комбинезоны, танкошлемы, обгорели руки и волосы у танкистов.
Крикнув «Пулемет! Магазины! Гранаты!», Олейник бросился в свой люк. Но, высунувшись наполовину, повис: не вытащена вилка шлемофона. Пришлось вернуться в башню.
Выскочив из танка, Медведев с Хусаиновым обтерли снегом лицо и открыли огонь из пулемета по бегающим с дикими воплями фашистам. Сильно контуженный Олейник пока мало что соображал. Медведев подбежал к танку.
— Не удалось вытащить тезку из бушующего пламени, — сказал он и прослезился.
Кончились патроны. Что делать? Вдруг Хусаинов увидел метрах в двадцати наш станковый пулемет. Расчет был убит. Теперь танкисты открыли огонь с двух сторон.
Успешно прорвала вражескую оборону на правом фланге танковая рота старшего лейтенанта Семенного. Впереди, круша огнем и гусеницами фашистов, шли взводы Ежакова, Маркина, танки Дьяченко и Богомолова.
Гитлеровцы часто прятались от нашего огня в убежищах, а потом пытались поджечь советские танки гранатами. Видя это, Ежаков воскликнул:
— Нет, братцы, так дальше не пойдет! Надо подъезжать к убежищам со стороны входа. Сначала пулеметным огнем застопорить выход, а затем и прихлопнуть.
Противник, спасаясь от свинцового града пуль наших пехотинцев и танкодесантников, разлетавшихся во все стороны тяжелых сучьев, крон и вершин деревьев, группами прятались в блиндажах и землянках, надеясь, что танкисты не заметят их. Теперь механик-водитель Денисенко с радистам Слепенком штурмовали вражеские жилища, а командир с башенным стрелком Омельченко били по огневым точкам.
— Андрюша, видишь слава, — толкнул в правое плечо Денисенко сидевший рядам с ним Слепенок и дал короткую очередь по входу в блиндаж. Большой любитель «разглаживать» гусеницами неприятельские позиции, Денисенко нажал на газ. Тридцатьчетверка только въехала на блиндаж, как вдруг высунулись обмотанные платками головы фашистов. Один держал ручные часы, другой — большую сигару, а у третьего — глиняная бутылка шнапса.
— Идиоты, просят не давить, — подумал Денисенко и машинально затормозил.
— Ты что, уснул? Задумал провалиться в нишу? — крикнул на него командир.
— Не-ет, «пузырёк»-то пропадает, — не то в шутку, не то всерьез ответил механик-водитель.
— Пожалел фашистских «цыриков», что ли?
В этот момент, качнувшись, машина рухнула в метровую глубину ниши блиндажа. Но, выскочив без особого труда, она рванулась вперед…
Прошло немного времени.
— Сижу на пне, — радировал Семенной.
Заметив неподвижную машину, гитлеровцы открыли по ней минометный огонь. Подъехавшие комбат Тезиков с механиком-водителем Кривоусом начали накидывать на крюк серьгу буксирного троса. Но один из них упал.
— Ранило майора! — крикнул Кривоус и был отброшен взрывной волной в сторону.
Тезиков, пораженный осколками в шею и левую лопатку, был уже без сознания.
— Садись на машину комбата и командуй батальоном, а мы решим, что делать с Тезиковым и танком, — приказал Семенному прибежавший начальник штаба бригады Левин. Когда Семенной вступил в бой, вражеский минометный обстрел прекратился. Некоторые танки стали выходить из боя, чтобы заправиться боеприпасами.
— Чья это машина? — постучал в башню Левин.
— Младшего лейтенанта Макарова, — отозвался кто-то.
В открытом люке башни медленно показалась голова командира. Василий Макаров был тяжело ранен.
— Товарищ майор… — начал он докладывать, приложив к танкошлему левую руку (правая была оторвана). Когда его прервали, стал падать…
Бой продолжался. К 18 часам ударная группа вышла на рубеж реки Полисть. Продвигаясь вперед, несли потери и наши наступающие подразделения. Возглавляя разведку, погиб помощник начальника штаба бригады по разведке капитан П. П. Корольков. Погибли лейтенанты С. А. Маркин, Г. Б. Богомолов, механик-водитель И. К. Кривоус, подорвался на фугасе старший адъютант батальона А. Г. Калинин. Тяжело ранило В. А. Николаева.
К 19 часам оборона гитлеровцев была прорвана на всю глубину. А поздно вечером танкисты и пехотинцы соединились с восточной группой. Северная дорога была полностью освобождена от противника.
Экипаж Ивана Олейника, оставаясь около своего танка, сражался до последнего патрона, гранаты. Затем укрылся недалеко от танка в большой, но еще теплой снарядной воронке, которую с одной стороны прикрывал большой пласт дерна, свисавший с корней валяющегося дерева. Из образовавшейся слабо засыпанной снегом ямы шел своеобразный прелый запах. Идти они не могли — были изранены, контужены. Немного больше сил было у Хусаинова. К тому же обгорелое обмундирование разорвалось, а валенки стали как полуботинки.
