При помощи мельтагана — орудия, снятого с судорожно подергивающегося трупа Шар Гэна — он выжег дыру в потолке и сбежал на верхний уровень.

Его самого ранили. Нагрудник треснул, и Люкориф чувствовал, что сила его доспеха истощилась — болтерный огонь разорвал какие-то важные каналы подачи энергии.

Ходьба на двух ногах была трудным испытанием даже для здорового Люкорифа, поэтому он полз, как ему было привычно, всеми четырьмя лапами нащупывая твердую опору.

– Вораша... – губы были мокры от крови. Боль от ран раздражала его, но не более того.

– Да-да?

Вокс невыносимо искажал звук. Доспех Люкорифа был в худшем состоянии, чем он думал поначалу. Помехи затмевали его визор в самые неподходящие моменты.

– Приказ — возвращаться к Первому Когтю.

– Я слышал, – ответил Вораша. – Я повинуюсь.

– Подожди.

– Подожди?

– Больше Саламандр, чем мы видели в первый раз. Гораздо больше. Найди гнезда ксеносов. Пробуди чужих. Приведи чужих к Саламандрам. Оба врага дерутся, оба врага умирают. Возмездие за Кровавые Глаза.

Вораша ответил змеиным смешком: «Сс-сс-сс».

– Иди же! – хрипло выкрикнул Люкориф. – Отведи ксеносов к Саламандрам!

IX

Мембраны, защищающие чувствительные глаза Старейшего, раскрылись с влажным щелчком. Оно осмотрело длинное помещение, видя слабые, но явные признаки движения. Человеческий запах теперь был сильнее. Гораздо сильнее.

Старейшее начало красться вперед, скребя когтями по металлическому полу. В помещение вошли еще двое из более опасной разновидности добычи, той, что владела грохочущим оружием с пробивающим огнем. Хотя звериный ум Старейшего не считал их за существ, способных его убить, оно хорошо выучило урок. Такую охоту не провести в одиночку.

Старейшее уже какое-то время безмолвно ревело из своего укрытия в тенях. Его сородичи приближались, десятки за десятками, шли из туннелей и камер, находящихся поблизости.

Их будет достаточно, чтобы одолеть даже самую опасную добычу.

– Я вижу его, – сказал в вокс Талос. Он всмотрелся вдаль, в шестьсот метров мрака, тянущихся на север. – Оно секунду назад появилось из стены.

– Я тоже его вижу, – донеслось от Вариэля. Он приблизился к Талосу и приподнял болтер; его тепловое зрение с легкостью пронзало мрак. – Кровь Императора, Меркуциан не солгал.

– Владыка выводка, – пробормотал пророк, глядя на отвратительного чужого — сплошь покрытые хитином конечности, когтистые придатки, луковицеобразный череп — который подкрадывался все ближе. – И преогромный. Стреляй, когда оно подберется на достаточное расстояние. Старайся не повредить настенные когитаторы.

– Будет выполнено, – сказал Вариэль, и Талос уловил в голосе новичка оттенок нежелания. Он относительно недавно вступил в ряды VIII Легиона и не привык получать приказы.

Талос поднял болтер, вглядываясь в целеуказатель, и набрал воздуха, чтобы позвать остальных. В этот момент вокс взорвался грохотом оружия и нострамскими проклятьями. Весь Первый Коготь сражался, захлестываемый волнами ослабленных тварей.

У остальных, очевидно, были свои проблемы.

Руна дистанции на подернутом алым визоре Талоса побелела. В этот самый миг Талос и Вариэль открыли огонь.

Неуловимо быстрыми движениями пальцы Делтриана нажимали кнопки, перемещали рычаги и настраивали реле. Код, скрывающий от него желанную информацию, был удивительно сложен, и для его взлома требовался определенный уровень работы с инструментами, даже притом, что лично изготовленные им ключи делали свою работу, перепрограммируя когитатор. Это не было неожиданностью, однако для такой работы требовалось разделение внимания, что техноадепт находил неприятным. Ко всему прочему добавлялась перестрелка в пятидесяти метрах слева, раздражавшая его шумом — поскольку болтеры едва ли можно было назвать тихим оружием, а корпораптор примус — разновидность ксеносов, которую Делтриан никогда не наблюдал самолично — непрерывно выл, претерпевая процесс разрывания на части взрывчатыми снарядами.

К хриплой трескотне болтерного огня добавилось «крак-крак, крак-крак» лазпистолетов Септима, что занятным образом походило на партию ударных.

Почти что... Почти...

Вокабулятор Делтриана издал блеяние на машинном коде — звук, который показался бы металлически резким и плоским любому, кто не был обучен пониманию этого уникального языка. Для него это был первый за много лет звук, столь близкий к выражению радости.

Шестнадцать отдельных плат памяти выскользнули из ячеек данных главного когитатора. Каждая была размером и формой примерно как человеческая ладонь. Каждая хранила в себе столетие записанных сведений, восходящих к годам создания этого корабля.

И каждая была бесценным артефактом, дающим непревзойденные возможности.

– Все сделано, – сказал техноадепт и начал собирать платы, явно не осознавая, что никто не обращает на него никакого внимания.

Он повернулся к сражающимся как раз вовремя, чтобы увидеть, как чужеродная тварь, чье тело представляло собой массу рваных ран, с неровными, сочащимися жидкостью кратерами на месте яйцевидных глаз, вонзила одну из немногих оставшихся конечностей в колено Вариэля. Серп из почерневшей кости с растрескавшимся и кровоточащим лезвием подрубил его смертоносной дугой.

Керамитовая броня разлетелась вдребезги. Астартес повалился с отсеченной ногой, продолжая стрелять в чудовище, приближающееся к нему, чтобы убить.

Однако смертельный удар нанес Талос. Его доспехи уже превратились в месиво изрубленных когтями металлических пластин. Пытаясь подобраться достаточно близко, чтобы использовать силовой меч, пророк получил удар очередной молотящей вокруг конечности, которая попала ему сбоку в голову. Молния задрожала на оживающем золотом клинке, когда полуотсеченная лапа-лезвие патриарха генокрадов с лязгом столкнулась со шлемом Повелителя Ночи. Белые осколки забрала градом посыпались на металлическую палубу.

Теперь Талос был достаточно близко. С лицом, наполовину обнаженным и кровоточащим от последнего удара твари, он вогнал свой священный меч в ее хребет, двумя руками погрузил его в тело сквозь экзоскелетную броню и отвердевшие подкожные мускулы и, наконец, достал до уязвимой плоти и податливых костей.

Он повернул, дернул, выругался и потянул меч, двигая им, будто пилой, налево и направо, и из расширяющейся раны начала изливаться зловонная кровь.

Чужой снова завизжал, кислотная кровь брызнула из-за разбитых зубов, осыпая доспех Вариэля ливнем шипящих капель. Талос еще раз повернул и рванул на себя золотой клинок, и голова зверя отвалилась от туловища.

Существо рухнуло. Оно дернулось раз или два, жуткие раны, покрывавшие его тело, источали гнилостные жидкости вперемешку с темной кровью. Запахло, как позже рассказывал Септим другим рабам на корабле, чем-то средним между мертвецкой и мясной лавкой, которую в жару оставили открытой на месяц. Вонь пробивалась через любые воздушные фильтры и застаивалась в ноздрях. Броню Вариэля испещрили латунно-серые отметины там, где коррозивные соки из пасти зверя разъели краску его доспеха. Отрубленная нога не кровоточила — коагулянты в крови Астартес уже работали, сращивая края раны и покрывая ее коркой. Боль заглушали наркотические инжекторы доспеха, вводившие в кровоток стимуляторы и болеутоляющие.

И все же он изрыгнул проклятие, отползая от затихшей твари, и выругался на языке, который понимал только он. Делтриан проанализировал его лингвистические особенности. Вероятнее всего, это был диалект Бадаба — язык родного мира Вариэля. Детали были несущественны.

Доспехи Талоса практически полностью лишились цвета — кислоты и жгучая кровь изъели керамит и выжгли темную краску. Он осмотрел дымящееся тело твари. Из-за повреждений, нанесенных шлему, можно было разглядеть половину его лица.

Техноадепт увидел, как пророк оскалился и всадил еще один снаряд болтера в отсеченную голову мертвого чужака. То, что оставалось от черепа генокрада, исчезло, разлетевшись мокрыми фрагментами, застучавшими по стенам, полу и доспехам самого Талоса.