– Выпьем? – спросил Джордж, открывая дверцу бара-серванта.- Есть джин, виски, коньяк, ром, херес и еще какие-то отвратительные ликеры, которые я, по совести говоря, не советовал бы вам пить.

– Виски, пожалуйста.

Он поглядел на меня не без ехидства.

– Виски не шотландское, к сожалению. Один из моих американских клиентов подарил мне корзину. Предупреждаго, похоже на жидкость для укрепления волос.

– Мне в Берлине пришлось выпить немало этого пойла,- сказал я.- Нет, благодарю вас, соды не надо.

Виски обожгло мне рот, и на какую-то долю секунды у меня перехватило дыхание; затем под ложечкой разлилась приятная теплота.

– Элис сказала мне, что вы из Дафтона.- Джордж налил себе содовой и начал потягивать ее маленькими глотками, словно лекарство.

– Да, я там родился.

– Мне приходилось бывать в Дафтоне два-три раза по делам. До чего же унылое место!

– Привыкаешь ко всему,

– Вы, вероятно, знакомы с Торверами?

Я был знаком с Торверами примерно так же, как с главным судьей нашего графства.

Это была семья старейших дафтонских промышленников. В сущности – единственная семья крупных промышленников, уцелевших после кризиса. Все остальные промышленные предприятия нашего города либо попали в лапы судебного исполнителя, либо были проглочены лондонскими синдикатами.

– Мой отец работал на заводе Торверов,- сказал я.- Он был мастером. Так что мы, как вы сами понимаете, домами знакомы не были.

Джордж рассмеялся.

– Мой дорогой Джо, никто не знакомится с Торверами домами. Никому это не доставило бы удовольствия, Старик Торвер, вероятно, не позволил себе проявить ни единого человеческого чувства с тех пор, как его отняли от груди, а Дикки Торвер весь тот небольшой досуг, который остается у него после возни с фабричными девчонками, употребляет на то, чтобы сводить себя пьянством в могилу.

– У нас Дикки назывался Похотливым Зомби,- заметил я.

– Неплохо, черт побери, совсем неплохо! – Он снова наполнил мой бокал, на этот раз с таким видом, словно хотел наградить меня за то, что я слегка его позабавил.- Это как нельзя лучше к нему подходит, достаточно вспомнить его одутловатое, землистое лицо, сутулую спину и сальный блеск, который тотчас появляется в его глазах, стоит ему увидеть сколько-нибудь привлекательную бабенку. Но при этом, учтите, он отличный делец. Тут Дикки Торвера вокруг пальца не обведешь.

– Он ужасен,- сказала Элис, входя с подносом, полным сэндвичей. Она налила себе виски.- Меня познакомили с ним на балу в Леддерсфорде. Через пять минут он попытался меня поцеловать, а еще через пять – совершенно недвусмысленно пригласил отправиться с ним куда-то на уикэнд. Удивляюсь, что никто еще не набил ему физиономию.

– Некоторые женщины находят его привлекательным,- заметил Джордж и откусил кусочек печенья с сыром.

– Вы, вероятно, хотите сказать, что их мужья находят для себя выгодным вести с ним дела?-сказал я.

Он снова рассмеялся. Смех был негромкий, приятный. По-видимому, Джордж Эйсгилл умел вызывать его по желанию в любую минуту.

– Не совсем так, Джо. Это вроде взятки палачу, Если вас помилуют, он скажет, что это произошло благодаря его стараниям, а если вас повесят, вам уже ничего не удастся сказать. Предположим, чья-нибудь жена… ну… расположена к Дикки, а муж заключает с ним какое-нибудь деловое

соглашение; значит, Дикки со своей стороны выполнил условия сделки. Однако если мужу не удастся заключить с ним соглашение, он едва ли может публично притянуть Дикки к ответу. Все это проще простого.

– Да, так бывает,- сказала Элис.

– Случается.- Тон Джорджа показывал, что тема исчерпана и меня поставили на место.

– Джо,- сказала Элис,- берите же сэндвичи. Они здесь для того, чтобы их ели.

Сэндвичи представляли собой невообразимо тоненькие ломтики хлеба с очень толстыми ломтями холодного ростбифа. На блюде их высилась целая гора.

– Вы потратили на эти сэндвичи весь ваш паек,- сказал я.

– О нет,- сказала она.- Не тревожьтесь. У нас осталось еще много. Право же.

– У фермеров есть говядина,- сказал Джордж.- А у меня сукно. Понятно?

Это было более чем понятно, и я с особым удовольствием принялся за сэндвичи.

Примерно так же чувствовал я себя, когда вел машину Элис. Какие-то секунды я жил так, как мне хотелось бы жить постоянно. Я становился одним из тех героев комедий, которых называют «калиф на час». С той только разницей, что я не мог заниматься самообманом на протяжении целого часа. Сидя в этой гостиной, ощущая во рту восхитительный вкус неподдельно свежей, парной говядины и разливающееся по телу тепло от проглоченного виски, я мысленно старался поставить себя на место Джорджа.

Элис сидела немного поодаль, лицом ко мне. На ней была черная. плиссированная юбка и яркокрасная блузка из тонкого поплина. У нее были очень красивые, стройные ноги, тонкие, но не костлявые. Она снова показалась мне похожей на иллюстрацию из журнала мод. Я посмотрел на нее внимательнее. «А между нами есть какое-то сходство,- смутно промелькнуло у меня в уме,- она тоже северянка, светловолосая».

Джордж налил мне еще виски. Я проглотил его и принялся за второй сэндвич. По губам Элис скользнула мимолетная улыбка, предназначавшаяся для меня. Это было едва уловимое движение губ, но я почувствовал, как щеки у меня обдало жаром: я внезапно понял, что мне хотелось бы оказаться на месте Джорджа во многих отношениях.

В субботу, поджидая Сьюзен, я был так взволнован, словио впервые в жизни собирался провести вечер с девушкой. Я стоял в вестибюле Большого Леддерсфордского театра. Это был обычный театральный вестибюль – красные бархатные ковры, белые колонны, фотографии звезд с жемчужными зубками, лучистыми глазами и шелковистыми волосами, легкий запах сигар и духов,- но в эту минуту все представлялось мне волнующе восхитительным, как в детстве. Так много самых разнообразных чувств волновало меня, что я, словно ребенок перед огромной коробкой шоколадных конфет – вроде тех, что продавались до войны,- никак не мог решить, какую же шоколадку мне отправить в рот сначала: простой, чуть горьковатый шоколад «Я провожу вечер с хорошенькой девушкой», нежный, сладкий молочный шоколад «Любовь», шоколад с ореховой начинкой «Тщеславие» или самый соблазнительный из всех, с начинкой из крепкого рома – «Я выиграл у тебя очко, Джек Уэйлс».

Если бы Сьюзен появилась в эту минуту, я, иносказательно говоря, проглотил бы всю коробку сразу. Но без трех минут семь ее еще не было, и сладость этого вечера начинала постепенно отдавать горечью. Мне припомнился испуг, прозвучавший в голосе Сьюзен: «Ой, мама идет…» Почему она так боится, что мать узнает о нашем знакомстве? Почему я не должен был заезжать за ней домой? А что было бы, если бы я заехал? Я взглянул на себя со стороны, глазами ее матери. Кто я такой?

Вульгарный, неотесанный выходец из рабочей среды, со всеми недостатками нуворища, но без тех солидных достоинств, ради которых многое можно простить: без ста тысяч в ценных бумагах с золотым обрезом. Я слышал, казалось мне, голос Сьюзен:

«Этот ужасный Лэмптон с такими смешными зубами… он просто преследует меня!

Право же, право! Сама не знаю, как это случилось, но я пообещала ему пойти с ним на балет. Конечно, я понимаю, что это было очень глупо с моей стороны, но я как-то не подумала… И представъ себе, дорогая, я забыла! У меня это просто из головы выскочило! Вероятно, он все еще ждет там. Какой ужас, да?» Угрюмо наслаждаясь самоуничижением, я смаковал про себя этот монолог, как вдруг почувствовал легкое прикосновение к моему плечу.

– Я наблюдала за вами,- сказала Сьюзен.- У вас был ужасно. сердитый вид. Вы очень злитесь на меня?

Теперь, когда вы пришли, нет.

– Извините, что я так запоздала. Херберт подвозил меня на машине, и что-то у него там разладилось… с магнитом.