— Иди и скажи Змию, что я вернулся, чтобы он явился ко мне с повинной позади всех змей, скажи, что времена смены шкур, времена вашей угрозы прошли. Вам не дано больше затмевать маяки и сбивать с дороги корабли. Скоро я коснусь посохом вашей жертвенной чаши и превращу ваш яд в песок. Вы были посланы в наказание и испытание, но вы решили, что предела злу нет. Предел есть. Он в нашей силе наступать на вас. Иди!

Он пошел дальше. Он даже не наступил на нее, Он переступил ее, как переступают брошенную за ненадобностью дубину. Змея, извернувшись, рванулась к Нему, но получила такой удар, что очнулась не скоро. В бессильной злобе, корчась от позора, она, открыв страшную пасть, вцепилась зубами в огромный камень на перекрестии дорог и услышала, как ломаются зубы, как хлещет из их полости сверкающий густой яд.

* * *

Того же дня, вечером, только еще более поздним, Змея была у Змия. Он знал о встрече ее с Ним. Он только хотел многое уточнить. — Его посох был металлический? Может быть, это был сумасшедший змеелов, один из тех, кому мы дали возможность оправдывать нашу злобу десятью каплями яда в год?

— Нет, Великий, это Он, его посох — обыкновенная прямая ветвь орешника. Ты думаешь, меня отбрасывало электричество? Нет, это была неведомая сила.

Проклятье! И тогда, когда мы создали и расширяем но просто район нашего влияния, но добились своей, неподконтрольной людям, территории! Куда Он шел?

— Не знаю. Там было три дороги. Когда я очнулась, Его не было.

— Я думаю, Он не с этой Земли. Здесь все боятся нас.

— Это был Он же, из тех времен, когда никто не знал о других мирах.

— Но Он мог знать.

— Кто может знать больше нас? Если мы признаем это, мы обречены.

— Вот поэтому для нас лучше, что Он не с этой Земли. Пусть так считают во всех змеиных пределах. Мы укрепим охрану чаши настолько, что даже случайный человек, оказавшийся вблизи, исчезнет бесследно. О-о, сегодня, в разгар полнолуния, тревожный вечер. Я спросил тебя, куда он ушел, неспроста. Люди не могут поглощать расстояние, как мы. Ты встретила Его в поле, а с севера пришло страшное сообщение. Там тоже ссылаются на Него, говоря, что Он учинил явление Света. Свет сам по себе не страшен нашим узким глазам, но это был особый свет. Он озарил все настолько, что даже жилища слепых кротов оказались озарены. Мало того! Этот Свет делил всех не на старых и молодых, не на самцов и самок, не на черных и белых, не на умных и глупых, нет! Все делились на злых и добрых. Добрые радовались, воздевая руки, злые падали на землю и ползли прочь от страха. Самые злые змеи превратились в бессильные плети. На кишку они были похожи! — закричал Змий. — На кишку, полную смертельной дрожи!

Все так же вправо и влево раскачивались у его трона кобры. Вот подошел полуночный час. Подползла сзади и встала на смену новая пара кобр. Только вдруг заметила Змея, что эти кобры качаются чаще и не в такт. Змий поднял голову. Кобры попали в ритм и выровнялись.

— Птицы распелись среди ночи! — Небо стало бездонным, каждый листочек трепетал от счастья, — вот какой был свет! Крысы дохли от разрыва сердца, никакой твари не осталось даже малой темной щели, чтоб скрыться, вот какой был свет! Если такой свет будет здесь, яд и впрямь станет песком, которым посыпают дорожки.

— Великий! — наконец решилась Змея. — Ты мог бы говорить с ним для начала о дележе Земли. Ты мудр. Обмани Его. Признай Его силу, проси для нас условий существования. Обещай служить ему.

— Боюсь что Он не согласится.

— Ты сказал слово «боюсь», Великий.

— Да, — четко произнес Змий, — боюсь, что Он не согласится… Так. Тебе следует продолжать свое дело пополнения и воспитания выводков.

— Слушаюсь. Великий, те, кто испугались Света, принесут плохое потомство.

— Их убьют, я уже распорядился.

— Мои зубы, они не скоро отрастут.

— У нас достаточно запасов свежей крови, чтобы помочь тебе.

От входа, стремительно извиваясь легким бронзовым телом, приблизилась отмеченная особой метой медянка. Склоняла голову.

— Говори, — велел Змий.

— Великий и высокомудрый, на наши сигналы вновь нет ответа.

— Продолжайте. Не давайте вырваться в космос никаким сигналам, кроме наших.

Медянка исчезла.

— Я поняла, — сказала Змея, — ты пытаешься связаться с другими змеями других миров. А вдруг их там нет?

— Молчи! Трижды молчи! Молчи всегда об этом! Иначе тебе не дожить до новых зубов. Прости, но даже с тобой я прибегаю к угрозе. Змеи есть везде, запомни это и втолковывай каждым новым поколениям. Везде, всюду и всегда. От древности, когда наши мудрецы решили взять власть посредством зла, прикинувшегося добром, от внушения, что смысл жизни в борьбе, а не в самоусовершенствовании, до этих тревожных дней не было в этом мире сплоченнее нас, увереннее нас, и это надо продолжать и усилить. Не жалеть яда на новые, подчиняющие тело и мысли, ритмы, на бесовские страсти к вину и плотской любви, к деньгам, к власти, к успеху, ничего не жалеть! Охранять плантации наркотических растений! Убивать внезапно и без всякой системы! Тех, кто помнит прошлое, кусать не до смерти, но до потери памяти. Заставить их голодать, бросать недостроенное, ссориться и грызть друг друга, заставить их уничтожать все запасы пищи и топлива, заставить их и дальше безумствовать в разложении вещества, в сжигании для энергии отходов природы… Пусть они задохнутся в дыму и копоти своего прогресса, пусть отравятся радиацией, пусть живут и думают, что они живут! Нет, Он не сможет ничего сделать, мы так многое успели, что Он пришел слишком поздно. О, видимо, Ему есть кого молить, мы тоже будем крепнуть.

Змий опустил голову, показав жестом Змее, что она должна идти. Змея постаралась запомнить Змия в это г час и отправилась. Навстречу ей ползла новая стража тронного времени.

Стояла ночь. В это Осеннее полнолуние особенно оживленной была охота зверей. Змея вспомнила, что давно ничего не ела, затаилась и выбрала себе упитанную красную лисицу. Лисица ловила мышей. Она не чуяла Змею, ведь змеи не имеют запаха, и вот она оказалась близко — Змея кинулась, но уже в прыжке поняла, что лисица уйдет — зубы. Змеи были потеряны, ее яд истрачен, и надо ждать новых зубов, нового яда.

Ничего, думала Змея, вползая в воду спокойной реки и отдаваясь течению, ничего. У змей есть силы, змеям есть из чего собирать новые силы, ничего, они крепнут от неудач…

— Ванька! — звенел над рекою мальчишеский голос. —

Ты чего не забрасываешь, я уж вторую поймал!

— Сейчас заброшу! — кричал в ответ другой мальчишка. — Вот только эта коряга проплывет.

Зато весной

День пасмурный, долго тянется. После обеда идет снег. Он вперемешку с дождем, снежинки темные.

— Через месяц после первого снега начинается зима, — говорю я пришедшей с улицы женщине. Пальто мокрое, и дорогой мех на узком воротнике некрасивый. — Но это среднегодовое, многогодовое, нынче может и не сойтись.

— И не плакала, — говорит женщина, — ресницы погасли.

— Если через месяц начнется зима, то поверим в наблюдательность предков.

— Господи, — говорит она, быстро поправляя прическу. — о чем ты думаешь? — И, наладив красоту, садится к столу и говорит, что пасмурно, что в такую погоду, что ни надень, все убивается. — А ты еще говоришь, что зеленое — цвет надежды. В такой день ничем не спасешься.

— Зеленое не по цвету, а по смыслу: дождаться первой зелени означало выжить.

— Да, вот что! — спохватывается она. — Все забываю. Дай мне Монтеня.

— Обязательно Монтень? Возьми «Летописца». Мне кажется, наши летописи заполнялись осенью. Так же мрачнело, и снег таял. В летописях…

— Ой, не надо. Нелепо ли не бяшеть! Аще кому хотяше! Монтень хоть переведен, а это когда еще соберутся.

— Возьми «Назиратель». Он переведен с латыни на древнепольский, оттуда к нам. Узнаешь, как ставить дом, лечить заразу, сажать овощи…