смогу заставить себя это делать.

Никаких новых сообщений не было.

92

Прошло всего три минуты с того момента, как я отправила смс.

Я сделала три глубоких вдоха. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Вдох, выдох.

В конце третьего выдоха, я проверила свой телефон в последний раз — никаких

сообщений — и повернулась всем телом насколько смогла, так, чтобы засунуть свой

телефон в самый толстый, самый старый слой соломы, как можно дальше проталкивая его

туда кончиками пальцев.

Я досчитала до двенадцати, прежде чем попыталась развернуться и нащупать

мобильный, копошась в слоях соломы, до которых могла дотянуться.

Ничего.

Я не ожидала, что это заставит меня почувствовать себя лучше, но так и было. Если

до него не смогла добраться я, то возможно, что мой отец тоже не сможет его найти.

Без утешительного света и веса своего телефона в руках, я не могла перестать

думать о покрытом соломой днищу.

Я пришла к одному неутешительному выводу: мой папаша делал это и раньше.

Он был хуже, чем я о нем думала.

Солома была старой, отвратительной, пропахшей застарелыми мочой и потом.

Это не казалось совпадением, что в ящике из-под инструментов в его грузовике,

находилось потайное пространство, где можно было спрятать взрослую женщину. Он не

выглядел как-то иначе, чем наборы с инструментами, что я видела в десятках других

грузовиков, предназначенных для выполнения различных работ, но помнила, что те

мужчины доставали из ящиков инструменты, которые были аккуратно сложены на

многоуровневой подставке.

Почему последние несколько лет я не обращала внимания на то, что делал мой отец?

Когда была жива моя мама, я привыкла видеть его на подъездной дорожке,

вытаскивающего из грузовика очередной слой, как будто это какая-то русская матрешка.

Догадка поразила меня настолько сильно, что я едва не перестала дышать.

Я не заглядывала и не трогала нижние уровни ящика с инструментами с тех пор, как

умерла мама. Возможно, она не умерла или умерла вовсе не от рака.

Возможно, она стала первой женщиной, которую продал мой отец.

Я не понимала, почему была совершенно уверена, что у папаши вошло в привычку

продавать женщин, но знала, что это правда.

Он выглядел таким безразличным. У него был конкретный, четкий план и гребаный

секретный отсек.

Я не могла быть первой.

Я старалась сохранять спокойствие.

Считалочки не срабатывали.

93

Мысли о моих сестрах не срабатывали.

Мысли о том, что Зверь остался жив, не срабатывали.

Наконец, я закрыла глаза и попыталась уснуть, сосредоточившись на глубоких

вдохах, один за другим, не думая ни о чем конкретном.

Меня радовало то, что я сделала хоть что-то, чтобы сообщить людям, где

находилась.

Я не собиралась быть ослепленной и слабой, чтобы стать следующей жертвой этого

монстра, без какой-либо возможности на спасение. Я быстро все обдумала и приняла

решение.

Даже если я умру... даже если не смогу... я не хотела стать одной из тех девушек,

которых вы видите в новостях; кто сдался и спокойно принял свою судьбу.

«Честно говоря, — сказала я самой себе, — все, что я сделала, произошло благодаря

тому, что у меня в кармане был спрятан мобильный телефон. Если бы его не было, чтобы

я, черт возьми, делала?».

Я попыталась напомнить себе, что была ничем не лучше любой другой девушки,

которая могла оказаться заперта в этом ящике. Просто я оказалась чуть удачливее, но это

ненадолго. Ожесточенная гордость, что я ощутила сейчас, была лучше, чем отупляющий

ужас, который я испытывала до этого.

Когда оказалась заперта.

Мой отец облажался, не проверив меня на наличие телефона.

Возможно, он облажался в чем-то еще.

Грузовик уже некоторое время двигался с постоянной скоростью, что означало, что

мы выехали на шоссе. Не на многих дорогах в округе было безлюдно в девять или десять

утра в субботу.

Если я смогу привлечь внимание другого водителя, кто-то непременно позвонит в

полицию.

А это уже что-то.

Я заерзала на спине по грязной соломе и использовала локти и колени, чтобы

упереться в лоток с инструментами как можно сильнее.

Он двигался.

Двигался.

Было тяжело, но я чувствовала, что крышка приподнималась.

Меня охватила безудержная надежда.

У меня был шанс.

Лоток уперся в крышку и остановился. Я услышала лязг замка снаружи. Он ничего

не забыл. Он запер ящик.

94

Мои надежды оказались разбиты, разрушены, уничтожены.

Я почувствовала, как по горлу начал подниматься крик, и я не сделала ни единой

попытки, чтобы остановить его. Из меня вырывались мой страх и разочарование, пока я

пинала по стенке ящика босыми ногами снова и снова.

Я не знала, на что надеялась: сломать стенку ящика или просто создать достаточно

шума, чтобы меня выпустили.

От резкого торможения я всем весом ударилась о твердый металл.

Я перестала брыкаться, и снова раздался тихий рев двигателя, который начал

набирать скорость.

Я пнула крышку снова и приготовилась к расплате.

Грузовик дернулся вперед, да так, что я подлетела в воздух, оторвавшись от соломы,

после чего врезалась головой в размещенный надо мной ящик с инструментами.

Когда все заныло, и я, ошеломленная, легла на спину, тогда до меня дошло его

сообщение.

Если бы я продолжила колотить по ящику, отец бы наказал меня. Быстро и

болезненно. Я не был уверена, что меня нельзя убить, если ударять о металл и толстый

пластик достаточное количество раз.

В голову закралась шальная мысль, что если меня слышал отец, то я смогла бы

подать сигнал о помощи кому-то другому, когда папаша остановится, чтобы заправиться

или купить что-нибудь.

Здравый смысл взял верх.

У грузовика моего отца был необычно огромный бензобак, и он дотошно относился

к тому, чтобы тот был постоянно полным, заезжая на заправку по три раза в неделю.

На таком запасе топлива папаша мог проехать без остановок два штата.

Если бы я подала кому-то сигнал о помощи, то, вероятнее всего, он оказался бы у

Флореса или его парней, и тогда они поняли бы, что я все еще сопротивлялась. Они не

дали бы мне ни единого шанса на то, чтобы освободиться.

Только еще один повод убедиться, что мой отец совершал это и раньше.

Я глубоко вдохнула.

Прямо сейчас я ничего не могла поделать.

Я знала, что самая умная вещь, которую мне стоило сделать, — это немного

отдохнуть, даже заставить себя поспать, но прекрасно понимала, что не смогу. Прятаться

в шкафу было одно, но быть запертой в небольшой металлической коробке? Она была

настолько сильно похожа на гроб, что вызвала во мне примитивное желание выжить.

И все же, вместо этого я решила подумать о Звере.

Независимо от ситуации, он должен был быть в порядке.

Думать по-другому было слишком страшно, слишком пугающе.

95

Я вспомнила о встрече с огромным силуэтом в дверях глубокой ночью. Впервые,

когда я увидела его, я так испугалась. Мне казалось, что он причинит мне боль,

изнасилует, а затем убьет меня.

Потребовались месяцы, чтобы мои нервы прекратили сходить с ума, когда я

оказывалась рядом с ним.

Если задуматься, я даже не уверена, когда все изменилось.

В один прекрасный день я просто перестала бояться.

А немного погодя начала ему доверять.

Раньше я никогда не доверяла подобным людям, поэтому мне было так мучительно

сложно признать это. Я чувствовала себя такой глупой, когда, наконец, сложила всю