Нет такой вещи, как «судьба». Наследие должно быть заработано выбором, который мы делаем. И теперь я знаю, что мы сами пишем финал собственной истории, и мы сами выбираем: скрываться ли нам, как злодеям… или же жить, как героям.

Изменения неизбежны, как старость, и необратимы, как время. Иногда мы бежим от них, наивно думая, что можно оставить всё как есть, но изменения в нашей жизни всё равно происходят, хотим мы этого или нет, оставляя нам право принять их и жить дальше, или упорно пытаться остаться в прошлом.

Прошлое — коварная штука. Иногда оно оставляет неизгладимый след, а иногда окутано мягкими и легкими воспоминаниями. Но если погрузиться во мрак слишком глубоко, кто знает, каких чудовищ ты там пробудишь?

Где-то в груди маленьким злым зверьком зашевелилась боль, подкатила к горлу, сжалась комком и притаилась, чтобы того и гляди раствориться в слезах.

В дверях стоял Северус:

— Анри, — позвал он меня. — Плачешь в жилетку?

— Нет… В тишине я обычно страдаю в одиночку.

Я подняла на него заплаканные глаза.

— Прошу прощения, что помешал, — холодно сказал Северус.

— Да нет. Я не прощу. Я уже пару минут придумываю способы убить тебя.

— Выговорилась?

— Да.

— Помогло?

— Нет, — отрезала я.

— Я уверен, что если в этой комнате было бы больше света, ты бы сбежала.

— Почему?

— Ты знаешь, дорогая, что тараканы разбегаются при ярком свете.

— А что, отчаяние было сильно заметно? — прошептала я.

— Видела бы ты себя. Отчаянно спрашиваешь, заметно ли отчаяние.

Я вытерла рукой слезы, которые ручьем катились из глаз.

— Здесь темно и холодно, — заботливо произнес он. — Вставай. — Северус подал мне руку.

— Твоя забота меня удивляет, — я отдернула его руку и сама поднялась с пола. — Я презираю тебя! Как был трусом, так и остался!

Нельзя высказать слабость. Иначе помощи не жди. Жалким видом никого не удивишь. А вот стойкость часто вызывает восхищение.

— Анри, выслушай меня, пожалуйста, — попросил Северус.

— Нет, Северус, сейчас ты меня выслушаешь, — возразила я. — Раньше я считала, что ты просто боишься показать мне свои чувства, но сегодня я поняла, что это очередная уловка. Ты все эти годы врал мне!

— Анри…

— Заткнись, пожалуйста. И я поняла, что ты просто гниль. Ты высокомерный законченный циник, для которого все просто так, шелуха. И я была дурой, Боже мой, какая же я была дура. Но ты знаешь, Северус, я рада, я рада, потому что я сделаю все, чтобы помешать тебе убить Альбуса.

— Ты обладаешь огромной ценностью для многих, включая меня. Я защищал тебя тогда, когда ты даже не подозревала.

— Может, тебе цветочки подарить?

— Ты должен понять свое место во всём этом. Если мы преодолеем все наши разногласия, то изменим исход войны.

— Ты испытываешь извращенное наслаждение, отказывая мне, — сказала я и посмотрела ему в глаза.

— Ради этого я и живу, Анри, — ухмыльнулся Северус.

— Ты сам не знаешь, что говоришь!

— Нет. Я лишь говорю то, что тебе не нравится.

— Ну ты и поганец, Северус Снейп, кому ты служишь? — мое сердце забилось от страха. Это было то, о чем я так давно хотела его спросить.

Северус решительно зашел в комнату. Он направился ко мне, закрыв дверь ударом ноги.

— Ты прекрасно знаешь, не притворяйся! Или ты сомневаешься в моей верности к Дамблдору?

— Ну, после того, что я сейчас услышала, ты считаешь, повода нет? — взревела я и наставила на него свою палочку. — Я убью тебя!

— Если понадобится, я сам убью себя, — и он сжал мою руку, в которой я держала палочку. — Я никогда не обманывал тебя. Возможно, я позволял тебе делать определенные выводы, которые были неверными, но они не были ложью.

— Какая бы ни была правда, на хлеб её не намажешь.

— Почему ты думаешь, что от мужчин можно всего добиться манипулированием?

— Исторические факты и личный опыт…

Иногда человек останавливается и окидывает взглядом свою жизнь, чтобы посмотреть, что останется после него. Сейчас я вижу там только руины.

Я стояла сейчас рядом с ним, чувствуя запах его кожи.

— Анри, то, что произошло между нами, ни о чем не говорит.

Эти слова, как гром, поразили меня. Но я помнила те слова, которые он говорил «Я хочу тебя, девочка моя…» Неважно, что он сейчас говорит, он любит меня. Я чувствовала это сердцем и душой. «Просто он сейчас врет. Он по-прежнему боится за меня и не хочет признаться!»

— Ты не подонок, ты просто хочешь им казаться! Но это не изменит правды. Я люблю тебя, и ты….

Северус громко рассмеялся.

— Я никогда не мог подумать, что ты, глупенькая, такая романтичная. Анри, ты меня разочаровываешь. Ты всегда была хоть немного разумной.

Я сильнее взбесилась от его слов и, схватив его за край сюртука, произнесла:

— Ты разрушил мою жизнь, — я посмотрела ему в глаза. — Меньшее, что я могу сделать — испортить твою. Месть — это холодное блюдо, Северус, и я подам его горячим. — Я оттолкнула его тут же вышла из комнаты.

Я с силой распахнула входную дверь и исчезла среди бури.

Холодный ветер скользнул по моему лицу. Я накинула на себя капюшон, но посреди дождя ничего не смогла разглядеть. Я устала, так устала. Опять я с трудом захлопнула эту дверь, пообещав туда не возвращаться. Хотя губы еще хранили тепло его поцелуя. Все тело дрожало. Я забылась, пока не добралась до своего дома.

Скинув промокшую одежду, я налила себе виски. Подойдя к окну, я посмотрела на озеро и лес вокруг него.

— Сейчас я знаю о тебе гораздо больше, Северус, — прошептал я. — Я знаю то, что, как бы ты ни пытался, ты не сможешь выкинуть меня из головы. Ты не можешь жить без меня. Ни один мужчина не может так любить женщину и потом забыть ее навсегда. Ты это поймешь. Обязательно. Но я тебя не буду ждать, раскрыв объятия.

Но может быть, он блефует. «Как опиум», — сказал он. Он не может без меня. Особенно после того, что случилось сегодня.

Теплота воспоминаний разлилась по телу. Но я собралась с мыслями и заставила вспомнить себя о его словах и о том, что в наших руках изменить ход войны.

В унылых сумерках угасавшего дня я подошла к концу того длинного пути, на который ступила десятки лет назад. Тогда я была избалованной, эгоистичной, неопытной девушкой, юной, пылкой, преисполненной изумлением перед жизнью. Сейчас, в конце того пути, от этой девушки не осталось ничего. Безысходность и унижение, страх и постоянное напряжение всех сил, ужасы войны отняли у меня теплоту души, и юность, и мягкость. Душа моя затвердела и словно покрылась корой, которая постепенно, из месяца в месяц, слой за слоем все утолщалась.

Человек по своей природе наивен: мы слепо доверяем людям, верим в то, чего не может быть, верим в себя… Но без веры мы рискуем остаться в одиночестве.

Утром я проснулась от стука в окно, это была сова отца.

Мне пришлось встать и открыть окно, сова влетела и села на письменный стол.

В ее клюве был туго свернутый свиток.

«Дорогая Адрианна!

Если тебе удобно, я хотел бы встретиться с тобой в ближайшую пятницу в одиннадцать часов вечера.

Большая просьба прислать ответ с той же совой. Надеюсь увидеться с тобой в пятницу.

Искренне твой, Альбус Дамблдор.

Р. S. Я очень люблю кислотные леденцы».

Отослав обратно сову с ответом, я оглянула свою комнату.

По всей комнате были раскиданы вещи вперемешку с мусором. Пол усыпан яблочными огрызками и обертками от конфет, книги кучей свалены на кровати вместе с бутылками огневиски, а в круге света от настольной лампы вольготно расположился целый ворох газет. Усевшись в кресло, я стала разбирать их.

Заголовок одной из них кричал:

«ГАРРИ ПОТТЕР — ИЗБРАННЫЙ?

Не стихают слухи по поводу недавних беспорядков в Министерстве магии, во время которых снова был замечен Тот-Кого-Нельзя-Называть.

„Ни о чем не спрашивайте, нам запрещено говорить об этом, — сказал вчера вечером у выхода из Министерства сильно взволнованный Стиратель памяти, пожелавший остаться неизвестным.