Сегодня зачистка была необходима. Он получил опыт, о котором лучше забыть поскорее. Конечно, на сознательном уровне он будет помнить, что он сделал и не повторит этих ошибок, а вот то, что он почувствовал, когда его губы дотронулись до девушки, когда они прильнула к нему своим разгоряченным телом… когда ее руки прошлись по плечам, сначала невесомо, а потом сильнее сжимая, притягивая к себе, чтобы раствориться в нем… В нем, не в ком-то другом! Некое приятное чувство, да, это, несомненно, было положительное чувство… стало зарождаться где-то внутри. Так не должно было быть, у него атрофированы все возможности испытывать эмоции… Хотя тут на земле он успел столкнуться с разными проявлениями человеческих чувств и… не все их хотелось забыть.
Спустившись сюда со станции, он впервые почувствовал запах и вкус жареного мяса, испытал гнев, досаду, раздражение. Он знал, что отрицательные эмоции испытывать легче, поэтому первое что он сделал, поняв, что не может справиться с нахлынувшими чувствами, просто застрелил одного из примитивных людей Беслана — ранее чип не позволял ему убивать. Когда он сделал это, почувствовал не только контроль над чужим разумом, но и власть над жизнью. Это принесло незабываемое впечатление, его стали бояться, и Зейну это нравилось.
Но тело подводило его. Любой разум примитивных существ был подвластен ему, а вот такой пережиток, как человеческий организм опускал его сразу на несколько ступеней, заставляя почувствовать себя животным. Оказавшись тут, он испытывал голод, жажду, сталкивался с проявлением человеческих эмоций и не со всеми он мог так легко справляться.
Самка удивила его. Отчего-то он не мог не думать о ней, все время мысленно возвращаясь и проверяя, что она делает и о чем думает. Она тоже думала о нем. Ненавидела, испытывала отвращение, смешанное… с желанием. Теперь, когда он уже оставил ее в покое, она все еще испытывала тягу к нему, и его это обескураживало.
Нужно было срочно сделать себе инъекцию и забыть ее гибкий стан в своих руках. Не думать о закушенной до крови губе, когда она боролась со своими вспыхнувшими благодаря ему эмоциями. Выбросить из головы. Да, он умел воздействовать на определенные отделы мозга, чтобы выделялись именно те гормоны, которые нужны. Умел. Эффект оказался странный. Такой, будто ее выделившееся эйфоретики, воздействовали и на него. К такому обучение на станции его не готовило. Сегодня он все забудет, а через несколько дней нужно будет повторить эксперимент, он пойдет к ней и проверит еще раз. Не может такого быть, чтобы ОНА могла воздействовать на него. Не может. И не будет.
Прозрачная жидкость медленно перетекает в вену, давая освобождение от всего того непонятного, что творилось с Зейном. На сегодня все, ничего больше не будет. Только спокойствие и здоровый крепкий сон.
*
— Когда ты на меня так смотришь, я чувствую себя тараканом. Если ты хочешь от меня добиться сотрудничества, сделай лицо попроще, — шалея от своей смелости, гордо выставив подбородок, проговорила Тания в ответ на долгий пристальный взгляд. Зейн не приходил долго, она уже успела забыть, как это, испытывать страх на пустом месте и попадать в галлюцинации безо всякого видимого воздействия.
— Хотелось бы знать причину твоей глупой храбрости? — неспешно ответил Зейн. — Уж не думаешь ли ты, что когда Риз явится, он сможет уйти отсюда вместе с тобой… Что тебе дает возможность так думать?
— Риз смелый. И ловкий. Он обязательно спасет меня, и все твои интриги не смогут его остановить. Я так и не понимаю, зачем я тебе нужна, ведь он меня никогда не слушал!
— Я уже сказал, что совершил ошибку. Жизнь на этой планете оказалась не такой простой, как кажется оттуда, — его губы искривила едва заметная усмешка. — Ты больше интересна в качестве эксперимента. Видишь ли, у меня практически не было возможности узнать о людях достаточно, чтобы бороться с ними. Мы считаем вас слишком простыми, примитивными, которых легко просчитать, но оказавшись здесь, я столкнулся с некоторыми особенностями вашего вида…
— Нашего вида? — изумилась Тания, и ее маленький ротик слегка приоткрылся. — А ты сам к какому виду относишься? Не к нашему разве?
— Я отношусь к следующей ступени эволюции, примитивная, — губы Зейна искривились в презрительном оскале, а холод в глазах мог бы заморозить целый континент. — А, точнее сказать, к следующей лестнице, если выражаться образно. Потому что сколько бы людишки тут ни развивались, они никогда не достигнут того уровня совершенства, потому что… А хотя ты слишком примитивна, чтобы понять!
— Только не лопни от напыщенности! — огрызнулась девушка, обидевшись. — Прости, ты не злись только… — поняв, что снова дала волю чувствам, пролепетала она.
Тания заметила, что как только Зейн заходит к ней в отсек, его сразу все покидают. Никогда никого тут нет, когда он рядом. В голову полезли мысли, что может быть можно это использовать, когда Зейн вдруг, ни с того ни с сего запрокинул голову, и гомерический хохот отразился от металлических стен трюма.
— Может, скажешь, что смешного, вместе повеселимся, — нахмурилась Тания.
— Ты и правда примитивная. Не поняла еще, что я знаю все, о чем ты думаешь?! Неужели ты можешь рассчитывать, что я зайду к тебе в камеру, не контролируя твой разум? Конечно, мне не нужна никакая охрана. И не положено им знать, что за эксперименты я тут провожу над тобой.
Девушка смотрела на безупречного и никак не могла понять, что происходит. Всегда такой холодный, отстраненный, с застывшей маской на лице, сейчас Зейн смеялся. Это было недолго, и его лицо почти сразу приняло обычное чуть презрительное выражение, но она видела своими глазами, его рот, растянутый в улыбке, а не в презрительной усмешке, глаза, в которых плясали искорки смеха… Прямо как у… Риза…
— Чего уставилась? — в свою очередь спросил мужчина и подошел ближе. — Даже если бы я оказался рядом, а у тебя в руках был нож, я никогда не позволил бы причинить мне вред.
Нет, показалось. Это все та же бездушная скотина, манекен, которого она увидела еще тогда, на вылазке, прячась в расселине.
— Знаешь, в чем твоя слабость? — от досадного чувства, что она проиграла по всем статьям, очень хотелось сказать ему какую-нибудь гадость, но она боялась, что Зейн опять заставит ее убегать от змей сквозь решетки. — Ты слишком самоуверен. И когда-нибудь, твоя самоуверенность тебя погубит.
— Да неужели? — он снова ухмыльнулся. — Может, проверим?
Зейн провел рукой по замку решетки, и дверь, распахнувшись, гостеприимно впустила его в камеру.
Тания уже готова была почувствовать тревожность, постепенно переходящую в панику, но пока ничего не происходило, а Зейн закрыв за собой створку, слегка отодвинул полы длинного плаща, под которыми у него оказались изящные, довольно большие ножны.
«Красивые, — подумала Тания, а Зейн усмехнулся. — Да иди ты к черту со своей усмешкой…» — прорезалась досадливая мысль, но Зейн ничего не сказал, только одним незаметным движением вытащил острый тонкий клинок. Ловко прокрутив его вокруг себя и как-то зацепив пальцем, вдруг развернул его рукоятью к Тании.
— Возьми, — все так же гадко ухмыляясь, проговорил он. — И попробуй убить меня.
Девушка немедленно схватила оружие и бросилась на своего врага. Она не помнила себя, и в данный момент готова была сделать что угодно, заколоть, зарезать, разрубить пополам… Она замахнулась, насколько позволяло пространство трюма, и даже нанесла удар, который, конечно же, не достиг цели. Зейн двигался так, будто законы бытия были специально для него переписаны. Не касаясь ее, и уж тем более, не позволяя клинку нанести себе увечья, он отклонялся, скользил по камере. Казалось, что теснота этого места совершенно его не волновала. В какой-то момент он выбросил руку вперед, и девушка почувствовала, что ее ладонь больше не сжимает оружие, а сама она прижата к мощной вздымающейся груди спиной, и лезвие, которое должно было уже войти в тело чужака, оказалось приставлено к ее горлу.
