Помню, что Мия настойчиво совала мне в зубы зажженную сигарету, прекрасно зная, что я не курю. Только лет в пятнадцать баловалась, и то, потому что было нельзя — но ведь любой запрет подспудно раздражает, подталкивая на глупые подвиги. Мой «подвиг» закончился в тот самый момент, когда мы с Иви, спрятавшись в темном закоулке Ямы решили почувствовать себя взрослыми и задымили, совершенно не заметив, как следом на огонек заглянул Виктор. Брат впервые не стал воспитывать меня занудными речами, а просто-напросто, взял и молча прижег мне «свисток» этой сигаретой, навсегда отшептав от дурной привычки… Как жаль, что нельзя так всю боль из души выжечь!

А потом прибежавшие на выстрелы патрульные… Уж чего им Берман с Ми объясняли, не знаю, все внимание было поглощено долгожданными габаритами мигающих огней и врачами, сразу же принявшимися манипулировать над Ризом. Пищащие приборы, капельницы, кучи ампул, шприцы, кровь… Брат, осторожно осматривающий мои ушибы и ссадины, оттирающий с моих ладоней грязно-багряную засохшую корку, бросая тревожные взгляды. Наверное, ожидал, что начну кричать, биться в безобразной истерике, грохнусь в обморок… А я как болванчик, только глазами могла хлопать и кивать, ни слова ни выдавила. Не смогла. Даже когда Гилмор стал оседать без сознания от потери крови — ножевое ранение оказалось не серьезным, по современным меркам медицины, но глубоким.

Мне тоже понадобилось пару дней лечения, чтобы зализать свои раны — Трой бы и на неделю к койке приковал с удовольствием, но Сью встала за меня горой, шикая на мужа, чтобы он не препятствовал, как братец выразился «страдать над избитым мужиком». Другие мысли братца озвучивать не возьмусь, особенно те, которые не были произнесены вслух. Хочешь-не хочешь, а фракция накладывает свой отпечаток, хоть давно уже и не превыше крови. Но раз этот «кочевник» меня спас, то это уже совсем другое дело! Тем более, что к послушанию я склонности не имею на генетическом уровне. Зато Гилмора вытолкал взашей из фракции, стоило только тому оклематься и рискнуть приблизится к моей палате.

В клинике Ризу сделали экстренную операцию и запихнули в ренкапсулу. Врачи сказали, что состояние из-за травмы головы стабильно тяжелое, но жизни в целом ничто не угрожает и остается только ждать. Он приходил в сознание сперва короткими урывочками, чуть приоткрывая мутные глаза и тут же проваливался в беспамятство. Врачи утверждали, что процесс восстановления для его состояния, идет на удивление быстро. А, да! У безупречных есть уникальная способность к самовосстановлению. Он очнулся в тот момент, когда я была в реанимации. Держала за руку, сжимая холодные пальцы, звала его мысленно, надеясь, что Риз услышит. А он лежал, такой спокойный, бледный, больше похожий на манекен. Только правую бровь и пухлую нижнюю губу расчеркивали затянувшиеся шрамики.

И тут у него ресницы дрогнули. Глаза распахнулись, неторопливо сначала оглядев потолок, потом он перевел взгляд на меня, разлепил сухие губы и улыбнулся. Его чуть не убили из-за меня, а он улыбается и смотрит так, будто перед ним самое прекрасное в мире создание! А потом я испугалась и сбежала в патруль, да. Не смогла смотреть ему в глаза… уж слишком высокую цену — в его жизнь — я чуть не заплатила за свои чувства. Да и какому мужчине будет приятно, чтобы над ним сострадальчески рыдали и жалели? И внутри поселились своя боль и чувство вины, собственные, непохожие на остальные. А еще глупая, невыносимо одинокая пустота…

— Как прошел патруль? — понаблюдав за мной с усмешкой, поинтересовался Эл. — Есть новости о Уотерсе? Нашли хоть что-нибудь?

— Ничего, — качаю я головой, растирая лицо ладонями и украдкой зевая. — Вообще ничего, как в воду канул. Весь район, да и остальные какую неделю прочесываем, каждую щель и канализационные люки проверили — ничего. Время следующей жертвы прошло, но мне кажется, он затаился и чего-то выжидает.

Эл чертыхается сквозь зубы, задумчиво трет заросший бородищей подбородок, а я не знаю, что мы можем еще сделать. Мы практически не вылезаем из рейдов, обшарили все возможные места, где мог укрыться убийца, но все тщетно. Мысленно мне тоже не удалось его уловить ни разу.

— Лидеры говорили, что есть неизвестные нам проходы за стену, может, он все же сбежал?

— Неа, не может, — заверяю я бесстрашного. — Он следил за мной, специально показался, чтобы мы смогли установить его личность. Он расчетливый игрок, Эли, понимаешь? Такие не отступают, а просто выжидают подходящего момента. Скоро Уотерс проявит себя, и кто-то погибнет. Нам необходимо это предотвратить, но…

— И как? Что ты предлагаешь, Люси? Использовать тебя как наживку, да? Забудь об этом, я сказал. И только попробуй сама сунуться, под арест отправлю! Как я потом должен буду отцу твоему в глаза смотреть, если тебя выпотрошат?

— Мне не пойдет отрезанная мочка, — мрачненько отшутилась я. - Эл, но это хорошая возможность. Если все как следует обмозговать, подготовится, нацепить передатчик, запастись антидотом от парализатора, то может получиться. А так, скольких он еще убьет? Общественность уже голосит, дружинники постоянно сцепляются с бесстрашными, хорошо, пока мозгов хватает, не хвататься за огнестрел. Но скоро пойдут настоящие бунты, если ничего не предпринимать.

— Куча бесстрашных круглосуточно патрулирует город и прочесывает улицы, и ты хочешь мне сказать, что мы ничего не придпринимаем? — возмущается Итон, осаживая мою прыть и строго сверля глазами. Да понятно, что никуда он меня не пустит, но попытаться-то стоило. Может, Билли этого и ждет, а нам надо его как-то обыграть. — Диспетчеры сканируют видеозаписи со всех уличных камер. Ориентировки на него распространены по всему городу. Особые отделы тоже не сидят сложа руки, знаешь ли. Стоит только Уотерсу промелькнуть где, как мы об этом узнаем. Больше ничего мы не можем сделать, кроме как ждать информации.

— Ладно, не ори ты так, поняла я все. С полигонов есть новости?

— Пока затишье, нападений больше не было.

Вот это-то и странно! Отец отправил к порталу боевой отряд и безупречные больше не дают о себе знать, наверняка, что-то затевая. А нам, полным недобрых предчувствий снова остается только ждать-ждать-ждать в неизвестности… Это невыносимо просто!

Мия

В Яме сегодня ужасное оживление. Приехали бесстрашные с полигонов, делятся впечатлениями, горюют о погибших, разминаются. Стоит гвалт и мерный гул голосов, и вот такую Яму я люблю, нежели входить в гулкое безлюдное помещение, выдыхать парок изо рта, из-за вечной сырости и холода, и пытаться справиться со всеми своими страхами и печалями самой, потому что нет ничего прискорбнее одиночества.

Иногда я думаю, почему нет слова, противоположного «одиночеству» по значению… Как сказать, что ты не одинок одним словом? Сколько ни пыталась придумать — не вышло. А вот «одиночество» есть, и значит оно не то, что нет никого вокруг, а то, что это такое чувство, его нельзя объяснить, наверное, как и любовь… Тьфу, ну куда меня понесло? Хорошо, что Яма наполнилась живыми голосами, что теперь можно будет снова чувствовать себя среди своих…

Однако, как только я оказалась в толпе и чьи-то руки схватили меня, моя реакция, совершенно бесконтрольная, не заставила себя ждать. Потому что этот кто-то получил в нос…

— Эй, ты офанарела, малявка?! — заорал кто-то самым любимым на свете голосом, и в ту же минуту я узнала Анишку, зажимающую нос ладошкой. — Ты чего брыкаешься, как давно нееб*ная лань? Или своих уже не признаешь?

— Нишка! — заорала я на всю Яму и бросилась ей на шею. — Как же я скучала!

— Да я уж вижу как ты скучала, носяпку мне покоцала, проп*здушка, — добродушно промямлила сестрица, обнимая меня одной рукой. — Ну рассказывай, с какого х*я ты на людей бросаешься? Или твой, растатуированный по самые гланды, красавчик чего учудил?

— С Колином мы расстались, Нишь, — опустила я глаза, чтобы она не заметила ничего такого в них. — И я больше не хочу ни с кем встречаться. И говорить об этом тоже нет особого желания.