— Герберт! — послышался чуть обеспокоенный голос.
Парнишка услышал топот ног, запах усилился и приблизился. Голова закружилась, но потом все прошло, будто кто-то выключил в голове Ланса какой-то рубильник или, наоборот, включил фильтр. Оставалось лишь далекое, мерзостное ощущение.
Слизеринец поднялся и увидел Крэбба с Гойлом, вот только у них были какие-то другие выражения лиц. Нет, Крэбб был все так же туп на морду, но при этом будто одухотворен и чего-то явно стремался. А вот Гойл выглядел слишком умно, да еще и очки зачем-то напялил, и почему-то назвал Ланса по имени. В замке было не так уж много тех, кто называл музыканта не кликухой, фамилией, сокращенным именем, а вот так — полным, но с приятельской теплотой. Скорее, так его называл лишь один человек.
— Поттер, — прохрипел еще не до конца пришедший в себя Ланс. — Очки сними и сделай выражение лица чуть потупее.
Дуболомы вздрогнули и переглянулись, Поттер-Гойл снял очки и натянуто улыбнулся.
— А вот у тебя Ронни-бой, все высший сорт, — усмехнулся слизеринец. — Тут и не поймешь, то ли в тебе великий актер умирает, то ли ты просто баклан. Бывайте, Бонды доморощенные.
Оставив за спиной парочку детективов, пребывавших в легком недоумении, Геб двинулся дальше. Нет, это ж надо было додуматься, сварганить в школе условно-запрещенное Оборотное зелье. «Условно», потому как по закону его могли принимать только должностные лица особых структур. Теперь понятно почему Снейп последние месяцы так подозрительно относился к Лансу. Видать он включил его в круг подозреваемых, подломивших его запасники. Нет, это надо быть чокнутым самоубийцей или камикадзе, чтобы допереть поставить на копье Сальноволосого. Да безопаснее Фоукса у Дамблдора спереть, директор это хоть в шутку сможет обернуть. Но видимо яйца у Лохматого сделаны даже не из стали, а из такого вещества, которое не обнаружил даже батенька Менделеев, а, возможно, он просто не успел досмотреть сон и так и не увидел последний элемент — Поттерианиум. Как только он смог уговорить на сей явно криминальный подвиг последовательницу правил Железной Леди — Дэнжер и децл трусливого Рональда Уизли? Может у него еще и язык без чего-то там, но с чем-то там? Дааа, очкастый явно опасная и мутная личность, таких либо убивать, либо в смирительную рубашку и в самый темный цугундер.
Замок, перед каникулами, словно засыпал, прощаясь с учениками. Тускнели доспехи, покрывались какой-то незримой пленкой портреты и даже лестницы, те самые деревянные чертовки, видящие смысл своего существования в пакостях Гебу, делались смирными и неподвижными. Создавалось впечатление, что Хогвартс, одна из древнейших волшебных крепостей, уже давно жила ради студентов, а без них была пустым и непримечательным местом.
Пока Ланс шел по нынче спокойным лестницам, то в который раз пообещал себе, что не оставит за собой ни единого магического портрета. Эта убогая насмешка, жалкая имитация, чья-то дурная шутка, не могла даже напомнить о настоящей, полной жизни. Словно вековое заточение за тяжкие грехи, будто ад, созданный людьми и для людей. А еще, Геб никак не мог взять толк, почему существуют приведения. Для чего они остались? Почему испугались идти дальше? И куда это — дальше? Будет ли там хоть что-то, или там уже нет ничего. Порой эти вопросы мучали юношу до головной боли, до крови из носа и уставших, красных от недосыпа глаз. И парень никак не мог взять в толк, почему ими не задаются другие. Ладно чистокровные, они к этому привыкли, но маглорожденные...
Тот же Джас еще пару лет назад, каждое воскресенье ходил в церковь вместе с семьей и друзьями родителей. А теперь он живет среди призраков, среди неживых, но думающих и даже чувствующих портретов, среди того, что маглы уже давно называют дьявольщиной, но будто не замечает этого. Создавалось такое впечатление, что замок выдумал какой-то слабый человек, из-за неимения внутреннего стержня и любви к жизни, потерявшийся между этой самой жизнью и смертью. Человеком, который так не и смог определиться, стоит ли отпустить умерших, оставив их где-то, куда, скорее всего, смотрит Шляпа, или же их надо обязательно держать рядом, имея возможность хотя бы поговорить. Но если последнее, то этот человек максимально эгоистичен.
Ланс, знавший об изнанке мира то, чего не должен знать тринадцатилетний подросток, был уверен, что жизнь прекрасна именно своей жизнью, а не её подобием, каким бы оно не было. Возможно, именно поэтому портреты стучат на парнишку со страшной силой, а призраки обходят его за десятый метр. Они чувствуют отношение мальчика, чувствуют его, фактически, ярость при одном лишь взгляде на жалкие имитации. На презренных, полупрозрачных трусов, которые еще имеют наглость жалеть себя и пытаться приблизиться к реальной жизни, хотя бы при помощи гнилой еды и дурацких забав. И жалость к узникам золотых рам, давно ушедших, но все же существующих.
Все это было настолько омерзительно, настолько противоестественно, что парень, порой, в такие моменты как этот, буквально мечтал о побеге в Волшебный Лес, где все было таким настоящим, таким реальным и живым. Даже буйный ветер и зеленые кроны, казалось, имеют куда больше души, чем намалеванные фигуры, бессмертные в своем узничестве.
Впрочем, парень отмахнулся от этих мыслей. Подумайте только, уж точно не о жизни и смерти должен размышлять Проныра, вождь Белой Перо, глава несуществующей организации «Власть Мангустам» и прочее и прочее. Все что знал Ланс об этом мире, это простой закон, который рассказал ему в своей песне Боб Марлей — не волнуйся о мелких проблемах, они исчезнут сами собой. А, право же, смерть, это, пожалуй, самая мелкая проблема из всех, на которых может зациклиться юный волшебник из Скэри-сквера. А вот вопрос как бы не спалится с бомбой, это уже серьезная запара, от которой может опасно полыхнуть задница, итак уже ждущая совсем не волшебного поджопника.
Поднявшись на второй этаж, Герберт мигом нашел нишу. Она была недалеко от туалета Миртл. Чтобы её найти, надо было всего лишь погладить прекрасную леди за предмет женской гордости. А уж эта леди уж точно могла гордиться такими предметами. И даже не спрашивайте, как Ланс сделал подобное открытие. Когда были проведены все манипуляции, леди вдруг томно и совсем не по-дворянски хихикнула и сделал шаг в сторону. Гобелен колыхнулся и буквально отъехал, обнажая углубление в стене. Здесь, когда-то давно, скорее всего, стояла или висела голова какого-нибудь поверженного монстра, но когда замок превратился в школу, то такие ниши попытались скрыть. Юноша осторожно достал бомбочку, распыляющую Скунсовый-спрей (спасибо подпольной торговле Близнецов), вынул запал и снял механизм, потом три части убрал в три разных кармашка сумки.
Ланс уже собирался уходить, как услышал противный смех, доносившийся из заброшенного туалета, с которым в последнее время связанно слишком много событий. В перерывах между явными насмешками и псевдо-жалостливым убаюкиванием, слышались девичьи рыдания. Буквально истерика — кто-то заливался соленой влагой, заходясь в приступе истерики. Проныра на мгновение растерялся, он никогда не любил женских слез. Наверно, потому что его единственный друг женского пола — Рози, была слишком сильной, чтобы позволить себе даже немного увлажнить взгляд. И все же, это был хороший повод, чтобы примерить на себя роль гриффиндорца, причиняющего добро и наносящего справедливость.
Герберт, не доставая палочку, ворвался в туалет. Сперва он никак не мог понять, что здесь происходит, но потом почувствовал мерзкий запах из одной из многочисленных зеленых кабинок. Эта вонь явно говорила о присутствии эктоплазменного. О рыданиях Миртл в школе ходили легенды и данная истерика, не дотягивала и до легкой депрессии Плаксы. Проныра теперь уже без шуток почувствовал пламенную ярость. Призрак, смеющийся над живым человеком, это что-то из ряда вон.
Мелькнула взлетевшая огненная лента и дверь распалась на две половинки. Геб успел заметить что-то черное, пушистое и почему-то в школьной форме, но вскоре он полностью сосредоточился на мерцающей фигуре не самой красивой девушки. Миртл так же заметила нового посетителя и проглотила очередную насмешку. Нет ничего омерзительнее, чем униженная личность, которая унижает других. Плакса Миртл заслуживала все, что с ней случилось, и еще случится в этой школе. Если она может насмехаться над другими, предварительно испытав такие же унижения, то пусть другие в сотни раз жестче насмехаются над ней. Так бы сказал вороний гоблин, и с этим не мог не согласиться юный слизеринец.
