Стрелой парнишка вылетел из гостиной, рысью прошмыгнул по ветвистым коридорам, а потом покинул Хогвартс через Главный Вход. Ланс прошел через небольшую аллею с колоннадой, миновал красивый большой фонтан, стоявший по центру, и поплелся в сторону квиддичного поля.

Здесь, вдалеке от замка, практически у самой опушки леса, было его любимое место — небольшой холм, устланный высокой, практически по колено, травой. С него открывался умиротворяющий вид. На северо-западе далекие горы с заснеженными вершинами. На востоке водная озерная гладь, где изредка можно увидеть высунувшуюся башку кальмара, критично оглядывающего свои владения. Ну и, конечно же, сам лес.

Вообще, с этим лесом у Геба была своя история. В первый раз он посетил его уже поздней осенью из чистого любопытства, бродил там по тропинкам и дорожкам, пока его не сцапал Хагрид. Вы, возможно, помните, какое впечатление вызывал сей чернобородый великан у юного волшебника. Так что, когда эта махина вышла из лесного сумрака прямо навстречу парнишке, улыбаясь во все двадцать девять (парень еще не знал, что это «добрая» улыбка), то Ланс был готов продать свою жизнь подороже. Но, как показывает история, ничего продавать было не надо, только разве что попить чифирку и пожевать каменных кексов. У Ланса от них чуть у самого не случилось двадцать девять зубов, а то и вовсе шестнадцать. Хагрид все тогда разорялся на тему, какого Мерлина делает первак в опасном Запретном лесу, где заплутать — что два пальца. А мальчик лишь качал головой, считая, что в Волшебном лесу среди бесконечных тропинок могут заплутать только Поттер, Уизли и Грейнджер. Они, кстати, буквально на днях попались за ночными бдениями, в итоге с них слетело пятьдесят баллов, причем, с каждого. В эту историю еще как-то Малфой затесался, но Ланс не знал подробностей, так как чужие проблемы его мало интересовали.

Потом наступила зима, укутавшая лес в снежный тулуп, и парнишка о нем как-то забыл, сосредоточившись на собственных изысканиях, благоустройстве берлоги, Анимагии, музицировании, обжимании с девчонками и прочими мальчишескими делами. Но вот настала весна, и Геба стало вновь тянуть на природу. Нет, не каким-нибудь непреодолимым чувством, которому нет силы противиться. Просто складывалось такое впечатление, что мальчика приглашали в лес, обещая, что он сможет уйти в любой момент, а также в любой момент вернуться. Вот парень и прибегал сюда, на холм, где он подолгу лежал, скрывшись в траве, и наслаждался шумом ветра в кроне и треском деревьев, гнущихся в причудливом танце.

Как и всегда, Ланс плюхнулся на землю, подложил руки под голову, подставляя лицо под теплое весеннее солнышко, потом закинул кислую травинку в рот и даже задремал. Но долго лежать пареньку не дали. Подул ветер, принося с собой легкую прохладу и тихий шепот шелестящих листьев.

— Хи-хи-хи, — расслышал мальчик далекий девичий смех.

Герберт открыл глаза и посмотрел в сторону просеки. Там, среди кустов и нижних покачивавшихся веток, он различил несколько размытых силуэтов, которые мгновением позже исчезли. Ланс заподозрил что-то неладное и уже раздумывал над тем, чтобы уйти в замок, но любопытство в итоге пересилило. Юноша согнул локти, положив ладони на землю рядом с шеей, потом подогнул колени, качнулся назад и одним рывком взмыл в воздух, приземляясь на ноги. Этому нехитрому трюку его давным-давно научила Рози.

Парень быстрым шагом добрался до опушки леса, но, кроме кустов и низких ветвей, покрытых зеленой листвой, ничего не увидел. Он уже собирался было уходить, но вдруг его кто-то сзади обнял и тепло задышал в ухо. Юноша резко обернулся и снова заметил в листве туманные размытые фигуры. Это были какие-то облачные девушки, сотканные из черных и зеленых линий сливающихся на ветру веток и листвы.

— Догонииии, — расслышал мальчик в шелесте.

Герберт некоторое время стоял, словно оцепенев, а потом вдруг широко улыбнулся и рванул с места. Всюду разливался веселый журчащий смех, а мальчик все бежал, будто пытаясь догнать дразнящий его ветер. Порой он, бывало, уже касался этих нереальных фигур, не показывающих свои лица, но стоило ему раскрыть объятья, как в них оказывался вовсе не облачный девичий стан, а ствол дерева или колючий куст. Но мальчик не обращал на это внимания.

Вот он замер, спрятавшись за деревом, а потом чуть высунул голову. Парнишка увидел этих леди, сотканных из пляшущих на ветру листьев. Он выпрямился, прижимаясь к стволу, а потом резко рванул, пытаясь дотянуться хоть до одной, но расслышал лишь смех. И мгновение спустя мальчик сверзился в ручей, промочив штаны.

— Веселооо, — принес ветер.

Парнишка вдруг весело зашелся смехом, больше напоминающим весеннюю капель.

— Ну, я вам покажу! — крикнул он и вскочил с места.

— Поиграааай, — был ему ответ.

Герберт снова побежал, он бежал, ничего не замечая вокруг. Не заметил, как в ручейке оставил соскользнувшие с него кроссовки. Не заметил, как побежал босиком, как аккуратно ставил ногу, огибая любой камешек, любой выступающий корешок. Не замечал, как вокруг танцует ветер, неся с собой листву и иллюзорные фигуры. Не заметил он, и как спокойно дрыхнувшая в теньке лиса вдруг вскочила на ноги, повела носом, а потом, весело лая, кинулась в погоню наравне с ребенком.

— Хи-хи-хи! — пел ветер.

Мальчик не видел, как серый заяц, совсем не испугавшись природного врага — страшного хищника, захлопал ушками и стал скакать вокруг бегуна, будто присоединившись к веселой игре. Не заметил он, как и согнанные с веток птицы, вовсе не стремятся улететь подальше, а наоборот, подлетают ближе, паря на ветру, стремительно порхая среди деревьев, сопровождая гонку.

— Веселооо, — шептали листья.

Не видел Герберт, как легко и непринужденно перепрыгнул овраг, который не преодолеть с наскока и рослому кентавру. Не видел он, как нюхлер, живший в этой низине, вдруг вылез из норки, втянул своим длинным носом воздух и нырнул под землю. И уже там любитель драгоценностей и злата словно летел сквозь твердь следом за остальными.

Мальчик видел лишь смеющиеся фигуры, которые словно плавали среди листвы, растворяясь в качающихся кустах и выныривая из крон. Они были так близко, что, казалось бы, протяни руку — и коснешься. Вот мальчик рванул вперед, но обхватил руками лишь красный куст. Не заметил Герберт, что под кустом алым цветком цветет костер, в котором нежатся толстые саламандры. Вот одна из них приоткрыла глаза, а потом лизнула парнишку по ступне, оставляя своим склизким языком синие узоры. Но мальчик уже сорвался с места, совсем не заметив, что стоял в пламени, и уж точно не приметив своеобразное украшение на ногах.

А вот и лукотрукс, притворившийся бугорком на толстом ивовом стволе, вдруг спорхнул и закружил вокруг головы мальчика, а потом, поймав волну ветра, взмыл куда-то ты ввысь. Герберт все бежал, заливаясь счастливым детским смехом, кружа среди нереальных фигур, растворяющихся в окружающей зелени и ныряющих в пробивающиеся сквозь крону солнечные лучи.

И тут все прекратилось. Будто какой-то злой человек выключил проектор, погружая зрительский зал во тьму и тишину. Смолк смех, испарились фигуры, разлетелись птицы, скуля, унеслись животные и даже милый нюхлер зарылся в землю. Герберт вдруг рухнул на колени, обнимая себя за плечи. Ему стало дурно. Его нещадно рвало, а глаза резало от ужасной вони. О да, эта вонь была в десятки раз сильнее, чем та, что он почувствовал, когда встретился с троллем или когда стоял у котлов. Она была даже сильнее того помойного гнилья, доносящегося из кабинета Зельевара. Это был столь ужасный, омерзительный, приторный запах, что парника не сдержал порыва. И когда его вырвало разве что не кровью, он ощутил панический, животный ужас. Вы не подумайте, Ланс не какой-нибудь трусливый щенок, он всегда умело сражался с собственными страхами и никогда им не проигрывал. Но это было нечто более мощное, нечто более тяжелое и темное, нежели обычный страх. Такого парень еще никогда не испытывал.

— Бегииии! — вдруг истошно зашептал, если так можно выразиться, ветер.