Маю невольно вздрогнул. Голос Сатина огрубел и уже не казался настолько кристально-чистым.

В своих кошмарах Маю ощущал нечто подобное: когда хотелось раствориться в неведомой силе, стать ее неотъемлемой составляющей… Как будто жизнь утратила краски, померкнув с приходом этой силы. И единственное, чего ты желаешь – это его, остальной мир уже не представляет никакой ценности.

Похожее чувство… Начинаешь захлебываться в собственном существе… глаза режет, и горло сдавливает, а идущий от него аромат является самым желанным, таким нужным, сладким и нежным, теплым, словно… Аконит – мать, а ты – ребенок, который отчаянно нуждается в материнском молоке.

Маю весь сжался. Непонятного происхождения сила, что струилась вместе с кровью по венам фатума, была ослепительна, точно с ними говорил не человек, а оголенная мощь. Казалось, Аконит наблюдает лишь за одним Маю. Все остальные растворились в этом течении.

Природная полусвет-полутень сумерек, льющаяся из отверстий под самым потолком, преломлялась на дивной коже.

Маю с трудом фокусировал взгляд, но всё же разглядел, как Аконит поднял руку, как из нее вырвался свет и коснулся его лица, сдув со лба челку.

Маю прикусил нижнюю губу, ожидая вспышки боли, но ее не последовало. Пальцы тэнсая источали свет, и сила, ведомая золотым светом, оказалась неожиданно теплой, покалывающей, бодрящей. Свет имел крошечные ладошки, пальчики ласкали лицо, остужая нежным теплом горящую кожу, и Маю невольно осознал, что сделал шаг вперед.

Это создание заставило чувствовать себя легче, Аконит убрал угнетенность и сонливость, отмел все сомнения, отвел даже печаль.

– Вы необыкновенны! Вы – люди, руководствуясь своими чувствами и порывами, живёте в гнёте амбиций и нелепейших установок, называемых моралью! Маскируете ложь! Подавляете себя! Вы уже не верите себе!

– А разве у вас нет морали, которую вам навязывает ваш бог?! – выкрикнул Велескан хриплым голосом.

Что-то колыхнулась в воздухе, и Маю ощутил, как теплая сила, удерживающая его на ногах, почти болезненно сходит.

Аконит отвел руку – свет иссяк, вернулось ощущение жары.

– Бог? У нас есть кое-что сильнее бога. Мы – верховная каста, приближенных к совершенному источнику! Я могу показать тебе всё это, – тэнсай устремил свой необыкновенный взгляд на Велескана. – Стоит только пойти мне навстречу…

Мастер дарований подскочил вверх, точно его внезапно дернули за руки. И завис в метре над столом, приняв позу «лодочки».

– Поэтому я и здесь! Я не враг вам, – обнажил маленькие белые зубки. Его слова попадали в самую душу, действуя как бальзам, такие верные и единственно правильные.

– Чего ты хочешь? – потребовали из толпы.

Тэнсай склонил голову на бок, толстая коса промелькнула прямо перед его лицом и унеслась за спину, как изворотливая змея.

– У меня множество вопросов.

Маю, не отрываясь, смотрел на протянутые руки Аконит в паре десятков шагов.

– Я восхищаюсь вами, а вы желаете любоваться нашей запретной красотой! Меня оставил наш создатель! Он присоединился к молчаливому бдению звезд! Мы так похожи!.. Мы остались одни…

Неправда… – в каком-то полубреду подумал Маю, отходя за спины взрослых. Пугала схожесть одурманивающей силы чудовища из кошмаров и этого совершенного создания в золотой оболочке. У обоих был привкус кошмара.

Это просто страшная сказка.

– Майре, не скрывай от меня лицо! – Аконит округлил глаза, отчего и так огромные зрачки стали еще больше, почти заполнив яркую радужку. – Майре! Ты хочешь ко мне?!

Да. Больше всего на свете.

Нет! Это просто страшная сказка!

Руки всё еще были маняще вытянуты. Только любоваться точеными линиями… Две угловатые кисти заполонили разум, сделав голову чересчур тесной для остальных мыслей. Если там, откуда пришел мастер дарований, все такие, он не против, чтобы им помыкали…

Всё его существо обратилось навстречу Аконит. Просто стать частью бескрайней силы, утонуть в ней, как в море.

– Маю? – призыв Огнецвета, словно через толщу воды.

Материнские руки, теплые и мягкие, согревающие лаской… Маю уже грезил об этих руках.

Коже, похожей на яичную скорлупу.

Чудилось, что этот громогласный голос звучал только лишь для него одного:

– Ты хочешь подойти ко мне, – это не вопрос. Предложение, уверенность.

Живот подвело. Еще немного, и ноги подкосятся.

– Майре! – кричал кто-то. – Стой на месте!

Тело подалось вперед. Безуспешно. Ноги точно налились свинцом. Каким-то шестым чувством Маю подметил, как Велескан поднял руку, пытаясь остановить его.

– Неужели ты настолько лучше меня? – уже спокойней продолжал тэнсай, едва ли не ласково. – Уникальное творение нашего мира предпочло тебя МНЕ! Ведь он не вернулся ко мне, выбрав какого-то маленького человека… тебя, Маю… но не меня. Он грезил об ученике. С этой целью он построил Академию искусств, он ждал, когда придет кто-то вроде тебя.

– Не верь ему!

Аконит сжал полные губы и нахмурился. Подняв левую ладонь и растопырив пальцы веером, он ударил пучком темно-золотого света как электрическим разрядом. Сила потекла вверх, обвив металлические стержни крепления своими ручками с крошечными пальчиками. Под раскаты песни с потолка попадали балки. В облаке пыли люди рванули врассыпную. Велескан и Маю оказались по разные стороны баррикады.

– Ко мне…

– Да инопланетян вообще не существует, – зачарованно прошептал Маю. – Так какая разница…

Это существо хотело вернуть Лотайру обратно на свою планету. Лотайра принадлежит их миру. Школьный учитель – один из них… Однажды не очень смелый мальчик испугался правды и сбежал, наивно полагая, что семья сможет защитить от всех тревог.

Кем бы оно ни было, создание внушало всепоглощающую любовь, сулящую обернуть жизнь сказкой.

Маю заворожено тянул руку вперед, хотелось потрогать миниатюрные крылья, растущие по контуру ушей, и пушистые перья на шее. Узнать, какова на ощупь эта замечательная кожа.

Притягательно… Не устоять.

– Не останавливайся, – шептали сладкие губы.

На ватных ногах Маю двинулся навстречу фатуму.

Примечания:

«Enkeli» – «Ангел» (фин.).

«Пиктографические» знаки – стилизованные графические изображения, по форме напоминают объекты, которые они представляют, например, изображенная на вывеске булка и рогалик могут означать: «Булочная», «Хлебопекарня», «Пекарь» и др.

«Comme cultivées!» – «Как вырос!» (франц.).

«Maya peut être» – «Можно (называть) Майю» (франц.).

========== Глава VIII. Ненависть ==========

В комнате стоял полумрак, в воздухе парили клубы пыли.

Аулис и Эваллё замерли у приоткрытых входных дверей, за которыми музыка била по ушам особенно сильно, становясь просто оглушительной.

В соседнем зале проверяли свет. Долетая сюда, зеленые и серебристые лучи выхватывали из темноты сломанные балки, сорванный кабель, перевернутые стулья, разметанную по полу посуду; нельзя было оценить масштабы разрушения: лучи постоянно проносились мимо. Над длинным столом клубился шар света, верней, то была человеческая фигура в мерцающем коконе, от поверхности кожи которой исходило свечение – целые волны света. Можно было решить, что это голограмма или, что еще мало вероятней, преломление лучей. Если именно такими задумывались спецэффекты, то это уже перебор.

Напротив застывшей фигуры мелькнула знакомая шевелюра. Брат оказался в радиусе света и в опасной близости от подвешенного в воздухе человека.

– Подожди… – невольно вырвалось у Эваллё, казалось, даже собственное сердце в груди подскочило.

Он изо всех сил побежал к Маю, расталкивая застывших людей. Да что это с ними?! Прикрывая нос и рот ладонью, чтобы не дышать пылью, проворно обхватил брата за плечо и трясанул так, что у того голова запрокинулась назад. Мальчик напоминал тряпичную куклу, пришлось отвесить брату пару пощечин, чтобы вернуть к реальности. Сам же Эваллё не чувствовал ничего, будь то гипноз или массовая галлюцинация, она никоим образом не влияла на него, парень почти верил, что это иллюзия. Сатин, бывало, приглашал на концерт иллюзионистов.