– Помнишь, ты мне должен вопрос, – выдохнул струю горячего воздуха прямо ему в щеку Маю. Дыхание брата отдавало алкогольным коктейлем и чем-то сладким.
Эваллё приоткрыл глаза.
Подросток зашуршал в кармане пачкой сигарет, вытащил ту на свет и, лежа на спине, прикурил.
– Курение тебе не к лицу, – заметил Эваллё. – Точно также как мужицкий мат. Не с такой внешностью, как у тебя.
Брат скривился в ироничной ухмылке, продемонстрировал крупную ямочку на щеке.
В воздухе медленно стелился туман, обещаясь к утру засосать весь город в призрачную воронку. Клубы сигаретного дыма легли в узор.
– Так что за вопрос ты хочешь задать? Я слушаю.
Маю тщательно облизал губы и затянулся.
– Я могу спросить, о чем захочу?
– По нашему уговору выходит так.
На тыльную сторону ладони посыпалось что-то щекотное – это Маю принялся общипывать газонную траву.
– Мне нужно кое-что уточнить у тебя.
Нечеткое облако луны, будто флуоресцентные краски на асфальте, грани расплывались. Синева ночного неба, поддернутая зыбкой дымкой тумана, медленно гасла. Пока окончательно округу не затянул туман, им следовало поторапливаться домой.
– Что было между вами с Ионэ?
Из всех круживших вокруг вопросов и загадок вселенной Маю выбрал именно этот.
– Ты нас подслушивал тогда в школе?
– Нет, это вышло случайно. Тебе трудно признаться в том, что ты би?
– Маю, я не би.
– Но тогда это не имеет смысла. Сатин даже использует ориентацию как часть имиджа, публике нравятся мужчины, которые испробовали и то, и другое. А ты скрываешь то, что и так, по-моему, очевидно.
– Откуда тебе известно, что публике это нравится?
– Услышал от бабушки.
– А-а… – не удержался от сардонического возгласа. – Тогда мне всё понятно, такое могла сказать только женщина.
– Ионэ был твоим бойфрендом?
– Да.
– Ты мне больше ничего не скажешь? Мы же не чужие люди, расскажи, – тон Маю стал просительным.
Эваллё сообразил, что задержал дыхание. Кончики пальцев начали замерзать.
– Когда мы жили в Хельсинки, я встречался с Ионэ. С Аулис я познакомился значительно позже, и вскоре мы с родителями переехали сюда. В тот момент ты был на первом курсе академии.
– Долго вы встречались?
– Года полтора, началось с дружбы, незаметно перетекло в страсть.
Яростно потерев глаза, так что на них выступили слезы, Маю сел на траве. Брат опустил взгляд на недокуренную сигарету, зажатую в пальцах. Его длинные волосы сносило ветром и откидывало за спину, северные порывы ерошили короткие пряди на макушке и у висков – словно корона у лебедя.
– Страсть?
– Нам было хорошо вдвоем, – просто ответил парень. – Постепенно привязанность упрочнилась, и мы уже не могли друг без друга. Со стороны это выглядело так, как если бы мы продолжали оставаться лучшими друзьями. До Ионэ я ни кем не увлекался.
Маю начинал замерзать. Мальчик смотрел на него, будто собирался протаранить взглядом.
– Вы разбежались из-за Аулис?
– Нет, а может быть и да, – продолжать не хотелось, но Маю бы не успокоился, до тех пор пока не получил бы свою порцию информации. – Бабушка умерла, мы переехали, Сатин фактически всё время проводил на гастролях, мы с сестрой начали ходить в другую школу… там много всего происходило.
– Ионэ… ты влюбился в него?
– Нет – он был мне дорог.
По лицу брата Эваллё догадался, что тот не осознает разницы. Маю докурил и обхватил колени руками, чтобы согреться. От ветра глаза у него начали слезиться. У обоих изо рта вырывался пар.
– И кто из вас был ведомым?..
– Успокойся уже, ладно?
– Тебе нравилось проводить с ним время?
– Естественно.
– Тебе может понравиться парень?
– Маю… давай, – Эваллё широко зевнул, прикрыв рот ладонью, – уже прекратим этот разговор.
– Ответишь на вопрос?
– Ты задал мне уже их целый воз.
Глаза слипались, Эваллё подавил очередной зевок и заложил руку за голову.
– Почему ты скрывал свои отношения с Ионэ?
– Маю, ничего я не скрывал, но не с десятилетним же братом мне об этом было говорить?
– Я хочу научиться… Покажешь?
Эваллё почти заснул, поэтому смысл сказанного не сразу до него дошел.
– Показать – что?
– Как это… бывает у парней.
В груди бешено стучало.
– И что же именно я должен буду тебе показать? – ужаснулся старший.
– Ну… что там может быть настолько приятного?
– О, Господи! – Эваллё рывком сел, мгновенно стряхнув остатки сонливости. – Ты совсем глупый?!
Своей просьбой брат ошарашил, даже дыхание перешибло.
– Маю, должно же быть у человека самоуважение!
Глядя в лицо подростка, не сводящего с него глаз, Эваллё не мог поверить в то, что эти невинные губы способны говорить настолько шокирующие вещи.
– Ты в своем уме? Или тебе алкоголь в голову ударил?
Мальчик потирал плечи. Эваллё снова бухнулся на темно-зеленый травяной ковер. Без шарфа, это он так быстро схлопочет воспаление горла. Сложив руки на груди, парень постарался удержать тепло, но ему было больно наблюдать за дрожащим на ветру братом. Не пора ли им уже уходить? Туман вокруг поля собрался такой плотный, что не было видно трибун. Максимум, что им удастся проделать, это угодить под колеса встречного автомобиля. Теперь если появится убийца, они с братом окажутся в западне. В естественной западне, сплетенной природой, чтобы стереть их с лица земли.
В тумане голос зазвучал более интимно:
– Давай-ка так… поскольку мне, как и тебе, ничто человеческое не чуждо, не станем заострять внимание, и будем считать, что тема исчерпана.
Эваллё подобрался к брату и для крепости духа опустил ладонь ему на спину. Какой же холодной стала его куртка! Не в силах и дальше пренебрегать здоровьем Маю, парень приобнял брата за плечи, приникнув к спине.
– Мы не сможем отыскать обратную дорогу в глубоком тумане, – сообщил Эваллё очевидное.
Крепче сжимая брата, он опустил голову тому на плечо, чувствуя, как сон берёт верх.
– Т-ты не п-пнял? Т-то, ч-что я ск-сказаал – это б-была шутка, – дрогнул в его руках брат, только по этому Эваллё и понял, что Маю ухмыльнулся, поскольку речь сопровождалась клацаньем зубов, разобрать вложенные в неё чувства стало сложнее. – А т-ты т-таак с-серьезно вос-спринял, даж-ж заб-баавно.
– Ну хорошо, если так.
К сильному запаху сырости примешалась привычная уже вонь табака, согревая, заполняя внутренности. Маю представления не имел, как ему повезло, что эти слова всего лишь неудачная шутка. От куртки исходил аромат новой кожи, от расстегнутого воротника – тень привкуса пота и геля для умывания. Запах раздразнивал сосущую тоску в животе. Звериный нюх позволял Эваллё слой за слоем избавляться от одежды, расстегивать молнии, забираться в самые дальние уголки, куда нет хода всем остальным. Тепло убаюкивающей волной просачивалось в клетки. Парень не видел лица своего брата – только профиль, линию подбородка, щеки и кончик прямого, тонкого носа. Маю не делился мыслями, Эваллё не догадывался, что может крыться в его подростковой голове. Погружаясь в кошмар, сквозь пелену тумана и собственных ресниц еще видел ямочку на нежной щеке.
*
В сон назойливо прорывался холод. Сновидения всякий раз были столь отчетливы, что не верилось в существование остального мира. Пальцы на руках и ногах сводило от холода, как только Маю сбросил пелену сна, озябшее тело прошил озноб, впиваясь сотнями иголок. Не до конца сознавая, что происходит, мальчик просто лежал, обхватив себя руками. Горло саднило, несмотря на то, что было больно глотать, очень хотелось пить.
Ветер исчез. Туман плыл над футбольным полем, складываясь в невесомый полог, сквозь который проступал бледный диск месяца. Более реальными, чем ночью, стали очертания трибун. Маю порылся в карманах одежды, разыскивая мобильный телефон. Когда ледяной корпус скользнул в ладонь, по руке прошла дрожь. Поднеся тот достаточно близко к глазам, мальчик постарался сфокусировать сонный взгляд на дисплее. Глаза слипались, потирая их, Маю сел с телефоном в руке. Похоже, тот разрядился на холоде. Который час? Подняв взгляд на голубые, предрассветные сумерки за дымкой тумана, боковым зрением мальчик уловил силуэт на траве рядом с собой.