— Ну чего там так долго? — пробасил убийца с карабином. — К чертям их вытаскивать, щас пройдусь по клеткам и всех постреляю так. Надоело!

Он подошёл в упор к пуделю.

Бах!

Собака завизжала, и на белой шерсти осталось кровавое пятно.

Бах! Бах! Бах!

Мужчина, прикончив пуделя, пошёл по кругу, не дожидаясь, пока его помощники откроют клетки. Он стал отстреливать всех собак подряд, и у Данте искры полетели из глаз. Он кинулся прочь. Бежал, спотыкаясь о камни, и орал диким голосом.

Навстречу ему попадалось местное население: женщины и дети — грязные и замотанные в лохмотья; бездомные, пьяницы, нецензурно вопящие на всю округу. Обезумевший Данте мчался, сбивая всё на своём пути, чем ещё больше привлекал к себе внимание. Все эти люди, ухмыляясь и оскаливаясь, таращились на него, тыча пальцами.

Паника накрыла Данте во всей своей красе, когда дорога, по которой он бежал, внезапно оборвалась, упершись в стену дома. Данте ринулся в ближайший двор и побежал вдоль домов. Но, похоже, он окончательно заблудился. А страшная картина расстрела собак буравила ему мозг, и сердце вырывалось из груди. Твари! Твари!

В отчаянье закрыв лицо руками, Данте плюхнулся на тротуар. Неподалёку, в полуразрушенном доме тускло светились окна. Редкие прохожие смотрели на юношу, как на бродягу. А он есть бродяга. Его никто не любит, идти ему некуда. У него нет ни денег, ни дома, ни семьи. Те люди, которых он считал близкими, отвернулись от него, отправили в Жёлтый дом и забыли о нём, будто похоронили.

Мимо Данте прошла пара. Девушка и юноша держались за ручки, глядя друг на друга влюблёнными глазами, и у Данте от зависти потекли слёзы. Когда-то они с Эстеллой вот также гуляли по улицам, от любви забывая даже дышать. Но она его бросила, променяла на другого, богатого и перспективного. А он верил ей больше, чем самому себе. Остановившимся взглядом проводил Данте влюблённых, пока те не скрылись из виду, и, уронив голову на колени, горько расплакался.

Так он просидел несколько часов. Ни воспоминания об Эстелле, ни увиденная сцена на живодёрне не желали улетучиваться из его головы, доводя юношу до истерики.

— За что? За что? Я хочу умереть... пожалуйста, я хочу умереть... — прошептал Данте. — Я больше не могу жить в таком аду... Эстелла, Эстелла...

— Может, ты прекратишь себя жалеть? — вкрадчиво молвил Салазар. — Я сто раз тебе говорил: забудь эту женщину. Ты маг. Ты должен заставить весь мир дрожать от страха, а ты вместо этого маешься из-за глупой девки и пары вонючих собак.

— Нет, нет... уйди, уйди из моей головы, — пробормотал Данте.

— Не могу. Мы с тобой одно целое. Ты — это я. Разве ты забыл, что Данте больше нет? Теперь есть Салазар. Ты Салазар, и я Салазар. Так что будет лучше, если ты прекратишь искать в своих мозгах то, чего там давно нет.

Бархатный голос Салазара Данте душил. Он был повсюду — в голове, в теле, на языке. Упав на тротуар, Данте отполз к забору и вцепился когтями себе в волосы.

— Ну так кто ты? Повтори, — приказным тоном велел Салазар.

— Не знаю... не знаю... я ничего не знаю...

— Зато я знаю. Ты — моя тень! И ты будешь делать то, что я велю! — и Салазар победно расхохотался.

Тело Данте пронзила такая боль, будто его разрезали ножом. Он вцепился в траву. В ушах ещё звучал хохот Салазара. И выстрелы. И собаки, много собак и много крови. Подняв глаза к небу, отупевшим взором Данте уставился на палисандр, раскидистый, мощный. Только у него были глаза, рот и острые клыки. Дерево, зловеще скалясь и покачивая кроной, двинулось на Данте. Оно щёлкало клыками и рычало.

Шокированный Данте вжался в забор — он никогда раньше не видел живые деревья. Вдруг где-то сбоку хрустнули ветки, и Данте, вскочив на ноги, побежал.

— Эй! Стой! Стой, тебе говорю! — крикнул низкий женский голос. — Стой!!!

Но Данте даже не оглянулся. Он нёсся вперёд, пока не оказался на городском мосту. Он был убеждён: за ним гонится ожившее дерево с клыками.

Миновав мост, Данте кинулся в самую чащу леса. Он совсем перестал себя контролировать, его гнал животный страх. Всякий раз, заслышав хруст, оклик или иной звук, он бежал дальше, и в итоге окончательно заблудился. Создав у себя на ладони огонёк, Данте попытался разогнать тьму, но в густых зарослях сельвы, это слабо помогло. В конце концов, он уселся на землю, привалившись спиной к дереву. Дул пронизывающий ветер, и юноша дрожал как лист.

Очередной хруст веток раздался прямо над ухом. Данте инстинктивно дёрнулся, но во мраке не смог сориентироваться. Его так трясло от холода и страха, что он ничего не соображал, только представлял, как на него нападает огромное дерево. Когда из кустов выплыл фонарь, Данте в ужасе зажмурился.

Хлоп! Вспышка. Трава вдруг выросла и теперь доставала ему до подбородка. Он уменьшился, вновь обратившись в лиса. И в голове прояснилось. Как же здорово в лесу! Хотя в доме той ласковой девушки, что кормила его из рук, было ещё лучше. Лисёнок уложил мордочку на траву, чуть щуря глаза от яркого света фонаря.

— Вот ты где, — сказала женщина. — Ну наконец-то. И чего ты от меня бегаешь? Разве я страшная?

Она подхватила лиса на руки, а тот измучился так, что не сопротивлялся. Эта была явно не та девушка, у которой он жил. Лисёнок повёл носом, принюхиваясь. Уловил горький аромат миндаля, а та, другая, пахла фиалками. Но Мио был спокоен и почему-то уверен: девушки взаимосвязаны. Одна обязательно отнесёт его к другой, и та, что пахнет фиалками, опять будет кормить его из рук, расчёсывать ему шёрстку и уложит с собой в постель. И он покорно уткнулся незнакомке в плечо. Та была одета в рубашку, штаны, сапоги и длинный плащ, и у неё был хвост на голове.

Позже он оказался в чужом доме. Здесь было дымно и пахло благовониями и табаком. А ещё тут всё блестело и булькало. Мио удивлённо разглядывал сосуд на столе, где плавало что-то похожее на водоросли. Оно крутилось, вертелось, меняя цвета и форму, а ещё у него были глаза. Изучая округу, зверёк улегся на мягкий ковёр. Пушистый, как волосы той девушки, что пахнет фиалками. И зачем его сюда принесли? Тут уютно и странно, но он хочет туда, в другой дом.

Женщина наклонилась к нему. Подняв острую мордочку, Мио тоскливо тявкнул на Кларису (а это была именно она). Та, покачав головой, выудила из кармана шёлковый мешочек, запустила в него руку и, вытащив горсть зелёного порошка, обсыпала им зверька. Мио проморгался, чихнув от запаха полыни и ещё чего-то терпкого, а затем ощутил, будто падает в глубокую яму.

Очнулся Данте, когда чьи-то нежные пальчики скользнули его по губам, а на щёки закапал дождик. Данте встряхнул головой, смахивая мокрые капельки. Зевнул. И первое, что увидел: глубокие чёрные омуты глаз, обрамлённые пушистыми ресницами, и круглое заплаканное личико, такое родное...

Данте лежал на широкой кровати, голова его удобно расположилась на коленях у Эстеллы. Девушка перебирала ему волосы, гладила лицо и шептала нечто бессвязное. Данте повёл носом, принюхиваясь. Знакомо пахнуло фиалками, и он тотчас успокоился. Это она, та девушка, что кормила его из рук. Как хорошо! Она снова с ним! Но почему она плачет?

— Данте? — Эстелла наклонилась к его лицу, близко-близко. — Миленький, ты меня узнаёшь?

Данте выгнулся, слизывая с её подбородка солёные капельки, и заурчал по-лисьи. Тело Эстеллы сотряс новый поток рыданий. Она ластилась к нему, шепча:

— Не может быть, опять всё сначала... Он меня не узнаёт...

— Этого следовало ожидать, — вторил ей другой голос, низкий и мягкий. — Когда я его нашла, он был неадекватен. Убежал от меня, словно я чудовище, а потом обернулся в лиса.

Клариса, цокая каблуками, прошлась по гостиной, открыла шкаф и, вынув оттуда множество склянок и коробочек с разноцветными жидкостями и травами, выставила их на каминную полку.

— Но, Клариса, что же делать? — Эстелла, всхлипывая, кусала губы.

— Ты говоришь, когда он позавчера был у тебя, он приходил в себя?