— Сбежала из госпиталя.

— Из госпиталя? — Сантана поправила бант на шляпке. За пять лет она не изменилась, осталась всё той же жизнерадостной девчонкой, откровенной и непосредственной. Да и внешне выглядела цветущей. — А что ты там делала?

— Представь себе, Санти, вчера к нам явились дамочки из Комитета Милосердия. Эти кошёлки — Беренисе Дельгадо и ещё две ей подобные, — Эстелла с превосходством изогнула бровь, — сказали, будто теперь все замужние женщины и вдовы должны пахать в госпитале. Ну я с дуру туда и попёрлась, хотя Маурисио был против. Я вчера на него накричала, но теперь понимаю, что он был прав. Мне нечего делать в этом аду.

— Эсти, но когда ты приехала?

— Почти две недели назад.

— Но почему ты не сообщила о своём приезде?

— Вообще-то я приехала инкогнито, — разъяснила Эстелла краснея. — Но потом я встретила Либертад, да и Маурисио следом за мной приехал, и всё рассекретилось. А теперь мы не можем уехать обратно, потому что городские ворота закрыли.

— Но зачем же ты сюда приехала? — не отставала Сантана.

— Может, мы не будем болтать посреди мостовой, а пойдём ко мне? — избежала ответа Эстелла.

— Я с удовольствием! — воскликнула Сантана. — Жажду подробностей! Да и мне столько надо тебе рассказать! — тараторила она. — Как же я рада, что встретила тебя, Эсти! Это настоящий сюрприз! Но ты сумасшедшая, всегда была, есть и будешь ею! — рассмеялась она, беря Эстеллу под ручку. — И как ты осмелилась припереться в город, где бушует чума?

Эстелла и Сантана поймали экипаж и вскоре уже входили в замок Рейес, где на калитке красовался гепард, выпускающий из ушей пламя.

Но в гостиной подруг ждал сюрприз. Мисолина, ползая на коленях, расставляла на полу свечи в виде пентаграммы — пятиконечной звезды, заключённой в круг. На столике в медной посудине что-то дымилось, и по всей комнате воняло жжёной травой.

— Это что здесь за комедия? — рассвирепела Эстелла, бросив чепец в кресло.

Мисолина и бровью не повела.

— Я изгоняю духа, — объявила она.

Эстелла и Сантана переглянулись.

— Какого ещё духа? — ехидно поинтересовалась Эстелла.

— Этого духа зовут Эстелла Рейес в девичестве Гальярдо де Агилар, — выставив последнюю свечку, Мисолина взяла лучину, подожгла её от дымящихся на столе благовоний и стала зажигать свечи. — Она должна уйти из этого дома раз и навсегда, чтобы освободить дорогу более достойным.

— Это ты что ли более достойная? — хмыкнула Эстелла, а Сантана прикрыла рот рукой, давясь от смеха. — Я тебе уже говорила, сестрёнка, если тебе так нужен Маурисио, я его с радостью тебе отдам. Но, я смотрю, он на тебя не кидается.

— Это потому что ты здесь. Вот если бы ты сдохла, это было бы другое дело. Кстати, — Мисолина подняла голову и увидела Сантану, — а почему это ты сюда опять пришла, сестричка? Ведь ты пошла в этот мерзкий госпиталь. По моим расчётам тебе уже пора умирать от чумы.

— Увы, могу тебя разочаровать. Я пока умирать не собираюсь.

— Очень жаль. Ты вынуждаешь меня принять крайние меры. А эта что тут делает? — Мисолина указала на Сантану.

— Санти — моя подруга. Она будет приходить сюда, когда ей вздумается, — Эстелла разглядывала пустой камин. Ей хотелось Мисолину пнуть ногой и она едва сдерживалась.

— Вот именно, она твоя подруга, а не моя, а в этом доме я — будущая хозяйка. Так что пусть выметается! — в приказном тоне заявила Мисолина.

— Вот что, милочка, ты мне надоела! — Эстелла наклонилась и, схватив Мисолину за ворот, притянула её к себе ближе. — Я тебя предупреждаю в последний раз, если ты не прекратишь действовать мне на нервы, ты пойдёшь на улицу. Я приютила тебя из жалости, так что, будь любезна, соблюдай дистанцию. Хозяйка в этом доме пока ещё я, а ты тут гостья. Чола! Чола, немедленно иди сюда! — нервно крикнула Эстелла.

Обычно она не позволяла себе гонять прислугу, но сейчас была взвинчена. Служанка явилась мигом, раздосадованная невежливым тоном хозяйки.

— Чола, пожалуйста, приготовь мне и моей подруге чаю и принеси его наверх, — мягче сказала Эстелла. Нет, не станет она опускаться до уровня Мисолины и ругаться с прислугой. — Мы будем в моей спальне. А потом убери весь этот хлам из гостиной, — указала она на свечи. — Если эта неблагодарная приживалка возникнет, — она ткнула пальцем в Мисолину, всё также ползающую по полу, — дай ей пинка под зад, я разрешаю. Кстати, а где Маурисио?

— А Его Сиятельство ушёл, куда не сказал, — ответила Чола.

— Слава богу! Хорошо бы, чтобы он не вернулся! Пойдём наверх, Санти.

Сантана с Эстеллой поднялись по лестнице, Мисолина вся кипела от злости, а Чола, хмыкая, ушла готовить чай — она терпеть не могла Мисолину и радовалась её неудачам.

Через пятнадцать минут подружки, сидя в креслах, обитых жаккардом, уже пили ароматный чай, закусывая его мороженым. Эстелла рассказала Сантане о своей жизни в Байресе, хотя та знала подробности из писем. Но кое о чём Эстелла умолчала: о поведении Маурисио и о всё живших в ней чувствах к Данте.

— Так зачем же ты всё-таки приехала, Эсти? — вновь спросила Сантана. — Мы с тобой уже час болтаем, но ты мне так и не объяснила.

— Ну, когда я получила письмо от бабушки, я очень разволновалась, — выдумывала Эстелла на ходу. — Я переживала за моих родных и за тебя тоже, Санти. Ведь чума — это не простуда. И я захотела быть поближе к вам.

— Чего-то ты не договариваешь, — не поверила Сантана. — Ты даже никого не оповестила о своём приезде. Ты не пришла ни ко мне, ни к своей бабушке, ни к матери. Разве так ведёт себя человек, который соскучился по близким и переживает за них?

— Ну... я когда приехала, узнала, что всё хорошо, и решила не пугать вас своим появлением, — отговорилась Эстелла.

Слова её звучали неубедительно. Эстелла и сама понимала, что несёт бред, но открывать истинную причину своего приезда не желала. Пусть лучше Сантана думает, что она дурочка, чем опять упрекнёт её за любовь к Данте.

— Да не так уж всё и хорошо, — кисло заметила Сантана. — Ты разве не знаешь, что Арсиеро умер? И Эстебан болен.

— Я знаю. Мне Либертад рассказала. Твой дядя тоже болен.

Сантана глубоко вздохнула.

— Дядя Норберто умер, — сообщила она.

— Мне очень жаль, Санти, я тебе сочувствую, — Эстелла изобразила скорбное лицо, чтобы Сантана не усомнилась в том, что ей жаль дядю Норберто. Хотя это было не так. Эстелла и сама удивлялась, насколько она изменилась за пять лет. Стала более равнодушной, более жёсткой и менее жалостливой. Эта черта жила в ней всегда, но с недавних пор себя проявила. Нынче Эстеллу волновала судьба лишь одного человека — Данте. Остальные могли бы у неё на глазах превратиться в кучку пепла, она бы и не заметила. Наверное, она эгоистка. Но признаваться в этом Сантане она не стала бы и под страхом смерти. К счастью, искренность Эстеллы у Санти сомнений не вызвала.

— Мне тоже жаль дядю Норберто. Он был хороший, — Сантана подлила себе ещё чаю из фарфорового чайничка. — А вот тётя Амарилис меня пугает с каждым днём всё больше.

— В каком смысле?

— Ну, во-первых, пока он болел, она в очередной раз исчезла из дома. Явилась, когда из госпиталя пришло уведомление о смерти дяди Норберто. И, во-вторых, она даже слезинки не проронила. Хотя всегда утверждала, будто любит его. И ещё она разговаривает сама с собой. А однажды я такое видела, — Санти понизила голос. — Ты, наверное, скажешь, что мне это приснилось, или у меня была галлюцинация, но это не так. Однажды я видела, как у тёти Амарилис вырос хвост.

— Хвост? — Эстелла уронила на пол серебряную ложечку. — В смысле хвост? На голове?

— Нет, сзади, на копчике, как у животного, — поведала Сантана. — Пушистый такой и длинный. Она стояла ко мне спиной и меня не видела. Она помахала этим хвостом, а после запихала его под юбку. Я так и обомлела.

— Тебе это точно приснилась! — заверила подругу Эстелла.

— А я говорю, не приснилось! — упиралась в своё Сантана.

— Но этого не может быть, Санти!