Есть как-то сразу расхотелось, вернее, появились более интересные мысли. Начать хотя бы с внешнего вида мальчишки, снова изменившегося почти до неузнаваемости. Это не Мотылёк, а хамелеон какой-то или тот же богомол: прикинулся листочком — и хрусть не ведающую опасности жертву. Причёска «волосок к волоску» («Когда успел, привык колдовать над внешностью? Повседневное бытовое волшебство, особенно связанное с имиджем, даже женщинам не всегда просто даётся, это вам ни Люмусы и Аллохоморы»), матово блестящие пряди, чуть потемневшие от средства для укладки, из белых превратившиеся в очень светло-русые; выступающие скулы; ярко очерченные, как подведённые контуром губы и будто выделенные гримом («Или усталостью, недосыпанием?.. Плевать, не моё дело!») выразительные глаза; дорогие, начищенные до блеска модельные туфли, снова узкие брюки из какой-то тонкой блестящей шерсти; синий свитерок-turtleneck(1), типа водолазки, с украшением в виде громоздкой, странно-перекрученной, будто рваной и погнутой серебряной цепочки; узкий идеально-чёрный пиджак с воротником-стойкой, точно по фигуре; тонкая талия… Длинные перчатки из дорогой лайки, закрывающие запястья далеко под рукавами… Гарри занервничал от внешнего вида мальчишки, вернее, от впечатления, которое этот внешний вид на него произвёл, а ещё вернее, от силы сего впечатления. Но сам себе сказал, что аврору положено быть внимательным физиономистом, наблюдателем, подмечать мелочи и штрихи к портретам — и успокоился. А то, что ему внешний вид парня не то чтобы не понравился, а вызвал нешуточное раздражение, так это никого не касается. Не скажешь же, что мистер Поттер и сам любит, и сыновей приучает к стильной, но строгой невычурной английской классике.
Сольвай сидел молча, демонстративно разглядывал Поттера и содержимое его тарелки, и это не добавляло обстановке за столиком дружелюбия или хотя бы нейтральности.
— Хамите, господин иностранец! — невозмутимо приветствовал его Гарри. — Или в вашем заштатном маленьком королевстве манеры не в чести?
— Ну, почему же? — Сольвай чуть склонил голову, продолжая с показным вниманием разглядывать аврора, и отрицательно махнул официанту, направившемуся к ним. — В нашем королевстве все воспитанные; я дома и полицейских-то в глаза не видел, не поверите, вот и не знаю, как с вами общаться, — он доверительно понизил голос, — но и копы в Дании незаметные, так, «друзья детишек», котенка там с дерева снять, старушку через дорогу перевести. Не то, что суровые британские мракоборцы: и палочками, и кулаками могут. Ругаются… мне понравилось, экспрессивный лексикон у ваших подчинённых, надо взять на заметку; я даже записал в блокнотик, — Сольвай закатил глаза и, делая вид, что припоминает, громко и отчётливо продекламировал с милым акцентом:
— Уважяэмый се-эр, нэситтэ свою трандду в рьот ёбанною, пожалуйст-та, то есть, пиздуй от суда хуй вьялый, пока я тебе вь вьебало нэ врезаль! — И добавил, сменив тон на совсем уж слащавый: — Правда, мило? Поэзия. Это, когда я дорогу не так перешёл: всё-то тут не с той стороны, у нас же в Дании правостороннее движение, видите ли... Ой, нет, что это я? Бобби вежливы были, а это в Арорате услышал, он ваших, сэр, орлов, когда мы с ними прощались после моего задержания. Вот же память, видно в драке головой стукнулся, простите за неточность, — и, передернув стройными плечами, он улыбнулся невинно и радостно.
— Да, что вы говорите? Как интересно! — Гарри включился в словесную игру, положил подбородок на сплетенные домиком пальцы рук. — Надо отправить своих орлов к вам на стажировку за деликатностью и обходительностью. И как же вы тут без своих заботливых парней-полицейских обходитесь? Ведь движение в Лондоне о-го-го? Кто за подтяжки удержит?
Сольвай молчал недолго:
— А я, собственно, хотел поинтересоваться, как вы обошлись без наших показаний? Помнится, что господин Главный аврор так рвался поговорить с членами группы. Или члены вам не интересны? Так я Матильду рекомендовал, она разговорчивая и такую татушку зажигательную показать могла бы, — мальчик злился и его слегка заносило. Поттеру это почему-то понравилось, он отмахнулся с показной скукой на лице и протянул:
— Да знаю я про её татушку, красная розочка на лобке, эка невидаль…
И выиграл сразу десять баллов! Или сто! Сольвай даже побледнел. И выпрямился, смял в руке край художественно сложенной салфетки. Его глаза потемнели, но он мгновенно перестроился и спросил:
— Эта дуреха успела вам себя пожертвовать за наше освобождение? Женщина, — разочарованно пожал он плечами, но быстро собрался, хотя и обозлившись внутренне (что, конечно же, не скрылось от цепкого взора главного физиономиста и психолога Аврората); его ресницы дёрнулись чуть живее обычного, и застыли, отчётливо выражая надменность. — Так почему же в таком случае, если с вами так щедро расплатились, на моём столе не лежит официальное заключение о закрытии дела? А, господин Главный аврор?
Поттер только успел подумать, стоит ли спасать честь мисс Вантуле перед её работодателем и другом или и дальше продолжить игры на нервах и ревности Датского Принца («А чего ревнует-то, если гей? За моральный облик коллеги радеет? Металлический мотылёк, а как распереживался!»), но к их столику всё-таки подошёл официант. Сольвай недовольно кашлянул и растерянно, с видимым усилием придавая лицу беспечное выражение, заказал какой-то особой горной воды.
«Выпендрёжник!» — не сводил с него глаз Гарри. Наблюдать за мальчишкой было одно удовольствие. Разумеется, с чисто профессиональной точки зрения!
Официант, извинившись, виновато улыбаясь, протянул Сванхилю несколько карточек с просьбой поставить персоналу «Богомола» автографы, даже процитировал двустишье из песни Мотыльков. Сольвай изобразил удивление, косясь на Поттера, расплылся в ответной улыбке, благосклонно поводил бровями; к ним, постукивая каблучками, смущённо подошли две молоденькие официантки, начали восторженно щебетать. Пара подростков, только что зашедших в кафе, застыли на пороге с раскрытыми ртами и бросилась к Сванхилю, натыкаясь на стулья. Гарри нахмурился. Гарри покашлял. Гарри постучал по столу. На него не обращали внимания. Сольвай размашисто и подчёркнуто-элегантно, будто играл на сцене коронованную особу, одним росчерком пера решающую судьбы мира, расписывался на открытках, календариках, шоколадках, вкладышах меню, игриво отвечал на вопросы, кокетливо пожимал плечами, выразительно улыбался. Строил глазки!
Гарри громко спросил, не забыл ли про него официант, тот удивлённо посмотрел на Поттера, будто не понимал, а этот-то посетитель откуда взялся? Но профессионализм победил, и гарсон, оглядываясь, исчез за служебной дверью. Когда принесли, наконец, заказ Поттера, Сванхиль с показным сожалением развёл руками и попрощался с поклонниками. Напоследок он разрешил какой-то нахальной рыжей девице и парню с проколотой бровью поцеловать себя в щёки и сам ответил им показушными чмоками; Поттер подавился пивом и принялся натужно кашлять, краснея и закрываясь салфеткой. Сольвай вежливо ждал.
— Значит так, — Поттер осип, с трудом проговаривал слова, глаза его слезились, но он испытывал твёрдое намерение побыстрее закончить этот фарс. — Я, учитывая неоднозначность ситуации, решил не вызывать вас, мистер Сванхиль, в Аврорат для дачи официальных объяснений по поводу вашего дела, — ударением на предпоследнем слове Поттер, как официальное лицо, должное соблюдать бесстрастность, позволил таки себе высказать отношение к участию Мотыльков во всей этой истории с наркотиками: «Сами виноваты!» — И встретиться с вами в неформальной обстановке. Но вижу, что ошибся. Посему ставлю вас в известность, что дело ваше почти закрыто, остались канцелярские пустяки. Виновный задержан, некто Гюнтер Гарцих. Знаете такого?
Сольвай удивлённо поднял брови, но по его взгляду было заметно, что поражён новостью он не слишком. Поттер дождался его утвердительного кивка и продолжил:
— Неоднозначную роль в деле сыграла Матильда Матс Вантуле.
Вот тут Сольвай вполне искренне изумился и даже непроизвольно открыл рот. Он быстро взял себя в руки, однако, Гарри видел, что его спокойствие — напускное.
