Тесто получилось без труда (проголодавшийся кулинар на пару с Пенки с аппетитом слопал несколько ложек сырого), готовить Сай, конечно, собрался на печке, и хоть раньше такого никогда не делал, но понимал, что сковородку нельзя греть на раскалённом печном железе… Растительное масло расплылось по тёплой чугунной посудине светло-янтарным озерцом, у Сая уже текли слюнки… Он отвернулся, быстро нарезая яблоко, и краем уха услышал за спиной возню и характерный шепоток Гребби и Чикки – вот и хорошо, что причапали, и ловить не нужно, небось, блинным ароматом соблазнились, лакомки. Вдруг почудился сильный запах дыма. Перед глазами поднялась густая гарь. Сковородка стояла на самом раскалённом, оранжевом от жара месте печи и дымилась. Почему-то показалось, что она сейчас взорвётся. Сай, совершенно забыв о прихватке (а ручка-то не теплозащитная и даже не пластиковая, а литая, как и подобало в средние века), схватил сковородку. Боль пронзила, эльфы дружно заорали, но откинуть сковородку не удалось: она прилипла, да ещё и загорелась. Просто так взяла и вспыхнула – масло же… Сай кинулся с этим факелом к двери (далеко бежать!), потом к окну, перегнулся через высокий подоконник и выбросил убийственную дрянь в залив…

Всё заволокло мерзким густым дымом, Пенки ревел и причитал, дрожа как осиновый лист и пытаясь проветривать помещение своими ушами, негодяев след простыл, перед глазами плыли зелёные круги, от боли хотелось плакать, в распахнутое окно слышался приближающийся вой сирены.

……………………………………………….

(1) Леса, подмостки.

(2) Кровать с четырьмя столбиками, поддерживающими балдахин.

(3) Чёрные коршуны устилают дно гнезда навозом, в подстилку укладывают остатки разлагающейся пищи, издающие неприятный запах.

*

— Может, Саю звякнем или Гулю? А то и так обидятся, ещё поколотят. — Находясь в маггловской зоне, Джимми, лишенный возможности колдовать, чертыхался и тащил огромный чемодан к выходу из терминала аэропорта Гартвик.

— А один хрен, я уже набирал — у обоих дишки вырублены. — Одетый в не по сезону лёгкий светлый пиджак Андрис плюхнул рядом с джимовой поклажей еще одну тяжеленную сумку. — Деньги есть?

— Это ты у меня спрашиваешь? А кто последнюю кредитку высосал досуха?! — Прищурился Ульмер, ласково посмотрев на своего... своего законного.

— Я на пользу делу. Всем сестрам по херам… по сувенирчику то бишь, а Матильде же пряник везём? Холодно что-то, так куда мы едем? — перевёл стрелки тот.

Поехали в Riz, где официально остановилась вся группа.

— Деньги, если что, возьмем у Валдиса или Йона, у них всегда наличка водится, — промурлыкал довольный Кит, залезая в чёрный кэб.

— Дожили — у охраны на такси занимать… — пробурчал Джимми, но вообще-то он был вполне счастлив.

Как так получилось, что, проведя в городе каналов чуть более трёх дней, они оказались на мели… то есть смели все деньги со счетов? Правда, люкс в Amsterdam Mariott, кольца, костюмы от Мизлетти, мелочь всякая, типа запонок из платины, кормление друг друга чёрной икрой, запиваемой шабли Laroche, и красивый псевдовикинговый обряд, что провели ночью на руинах древнего рингкасла (1) (куда добирались на вертолете), — всё это стоило в... скажем так — во много раз дороже регистрации в мэрии округа Oud zuid (2). А что делать, они и пожениться-то смогли только потому, что у Бюлова было гражданство Нидерландов…

А еще новобрачные тащили кучу всякого голландского барахла, чтобы порадовать друзей, и пару написанных совместно мелодий… Мини-ханимун (3) удался, но стоил около миллиона тугриков.

«Это Саю понравится, — вздохнул Свечка, — мёд за лимон — это по-нашему. Плевать — заработаем!»

И тут кэбмэн резко затормозил.

— Пробка, господа. Минут на сорок, — сообщил он. Ой, зря дядя это сделал!

Заглянув за перегородку, добропорядочный и даже солидный лондонский таксист стал свидетелем интересной эротической инсталляции.

Андрис, быстро стащив у себя с хвоста резинку, тряхнул тяжелой гривой, слегка задев лицо нахмурившегося Ульмера, и очень аккуратно стёк к тому под бок, да так, что умудрился втиснуться между спинкой сидения и мощным плечиком барабанщика. Завис на минуту, проверяя диспозицию, и потянулся влажными губами к его уху. Выдохнул. Обождал. И стал с интервалами, легонько прикусывая мочку и чуть касаясь кончиком своего цирцеина языка (4), шептать всякие нежные пошлости, которые портили такой серьезный настрой Джимми. Ужасно портили и… страшно возбуждали!

— Что нам задержка в пути, правда, любовь моя? И в этом укромном уголке мы можем себе позволить (пауза) пошалить, или просто поговорить. Хочешь?

Ульмер кивает.

— Вот, например, ты знаешь, что никогда уже не надо будет пользоваться резинкой, потому что теперь спать ты станешь только со мной? Тебе не страшно, Джимми? Верность — такая сложная штука? Дрожишь?

И Свечка получает легчайший поцелуй туда, где начинается линия волос, которые вдруг откидывает со спины нежная рука. Он задыхается… В салоне становится жарко. Да что это такое с Андрисом?

— Приходишь ты, скажем, домой, а там я уже в постели, растянутый и готовый… Приглушенный свет и… Ты помнишь, что у меня гладкие ноги… и задница в отличие от твоей, зверь мой, без волос?

Судя по участившемуся дыханию, Свечка еще как помнит!

— Более того, мои ноги согнуты… чуть разведены, и ты можешь видеть, как там что-то движется. Это вибратор, Джимми. Не для удовлетворения, а просто, чтобы путь твой во мне был сладок — ведь на члене у меня кольцо... из красного силикона, и кончить без тебя я не посмею, да и не захочу… Ты ставишь колено на кровать — водяной матрас передает мне волну от твоего движения — вот так…

Андрис лижет завиток уха медленно и почти сухо. А Свечке кажется, что язык оставляет искрящийся голубоватый след. Потому что слюнная… лунная... дорожка щекочет и чуть холодит; а в воздухе появляется что-то типа леденцового запаха. Кит колдует? Тот в это время спускается по контрзавитку. Такая простая ласка встряхивает Ульмера, и он жаждет, ждет…

— Ты хорошо выглядишь… снимая рубашку, полускрытый тенью. Я вижу твои губы, твои красивые губы мне улыбаются. Ведь ты любишь моё тело, любишь смотреть и трогать… Да?

— Да-а-а! — тянет Ульмер.

— Ну и отлично, сэр, — неожиданно крякает в ответ таксист. — А то пассажиры, бывает, спешат.

— А ты не будешь спешить… — поет белокурая сирена…

— …и просят высадить.

— Я буду просить. О, как я буду просить! Я очень постараюсь не торопиться…

— Все же торопятся домой, я ж понимаю! — Кэбмэн вздохнул. Ему было скучно, да и заработок терять не хотелось.

А вот Ульмеру скучно точно не было ни разу, и… хотелось. Не знал он за таким умным и рассудительным Бюловым подобных талантов. Ух!

*

«Тяжёлая ноша — власть. Мало кто это понимает. Только двадцать лет после войны прошло, – думал, покидая кабинет в четвертом часу ночи, Кингсли Бруствер, когда, тяжело волоча больную ногу и стараясь щадить повреждённый сустав, взбирался по лестнице к себе, чтобы в предутреннем уже свете забыться сном на несколько коротких часов… — Чуть больше, что ли, а как мир изменился — один разврат кругом! Где это видано, чтобы молодые волшебники из родительского подчинения выходили? Незамужние девицы простоволосыми ходят (ну это ладно, ещё раньше пошло), руки и шеи оголяют! В мужской (да к тому же, тьфу, в маггловской!) одежде разгуливают! Музыка эта! Курят! А всё еще при Альбусе началось. Не удержал страну старый хрыч. Да и сам с зеленцой, то есть с гриндецой был. Не зря маги говорили… Философ, либерал. Урод! Ссы ему вервольф на могилу. Прости, Мерлин, за похабство!»

Министр, наконец-то, добрался до спальни; после смерти Лидмии, своей жены, он всегда спал на диване, то ли брезгуя кроватью, в которой она болела и умерла, то ли... Ответа на это у него не было. Возможно, сие было его местью, желанием причинить покойнице зло, наказать за то, что не родила ему детей, фригидная сук… супруга! У них в браке любви не было, да и зачем она в браке-то?