— Брат? Ну-ну, отлично. Брат. Брат? — хихикал он вроде бы в пространство, прижимая к груди упаковку своей ненаглядной, как он говорил, “Чибо”. Остановился, задрав голову, и посмотрел, не щурясь, в небо. — Брат, значит!
— Что ты бормочешь? А что я должен был сказать? Что ты мой сын или коллега по работе? — Не менее нагруженный пакетами со снедью Поттер балансировал на сгибе локтя огромную жестяную банку с местным пивом.
— Не, нормально, ты б ещё им сказал, прям так, открытым текстом, сколько раз я за сутки брат, и в каких позах ебат.
Гарри аж споткнулся.
А его новоявленный родственничек наоборот, бодро хлюпая резиновыми сапогами, припустил по мелководью к замку.
*
Объяснить юному сквернослову и провокатору, что в присутствии старших, да ещё и своих будущих супругов, ругаться нехорошо, у разгневанного Поттера не получилось: следующий час он с матюками ловил своего сокола по всему «Соколиному гнезду», а потом молча любил его, ну, в физическом смысле.
*
Вечер они встретили на соседнем островке, на том, где возвышался маяк — всё-таки решили прогуляться, вернее, покататься по заливу на катере, который без проблем взяли в аренду по объявлению, приколотому на двери магазинчика. Сытые, тепло одетые, Гарри и Сольвай, обнявшись, с удовольствием разглядывали темнеющий горизонт, проглотивший заходящее солнце, лишь условно видимое из-за пелены облаков, и любовались лучом света, протянувшимся дорожкой от верхушки маяка до невесть каких атлантических далей. Гарри отошёл в сторонку и раскурил трубку, Сай почти с наслаждением втянул запах дыма. Местная природа производила на него странное впечатление: он, англичанин, с детства впитавший датскую культуру, чувствовал себя в суровых, но щедрых на мельчайшие оттенки цветов северных ландшафтах как перелётная птица, которая раз в год обязательно возвращается в родное гнездо... Вроде бы его предки не имели отношения к Шотландии, хотя кто знает. Нужно бы поизучать историю рода, вспомнить, что ему бабуля рассказывала; и вообще душа сама выбирает, где ей хорошо, на севере или на юге, у моря или у реки, а может быть, в пустыне или в горах. Саевой душе очень нравился брутальный живописный Аргайл, и то, что она находится рядом с Гарри Поттером. Так близко...
*
Утром Скорпи проснулся первым, очень хотелось в туалет, но он решил потерпеть немного: пусть Гарри перед работой поспит ещё десять минут.
В голове бежали кадры их вечера и ночи. Но не как непрерывная лента киноплёнки, а вразнобой, их хотелось вспоминать и вспоминать, накручивать на палец, будто длинную прядь волос, сбрасывать, встрёпывая, и снова наматывать, виток за витком. «Запомнить бы всё, — думал Сай, рассматривая поднятые кверху кончики гарриных ресниц и щетину на подбородке. — Бывают в жизни вещи, которые просто необходимо забыть — а никак, а бывают вот такие, которые хочется помнить. Вкус его губ хочется помнить, всякий раз разный. И вкус семени. И запах тела, который пьётся, как крепкое вино. И хрипы его стонов, рождающиеся где-то в груди. Хочется помнить, как тянет сладко к нему, отталкивает, и снова тянет, ещё слаще; как ноет внизу живота подступающий оргазм, а потом лопается порваной струной, сбрасывая с реальности в глубину счастья, которое можно потрогать, вдохнуть, услышать...»
Гарри помешал в камине прогоревшие дрова, добавил поленья, вытер руки и взял за запястье Скорпи, сидевшего в кресле с поджатыми ногами, поцеловал в мирно пульсирующую полусонную жилку и прислушался к набираемому ею темпу ударов. Потом потянул его на себя, стащил с Сая водолазку, с себя — свитер, и повёл любимого мальчика к стене. Там, у узкой бойницы (той, в проёме которой Сай жевал днём сухой круассан), резко оторвав его от пола, подсадил на подоконник и зафиксировал ему ноги своими коленями:
— Здесь хочу!..
Бесконечный поцелуй. Они прижались друг к другу и замерли без движения. И всё вокруг тоже замерло: стены, окна, ночной пейзаж за спиной, даже ход часов и пламя огня. Только гаррины веки дрожали. Так близко, что ресницы касались саевых скул. Невесомо, почти намёком — пальцем по размыкающимся губам. Сай, не в силах пошевелиться, словно остолбенев, послушно позволил чужому языку толкнуться в свой рот и провести по нёбу. Гарри лизнул острую кромку его зубов и глубоко погрузил язык.
Ладонь улеглась Саю на затылок, другая — на шею: так удобнее, так ещё ближе.
Поцелуи и укусы, ласки и боль, как месть за всё то время, что они не могли найти друг друга. Сай совершенно забыл, что ему всего шестнадцать, скоро семнадцать, казалось, что он ждал и искал Поттера долгие-долгие годы, и, оставляя тому на жилистой шее безжалостные засосы, наказывал за то, что его любимый так долго не приходил, прятался непонятно где.
Сомкнутых рук и сцепленных ног не разорвать.
Сай широко раздвинул колени и пустил между ними, откинув голову и дразня величественный пейзаж за окном своими стонами. Кожа у него гладкая и мягкая, бугорки сосков — как набухшие горошины, он тихо мурлычет, принимая гаррины ласки и просит взять его...
Надсадное дыхание, дрожь тела под дрожащими же ладонями, мерцание глаз. Головка гарриного члена нежно гладит вход в тело Сая и раскрывает его, врывается внутрь — и Сай отчётливо понимает, хоть кровью расписывайся, что отдаётся своему первому мужчине!..
Потом они свалили плед и подушки на пол и голышом жарили на огне тоненькие ломтики копчёной ветчины — вкуснятина! И запивали чем-то тоже вкусным, и разговаривали ни о чём. Захмелев, устроились в обнимку на самой толстой подушке и начали друг друга ласкать... И так до утра...
Сай смотрел на Гарри, ровно дышащего во сне, — и думал о... войне. Что-то назревало, это чувствовалось. Нужно будет обязательно об этом поговорить.
Поттер немного пошевелился и, просыпаясь, оттолкнул одеяло — Сай заметил, что у того кожа на груди лоснится от высохшего пота... и её заливает свет зари, струящийся из окна. Алая, как мантия, заря... или как кровь. «Спящий Арес, бог войны, — подумал Сольвай и заставил себя переформулировать, чтобы не привлечь лихое: — Отдыхающий Марс...»
...............................................
(1) Смурь — как симптомный синоним похмелья; адреналиновая тоска — одно из его проявлений: нерациональное чувство вины за якобы неподобающее поведение.
Поскольку песня про Марс, соответствующая настроению главы, уже написана и исполнена группой NoizeMC, то предлагаем вам её послушать (ну не рок, конечно, однако Сай в своём стиле написал нечто похожее!): http://www.youtube.com/watch?v=8UopEdAprDU
Арты, ДВА!!!
http://www.pichome.ru/aia
http://www.pichome.ru/aib
====== Глава 27. Бывший. 27-1 ======
Обманешь... не обманешь?
Что ты есть? Планида,
Рок, или Судьба-чертовка?
Ложишься агнцем спать, а волком встанешь.
Так, словно яица откладывает гнида,
И в мозг стреляет незаряженной винтовкой...
Какой включает механизм Природа,
Как измененья эти происходят?
Таиться язвочка под кожей может годы,
Войной забытой миной рвет пехоту...
Всё бывшее... и бывшее не с нами,
Так в нас живет, как опухоль; и пламя
Трутом хранится, прорастает снами...
Хранит вода души круги от камня.
Чей грех несет любовь и не любовь?
Как шулер карту передернет вновь
Фортуна. И прошлое становится судьбой,
И смерть приходит в образе любом.
*
Проклятые, чертовы, гадские — на выбор! Пустые, но прилипчиво-волнительные первые дни в Хогвартсе просто били все рекорды по занудству и неприятностям. Во-первых, в связи с изменением программы на Когтевране всю неделю «отрывались» министерские комиссии, проводя одну за другой контрольные и коллоквиумы (а кого было показывать инспекторам? Грифов, барсучат?); во-вторых, назревал серьезный конфликт с шайкой Долгопупса, что само по себе было дико. Где это вообще видано, чтобы вороны воронам глаза выклевывали! Однако Гай, похоже, за лето обзавёлся новыми друзьями и почти в открытую травил своего бывшего... (а кого, собственно?.. В этом обычно дотошный, даже чересчур, исследователь Суслик не хотел разбираться — бывший, и всё!). Приходилось признать, что это напрягало... очень напрягало.
