«К делу надо подойти архисерьезно и не налажать — спасти, — подумал Поттер и начал письменные заметки, по привычке даже дома — личным шифром. — Придётся всё опять делать самому, в одиночку, иначе не избежать бед... Поэтому, пока есть время, лучше всё обдумать и взвесить...»
Он как раз пытался начать обдумывать и взвешивать, вертя перед глазами рецепт контрзаклинания, переписанный на пергамент, когда его окликнул Альбус.
— Пап, ты не занят? Вот я тут подумал, можно мне репетитора нанять? Деньги позволяют?
— По какому предмету, ты же вроде отличник? Если по заклинаниям или там по практической магии, то ты бы с братом помирился, он хорошо годовые экзамены сдал. И... — Поттер решился, — ...Джей будет теперь другим делом заниматься, дома жить останется.
Альбус от удивления открыл рот:
— Это он из-за меня, что я наговорил? Или... пап?! А как же его служба? — разволновался он.
— Пока не расскажу. Ты мне лучше говори, что у тебя с учебой не так?
— Понимаешь, моя девушка...
— Да что ты «девушка», да «девушка», — слегка повысил голос Гарри. — Как её зовут-то? У всех девушек есть имена, надеюсь, твоя не исключение? — А сам подумал: «Только бы не Джон там какой (от Гая ещё легко отделались...) или этот Свечка с бубном... чёрт, чего-то мотыльковские клички на ум приходят!»
— Ну вот я и говорю, Мати такое письмо прислала, что мне даже стыдно стало — я по сравнению с ней такой некреативный, что ли... Хочу литературой заняться, чтобы ей не уступать, я нелитературный совсем, а она такая утонченная, с юмором, и мысли возвышенно излагает.
— К-к-как?
— Что как?
— Имя!
— Полностью? Матильда! — гордо ответил Альбус, но, заметив выражение лица отца, снизил патетику в голосе и добавил почти виновато: — Вантуле.
«Значит, мотыльковская... — подумал Поттер-старший обреченно. — Этого следовало ожидать».
— Альбус! — Он напрягся и тяжело задышал, как бык перед броском на плащ матадора. — Не шути так, у тебя отец один, запомни, пожалей старика, а то через лет сто не за кем горшки будет выносить!
— Ты же, папа... ты же не против?.. — замямлил было Суслик, но вдруг сморгнул несколько раз и чуть ли не топнул. Он, собственно, и хотел топнуть, но подумал, что станет похож на капризного ребёнка. — Я её люблю! — Молодой бычок и упёртым взглядом, и сдвинутыми бровями, и расправленными, как перед битвой, плечами, и даже упрямой ноткой в голосе сделался удивительно похож на отца. — Пап, все сплетни про неё — чушь собачья. Матильда порядочная девушка. Самая лучшая!
Гарри закатил глаза: «Ну конечно, самая лучшая, самая любимая, только она одна на всём белом свете!» На языке уже сложилась яростная, преимущественно матерная, и весьма обидная для слуха юного влюблённого тирада, и лишь огромным усилием воли Поттер не позволил ей воплотиться в звуке. «Мерлин, Ал, ну как же так? Столько вокруг хороших девочек и, наконец, мальчиков! Почему именно эта девчонка? Понимаю, что она славная, талантливая, трогательная, и, кажется, очень добрая. Красивая, сексуальная. И глупость её — не совсем глупость, а непосредственность, что ли. Несчастный неухоженный ребёнок, вместо хороших игрушек не по своей воле слишком рано начавший играть во взрослые игры. С ней можно дружить, даже восхищаться, помогать ей — но влюбляться!.. И тем более строить серьёзные планы!.. А ведь Альбус не сможет иначе и потащит эту дурынду под венец!.. О! Вот этого Джинни точно нельзя знать! Мати на два года старше, и если мамочка Альбуса узнает про сей роман, то, пожалуй, леди-мотылёк так и останется восемнадцатилетней...»
Снова захотелось чего-нибудь побить-поломать, покричать, подраться, связать сына, увезти далеко, женить на подходящей сверстнице, а лучше просто превратить его в маленькое уютное существо, в того же Коржика, посадить за пазуху и носить так, никому не показывая, грея своим теплом. Родного сына, такого глупого... и такого взрослого, влюблённого... Гарри подумал, что ещё полгода назад он натворил бы дел и даже слушать Альбуса не стал бы. А теперь... так много изменилось...
— Папа, не сердись, пожалуйста. — Ал сразу расстроился, ведь шептала же ему интуиция, что лучше хранить тайну, хотя бы какое-то время.
Поттер поднялся со стула, переложил с места на место папки с отчетами убойной группы, пересчитал перья в подставке, проверил остроту канцелярского ножа, побултыхал в чернильнице остатки чернил, зачем-то открыл её позолоченную крышку и понюхал содержимое... — Хорошо, будет тебе репетитор... Вы тоже уже обручились?
— Тоже? Нет, только с твоего разрешения.
— Да чего уж там! Плодитесь и размножайтесь, чёрт! Да, Джей обручён. Или это для тебя не новость? Мы вместе с матерью едем на... как это? Смотрины? После 7 сентября. Что же вы с нами делаете, детки?
На Гарри было жалко смотреть. Он держался очень бодро, достойно, но Альбуса Северуса пронзило сочувствие к отцу. Сколько же они с братом и сестрой доставляют родителям беспокойства!
— Пап, я тебя очень люблю. И маму. И Лилищу с Джеем. И даже Кричера. Я глупый? Прости меня.
— О, любить Кричера — это круто! Надеюсь, что ты сейчас не за свою любовь извиняешься?
— Нет. Моя любовь — это только моё, — тихо, но решительно ответил Альбус. — И Мати — это только моё.
— Ну и отлично. — У Гарри получилась вполне искренняя улыбка. «Святой я, святой, не иначе... Вот же ляпнул тогда, когда еще дело их уголовное разбирал, что усыновлю придурков из ансамбля. На, получи, Поттер, сам накликал!» — Только обещай мне, сынок, закончить школу и получить хорошее образование. В остальное я вмешиваться не стану... ну, постараюсь не вмешиваться. Твои синяки и шишки — это твои синяки и шишки, удерживать от падений не буду, а понадобится помочь залечить — всегда помогу. Договорились?
— Обещаю, — уверенно ответил Альбус. — Пап, ты самый лучший! — Из его серьёзных глаз просто рвалось счастье.
«Минуту назад самой лучшей была Матильда», — усмехнулся про себя Гарри.
*
Джеймс слегка приболел. Ну как слегка? Просто не смог встать с постели утром, после тёмного ритуала, прерванного отцом. Что-то у него замкнуло в спине, над правой лопаткой — боли не чувствовал, а повернуться или глубоко вздохнуть не получалось — как током било в позвоночник и шею, а ещё волшебная палочка в его ладони шипела... Гарри сначала не придал этому особого значения, но помочь сыну своими силами не смог, пришлось, не обращая внимания на протестующие вопли болящего, пригласить целителя. Тот долго возился с пациентом, в итоге диагностировал скачкообразную нестабильность индивидуального магического поля и предложил два варианта лечения: или лечь в Мунго на обследование, или двухдневный магический сон на основе расслабляющего зелья. Конечно же Джей выбрал второй вариант и согласился на усиленный курс поддерживающих тинктур и витаминно-белковую диету.
— Знаешь, пап, не хочу стать объектом для исследований, — сказал он. — Со мной всё будет в порядке. Только одно... — и замялся, — я что... в памперсе спать должен?
— Нет, просто отключишься, организм как бы замрёт и сам разберётся с неполадками. А до и после поешь, усиленно.
Гарри не решился отдавать сына в руки колдомедиков, тем более что тот и правда быстро пошёл на поправку.
*
Утром 29 августа Гарри аппарировал в Гринготтс вместе со старшим сыном, но проводил того только до входа:
— Да, суббота в банке — рабочий день, и воскресенье тоже, привыкайте, мистер банкир. Все документы уже там. Иди, удачи! Прямо к этому, Четвертому, имя запомнил?
— Господин Тукмасс Уигахтенфор Четвертый, — чётко отрапортовал Джеймс, одетый в новую стильную мантию и в костюм, который Джинни загодя купила ему на выпускной в Аврорате (ну и чёрт с ней, со школой в смысле!); его отросшие волосы (не курсант уже!) были собраны в маленький хвост, в манжетах накрахмаленной Кричером рубашки красовались подаренные тётей Флёр золотые запонки. Блеск! Он солидно склонил голову. — Всё будет отлично, отец, не волнуйся.
