Взгляд жадно выхватывал кадры этой шикарной картины: растрёпанные волосы, еле выступившие капельки пота на плечах, колом стоящий член – и ведь только что кончил, разведённые ноги. И сам-то, наверное, не понимает, как это распутно выглядит, так, действует по ощущениям.

Свободная рука, огладив шею Джима, скользнула вниз – по лихорадочно вздымающейся груди, подрагивающему от бешеного сердцебиения животу, ниже…

Провела пальцами по влажному пульсирующему стволу.

Бинты, чёртовы бинты – перед этим они мешали, но терпимо. Сейчас же само осознание того, что между кожей и кожей есть эта толстая шершавая преграда, было невыносимым.

Он меня завтра убьёт…

Осторожно, чтобы не вызывать подозрения – вдруг даже в таком предэкстазном состоянии Джим остаётся доктором? – Арсений стянул зубами бинт с одной руки. Быстро поменял руки на члене дока и стянул со второй. Раны тут же закровили.

Джим ничего не заметил, кажется, для него сейчас всё несущественно, кроме руки, дразняще кружащей вокруг основания ствола. Вот ладонь скользит вверх…

Оглаживает горячую головку…

Обхватывает...

Джим зажмурился, прикусил губу, выгнулся навстречу.

Не отпуская, не двигая, Арсений провёл кончиком языка по его шее – у самого уже стоял так, что хоть орехи колоть, аж сводило, но нутро требовало помучить. Единственное, что он позволял себе – тереться об обнажённое бедро стянутым джинсой бугорком. Пока что этого хватало, чтобы не плюнуть нахрен на прелюдию и не оттрахать Джима, да так, чтобы искры из глаз… и всех остальных мест тоже.

Рука, сжав член дока сильнее, скользнула вверх-вниз.

Мученический стон.

Ещё.

Ещё.

Да самому уже недостаточно, мало ощущения пульсирующего члена в руке, мало намокших от смазки пальцев. Уже не заботясь о том, что произойдёт, Арсений отпустил руки Джима и оседлал его ноги.

– Тихо, тихо, – уложил попытавшегося встать дока, – тихо…

Быстро расстегнул и спустил свои джинсы.

Снова обхватил стержень дока рукой, только на этот раз дублируя происходящее на собственном.

Вверх…

Вниз…

Из-за шума в голове стоны Джима доносились как сквозь пелену тумана.

Хотелось. Неимоверно хотелось большего, рук было мало, мучительно мало. С тихим грудным рыком съехав ниже, Арсений вобрал в рот горячий влажный член.

Да, это было ближе к желаемому. Теперь можно было свободной рукой сжимать яички, второй надрачивать себе, а ртом полировать солёный ствол. Джиму, кажется, тоже нравилось больше – он вцепился в одеяло, надрывно стонал – сквозь зубы, чтоб не услышали – и с энтузиазмом толкался во влажную полость рта.

Повинуясь садистской стороне натуры, Арсений выпустил член изо рта и щедро облизал головку. Насладился досадливым шипением партнёра. Облизал стержень.

– Эр… сэи… – яростно-умоляющее рычание откуда-то сверху, – тр…

– Ммм? – Арсений поднял голову, улыбаясь, как сытый кот.

– Трахни меня, хренов ты… – рычание чуть громче и уже без всяких умоляющих ноток.

– О да… трахну, – короткое касание языком головки – слизал выступившую смазку – и переход к нижней части живота. – Ммм… – нарочито медленные поцелуи у самой границы лобковых волос, – так трахну, что и ходить не сможешь…

Левая рука обхватила уже откровенно мокрый ствол, вторая, при непрерывающемся выцеловывании – вылизывании, выглаживании – паховой области, начала разрабатывать судорожно сжатое колечко мышц.

Яйца почти болели. Плюнув на прелюдии – и на два пальца правой руки – Арсений резко ввёл их внутрь, вызвав раздраженное шипение партнёра.

– Ну, ну… – он уже жалел, что так затянул с играниями. Теперь вот надо его разработать, уговорить расслабиться, и всё – менее чем за минуту, иначе дело грозит сорваться в грубое подобие изнасилования. – Чёрт, какой ты… о боже…

Тереться о живот носом, лбом, жадно целовать влажную от пота кожу, шептать совершенную ересь стало необходимым как воздух. Одно радовало – от этого Джим расслаблялся и без уговариваний. Теперь он уже не зажимался, он почти начал подмахивать навстречу растягивающим его пальцам.

– Да… да… хорошо… – вторая рука непроизвольно спустилась к собственному паху. Обхватила ствол, почти вцепилась, резко задвигала кожу. Арсений, сжав зубы, уткнулся лбом в подрёберную часть живота Джима. – Как туго… нет, всё…

Джим как будто ждал команды перевернуться – справился за мгновение. Резко подоткнуть ему подушку под паховую часть, и…

Кончил, не сделав и трёх фрикций. Как будто на раз-два-три выстрелил.

Замер.

– Ты… как? – Войдя, даже не дал привыкнуть, это обычно болезненно. А из-за сводящего скулы желания даже не почуял реакции Джима.

– Да… чёрт тебя, – док вскинул бёдра навстречу, – дальше…

Несмотря на такие очевидные инструкции, Арсений на пару секунд замер, давая привыкнуть. Запоздало, зато от чистого сердца. Потом сделал пару медленных поступательных движений.

Джим в отчаянии застонал, стараясь собственными силами увеличить хотя бы амплитуду.

– Намёк… понял… – Арсений приподнял бёдра, готовясь к резкому и глубокому проникновению, – но ты это… закуси чего-нибудь.

====== 28 октября ======

– Что, припёрся? Жрать выпрашиваешь? – Арсений спихнул Коту с тарелки ломтик колбасы. Кот в последний раз мазнул хвостом по его ногам и кинулся к подачке.

Арсений зевнул. Подпёр голову кулаком. Посидел так, глядя на недоеденный бутерброд. Пять утра. Холодно. На кухне тишина. Между щелей досок на заколоченном окне пробивается слабый серый свет. Может, ночь светлая? Шума дождя не слышно.

Оставаться спать в комнате дока не стал. Они всё-таки не пара, чтобы в лучших традициях розовых соплей просыпаться поутру рядом в одной кровати. Да и Джиму так будет проще – не надо будет искать слова. Любые бы убили ощущение ночи. Для него – первой.

Кот чавкает в углу. Дочавкал, пришёл обратно. Выпрашивать. Фонарик моргает и готовится погаснуть, но включать свет… к тому же, иногда ночью он просто не включается.

– Первое впечатление – самое важное, – назидательно сказал подпольщик Коту.

Кот мяукнул и боднул его ногу мягкой головой.

Арсений вздохнул.

– Чёрная ты… зараза…

Сдавшись, навалился на стол, головой на свою примятую сумку. Хотел всего минуту посидеть так, закрыл глаза… в следующий миг его уже трясла Дженни. На кухне по-прежнему было темно, а девушка стояла над ним со свечой. Вид у неё, как понял Арсений, разлепив глаза, был встревоженный.

– Боже мой, Арсень… Давай, приходи в себя… Это ты от потери крови, да? Других ран нет? Подожди, не шевелись!

Донышко подсвечника негромко стукнулось об стол, тревожно дрогнул блик света. На его плечи лёг тёплой тяжестью плед, который Дженни обычно носила по утрам вместо шали.

– Посиди так, я сбегаю за Джимом!

От упоминания знакомого имени Арсений окончательно проснулся. Резко развернулся на стуле, едва успел подхватить скрюченными, потерявшими всякую чувствительность пальцами соскользнувший плед.

– Э-э, не надо, со мной всё в порядке! – заверил торопливо. – Просто тут уснул после ночной вылазки, вот и всё.

Дженни остановилась в дверях.

– Точно?

– Точнее некуда.

Девушка прошла к плите. Остановилась там, уперев кулачки в бока, вздохнула, оглядев ряд кастрюль.

– Света нет, – сообщила грустно. – И свечей запасных, как назло.

Покачала головой, потащила чайник к крану, набирать воды.

Арсений всё-таки поднялся, осторожно вернул ей плед и спрятал руки за спину. А то ещё, чего доброго, Дженни увидит растравленные и частично воспалившиеся порезы.

– Я поспрашиваю у кого, может, огарки находили. Не сегодня… так на будущее.

– Как всегда. Арсень прикатывает луну, – она улыбнулась. Перетащила чайник на стол рядом с плитой, чиркнула спичкой о фосфорный бок коробка. Запахло жжёным, негромко хлопнул, загораясь, газ. Кухня осветилась синеватым призрачным светом. Чайник был водружён на плиту и тут же зашипел. Арсению захотелось остаться тут, уснуть под шипение чайника.