– Я буду очень рад, если ты будешь хотя бы раз в неделю мне показываться. – Джим встал. – К тому же… мне очень не хватает разговоров с тобой. Не с Алисой же мне говорить.

Файрвуд с силой сжал ладони. Расслабил. Руки всё ещё хранили ощущение рук Арсеня. Неприятным это не было, но, как только сознание перестало быть занято перевязкой, как туда снова полезло… далёкое от цензурных рамок.

– И не говори, а то вдруг бешенство заразно… – протянул Арсень, заваливаясь на покрывало. Прямо так, в одежде. Повернул голову в его сторону. – Зайду на днях. А то профилактика, знаешь ли, такая вещь…

– Обманываешь, – Джим поднял брови, – если уж братец дал тебе задание, да ещё и такое обширное, на днях точно не зайдёшь. Но я, если что, тебя всё равно приму.

Он махнул рукой, останавливаясь в дверном проёме.

Взгляд невольно задержался на перебинтованных руках Арсеня.

– Доброй ночи, Арсень.

Никакой «доброй ночи» не вышло. Едва Джим вышел, Арсений полез в сумку.

Один набор чего стоил – когда он раскрыл тяжёлый футляр и увидел внутри ряды подобранных по цветовым растяжкам карандашей, на несколько секунд у него дух перехватило.

В маленьком футляре оказались две плотные кисти, простые карандаши разной степени мягкости, ластики и резаки для заточки и разрезания бумаги, даже остов и набор из четырёх разных перьев для туши.

– Кот у меня усни на голове, это божественно… – выдохнул Арсений, трогая лезвие резака. Андреа говорил как-то, что художник затачивает карандаши только ножом.

Смеёшься? Строгалки для детишек, чтобы не порезались.

Он даже помнил – неспешные и уверенные движения резака, глубоко, почти на четверть длины снимающие дерево с беззащитного грифеля, ломкая тёмная крошка графита под лезвием, постепенно обнажающая остриё… И тонкая, резкая пробная линия в углу листа.

Арсений подтянул к себе ближайший лист. Вытащил один из цветных карандашей – изумрудно-зелёный, – провёл несколько линий. Штрих получился рыхлый, размазанный. Почти половина заточки осталась на бумаге.

Заподозрив неладное, он торопливо захлопнул футляр. Так и есть: на этикетке с эталонным рисунком листиков крупная надпись для тормозов: акварельные.

– Никогда не имел дела? – насмешливо поинтересовался динамик. Теперь Кукловод взял за моду включать его втихушку и испытывать нервы нового подпольщика.

– Смеёшься?.. – Арсений недовольно оглянулся на камеру. – Я рисовать только здесь начал.

– Тогда тебя ожидает много удивительных открытий, – ядовито констатировали из динамика. – Они размываются водой. Поэтому штрих надо выверять с учётом будущего размытия. Начинать что-то серьёзное без тренировки не советую…

– Да уж точно… Эй, подожди! Зачем ты мне всё это подкидываешь?

Кукловод молчал. Арсений сел так, чтобы быть напротив камеры.

– Я что, какой-то особенный, что ли?

В динамике что-то захрипело. Послышался тихий издевательский смех. По спине подпольщика пробежал холодок. В такие секунды он понимал своих собратьев по фракции – со своими жертвами говорил именно маньяк, и никак по-другому его не назовёшь.

– Не переоценивай собственную значимость, марионетка. Мне просто интересно, куда тебя заведёт твоя мания поймать меня на карандаш. Пока у тебя получается куда лучше, чем у охотящегося за собственным хвостом Джека и пытающегося строить из себя знатока душ Джима. Посмотрим…

Тихий щелчок, и вот Арсений снова наедине с онемевшим динамиком и мигающей камерой.

Остаток ночи он упорно осваивал нечто под названием «акварельный карандаш» и параллельно думал о словах Кукловода.

Да откуда мне знать? – пришло уже под утро, когда он клевал носом над цветной кляксой, должной быть, вообще-то, наброском цветов в вазе, – может, другие тоже получают от него что-то своё? Каждой твари… по любимой игрушке. Он же играет на наших склонностях… А что, он же упомянул Файрвудов… Положим, Джим периодически находит у себя на пороге монографии по психиатрии, а Джек… ну, кто знает. Ломики для выворачивания косяков? Старые радиоприёмники? Набор «просверли триста дырок в стене и доведи соседа до дурдома»? Хотя нет, с последним я бы уже знал…

Арсений откинул лист с кляксой в сторону, привалился спиной к кровати. Отяжелевшие веки смазывали картинку мира, слегка чесалась и ныла израненная ладонь под свежей повязкой.

Завтра… набросок. Завтра… если только…

Комментарий к 25 октября *В английском, как все наверняка знают, “ты” и “вы” не различается, но в квестологе никаких указаний на то, как именно “выкает” Тэн, нет. В просторах сети нашла, что обращение на “вы” в современном английском подчёркивается обращениями по титулу (или просто вежливыми, вроде “сэр”, “мистер”, “миссис” и т.д.). В данном контексте, возможно, Тэн использовала официальную форму обращения, а Арсений последовал её примеру.

====== 26 октября ======

В седьмом часу Арсения разбудил великий крысиный король. Джек внёсся в комнату, едва не вышибив дверь, с ходу схватил его за отвороты рубашки и встряхнул так, что Арсений непроизвольно щёлкнул зубами.

– Всё, – выдохнул тяжело, плюхаясь рядом на ковёр. – Я получил последнее доказательство.

Арсений кое-как продрал глаза. На подпольщика смотреть было страшно – руки сжаты в кулаки, бледный, глаза горят, лохматость превысила все возможные границы.

Или не страшно… Где там мой альбом?!

– Да проснись ты! – сердито окликнул его Джек, оборвав на середине попытки подтянуть к себе торчащий из сумки уголком альбом. – Я Джима застукал за перетаскиванием поставки!

– Что?.. В смысле…

– В прямом. – Подпольщик поднялся с ковра, подошёл к картине. Кажется, едва сдерживался, чтобы не врезать кулаком по раме. – Сегодня с пяти до шести прихожая опять была заблокирована. Поставка маньяка. Повезло, что я ночевал в подвале, услышал. В общем, час специально дежурил у блокатора. А когда он был снят… Угадай с десяти раз, кто таскал ящики на кухню!

Арсений, окончательно проснувшись, взглянул на стоящего к нему спиной подпольщика. Вспомнил, как они с Дженни в своё время тоже проследили за процессом переноски ящиков. После этого думал разве что секунду.

– Значит, думаешь, Джим помогает Кукловоду с поставкой, – сказал почти утвердительно.

– Я не думаю, я теперь знаю. Братец ещё и своих подручных туда припахал…

Джек обернулся.

– Сколько у тебя монет?

Арсений быстро поднялся с ковра, перетянул сползший шнурок на волосах.

– Одна у тебя, в сумке ещё две. А при чём тут…

– Хватит.

Подпольщик быстро подошёл к нему, в два шага, оказавшись рядом. Выглядел вроде спокойно, а вот дышал тяжело, элементарно от сдерживаемой ярости.

– Вот, – прошептал едва слышно, хрипло, извлекая из кармана мятый лист. Сунул в руку Арсения, сжал его пальцы на комке бумаги. – Прочитаешь, когда я уйду. Маньяк не должен знать, иначе всё сорвётся… Монеты отдашь сейчас.

Арсений, потихоньку теряя здравый рассудок от одного присутствия рядом лидера, встретился с ним взглядом. Джек кивнул на лист. Пришлось спрятать его в карман джинсов.

Подпольщик отошёл на два шага, уставился на него выжидающе. Арсений кое-как вспомнил, что надо делать. Нашарил в сумке две найденных вчера монеты, протянул. Джек сгрёб их с ладони и тут же ушёл, не закрыв дверь.

Арсений торопливо схватил с пола стакан с водой и вылил себе на голову. Слегка подкрашенная карандашами, вода медленно закапала с волос.

Чёрт, ещё немного, и…

Он помотал головой на манер собаки, разбрызгивая воду. Спохватился, что капли могут попасть на папку с рисовальной бумагой, и так пришёл в себя. Вытащил смятое послание, встал лицом к камере у дальней стены, только после этого расправил лист. Кинул быстрый взгляд на мерцающий огонёк.

Интересно, что ты подумал…

Почерк у Джека был тот ещё. Ну, приблизительно напоминал перепутанные провода. В лучшем случае.

Говорить раньше было нельзя, но все твои мотания были не зря. Вот и пригодился подарочек из тайника гостиной. Из монет я выплавлю пули, порох сделаем вечером. Всё необходимое ты притащил на неделе, только захвати ещё бутылку с кислотой. Осталось найти, чем связывать. Верёвок в этом доме нет, так что найди два длинных провода…