– Ты крайне некачественно спасаешься от хандры. Левый верхний угол рисунка. Тени резче. Верхнюю линию сотри вообще, она здесь не нужна. – В голосе Кукловода поубавилось презрительных интонаций, но довольнее он от этого не стал. Более того – раздражения заметно прибавилось.

– О, о, спасибо, – Арсений, чуть сдвинув брови, принялся штриховать указанный угол. Карандаш скрипел и вдавливался в бумагу: твёрдый, с маркировкой «H», светлый. А здесь нужен мягкий, оставляющий жирные тёмные линии. – Книжки ж на ошибку не укажут. Только вот стирать мне нечем. Я пальцем пробовал, но так штрихи совсем размазываются. А что, если по этой линии провести складку шторы?

– Нарушишь композицию. – Кукловод задумался на несколько секунд. – Пока оставь. Займись низом. Если тебе нужны хорошие, вещественные тени внизу, лучше подобрать мягкий карандаш. Каким ты пользуешься?

– Какой у Джека свистнул, тем и пользуюсь. Твёрдый, индекс тройка.

– Отвратительно. – Было почти физически ощутимо, что собеседник морщится.

– Да, согласен, некрасиво получилось, – небрежно согласился Арсений. – Ну ничего. Остаток я верну. Даже не пожёванный, – он гордо продемонстрировал карандаш камере. – А насчёт карандаша… Я честно искал по комнатам хоть один мягкий. Их у тебя в особняке не водится, или это мне так не везёт?

– Плохо ищешь. Бумага, кстати, тоже отвратительная. Если я не ошибаюсь, рисуешь ты меня, так? – в голосе впервые появился намёк на заинтересованность.

– Никаких ошибок, я продолжаю начатое, – Арсений прищурился на камеру. – Но ты меня обнадёжил. Если я всего лишь плохо ищу… Теперь буду искать лучше.

– Если я понадеюсь на тебя, результата придётся ждать слишком долго. Рисовать мой портрет такими карандашами на такой бумаге – вопиющее неуважение. Сейчас же иди в подвал.

Еле слышный щелчок. Обрыв связи.

– Так далеко меня ещё не посылали… – Арсений вернул рисунок на прежнее место. Что, Кукловоду выгоднее, чтобы он помогал Джеку в плане страшной мести Джиму, а не занимался всякой ерундой? Или его на самом деле раздражает, что его рисуют неподобающе?

Так или иначе, а тащиться было надо. Арсений прихватил сумку, не забыв взять с собой альбом.

У двери его посетила мысль.

Как видно, Джек его не ждал: устроившись на ящике, попросту уснул. Арсений растолкал его, протянул карандаш.

– Я как-то его у тебя стащил, а теперь возвращаю. Заметь, не пожёванный.

Подпольщик, явно плохо понимая спросонья, что происходит, помотал головой.

– Так вот куда… Ну и скотина ты, Эрсей. Он же для разметок схем…

– Ну так вот я и извиняюсь.

Судя по злобному взгляду, Джек ему не поверил. Но Арсения это мало волновало. Его крайне забавляла мысль, что карандашом он целую неделю рисовал Кукловода, а подпольщик даже не подозревает о таком святотатстве.

Вот, спокойно себе шуршит позади.

– Давай сюда, в угол, – позвал через минуту, перестав, наконец, шуршать, щёлкать чем-то там и ругаться сквозь зубы. – На какое-то время маньяк нас не услышит.

Арсений, стараясь не ухмыляться, уселся на покрытый брезентом ящик. Подпольщик собрался было изложить суть дела, но тут вспомнил:

– И да, насчёт Кукловода… Что-то он там сегодня заливал про детскую. Вроде мне бы лучше успеть туда вперёд брата. Не сходишь после?

– Схожу, почему бы и нет. Я там не был.

– Это потом. – Джек вернул вновь обретённый карандаш в карман рубахи. – Теперь слушай…

====== 24 октября ======

– Маргарет, куда ты… – Джим против воли рассмеялся.

– Нет, глаза не открывай, не открывай…

Девушка вела его за руку по лестнице, ведущей на второй этаж. Она перехватила его перед самым ужином, Джим только закончил работу, завязала глаза и повела за собой, не объясняя ничего. Джим сжимал её тонкие пальчики, слушал смех, шёл следом неуверенно, но снимать повязку и сам не стал бы. Понятно, что ему приготовили сюрприз, и он не хотел бы испортить Марго всю радость.

– Тихо, тихо…

Он наткнулся на неё и чуть не повалил на пол. Пошарив второй рукой, понял, что она не упала лишь потому, что опиралась спиной о перекладину перил. Пальчики крепко сжали его локоть, вторая ладонь легла на поясницу.

– Осторожно, пошёл прямой пол, – совсем рядом, под ухом, тихий голос. Волосы слегка согрело дыханием, кажется, она даже коснулась их носом.

Всего три недели назад, так же на лестнице, он чувствовал дыхание Арсеня у своей шеи. Оно обжигало, заставляло дрожать. Дыхание Марго вызывает лишь улыбку.

Что не так?

– Не стой, уже можно идти, – её смешок, и руку тянет прямо. Сознание ещё не смирилось с отсутствием ступеньки перед ногами, и не споткнуться очень трудно. Помогает мысль, что споткнись он, и удар придётся на хрупкое создание впереди.

Очень хорошая девушка, – эта мысль вызывает ещё одну улыбку. – Жаль, что я не могу подарить ей цветы. Это и знак внимания тоже.

– Всё. – В его грудь упёрлась маленькая тёплая ладошка. – Сейчас я повязку сниму, но ты, пока не скажу, глаза не открывай, хорошо?

Джим кивнул.

Его осторожно подталкивают в спину, он делает шаг вперёд. Ещё толчок – ещё шаг. И вот он оказывается в кольце рук, чувствует спиной прижавшуюся к нему фигурку, а в плечо упирается острый подбородок.

– Ну… – голос Маргарет подрагивает от предвкушения, – можно. Открывай.

Джим покорно распахивает глаза и смеётся. Он в комнате Марго, вокруг мерцающий оранжеватый полумрак: на тумбочке, на полу, на небольшом журнальном столике стоят свечи. От двери до кровати ведёт очерченная ими тропинка, на столике и тумбочке свечи стоят небольшими группками, разгоняя темноту неровными сияющими сферами.

– Маргарет, – Джим вздыхает и прижимает её к себе, – хорошо, что мне уже не двадцать…

– Тебе не нравится? – Она так жалобно заглядывает в его глаза, что он не может не чмокнуть её в лоб.

– Очень нравится. Просто в двадцать я после такого ещё полчаса не смог бы говорить связно.

– Нравится! – Девушка засияла чуть ли не ярче свечей. Отпустив дока, она легко метнулась к столику и зашуршала чем-то в его недрах. Через несколько секунд оттуда показалась бутыль тёмного стекла – на день рождения они пили что-то подобное.

– Правда, это я должен был устроить тебе…

Он и хотел. Даже планировал, договорился с Дженни – сразу после того, как они начали встречаться – что она прибережёт бутылочку для них. Лайза согласилась помочь со свечами и с оформлением пригласительного. Предполагалось, что он подкинет Маргарет открытку с приглашением, она придёт вечером в уже украшенную комнату…

Он так и не выделил для себя свободного дня.

– Ну прости, я поняла, что от тебя пришлось бы слишком долго ждать, – девушка пожала плечами.

– Прости. Ты права. Мне нужно иногда напоминать, что в жизни есть не только работа.

Вино разлили в небольшие кружки – бокалы в особняке если и были, то ещё никто не удосужился их найти.

Действительно, десять лет назад Джим был бы в восторге от такого вечера: сидеть в обнимку со своей девушкой, неспешно потягивать вино и, любуясь на мягкий свечной свет, рассказывать, как прошёл день. Пламя подрагивает от лёгких сквозняков – о, сейчас чуть не погасли, – угасает, разгорается с новой силой, поблёскивая в озерцах парафина у фитилей, в винной глади, оставляет оранжевые пятна на потолке, на стенах, даже на покрывале кровати пляшут неясные блики. А ещё тёплый свет огня вырисовывает лица совсем по-другому: вот и Марго сейчас не похожа на Марго дневную, она загадочнее, красивее, она становится почти неземным созданием. И так странно сидеть рядом с ней, охватывать взглядом кажущуюся особенно хрупкой фигурку: ноги поджала под себя, обхватила кружку ладонями, а тёмные глаза напоминают угольки: чернота, и где-то внутри отблески пламени.

Девушка зябко поёжилась.

– Холодно?

– Да, мёрзну немного, – она кинула взгляд на Джима, – хотелось бы согреться.

Доку холодно не было. День выдался солнечный, это было видно даже сквозь доски на окнах, и особняк хорошо прогрелся. К тому же, несколько глотков вина сейчас горячили его кровь, поэтому он-то замёрзнуть совсем не боялся. Но мало ли, у девушек и кровообращение слабее.