– Останься сегодня здесь, – бросает Дракон резко. – Файрвуду надо поспать нормально хотя бы ночь, иначе вы останетесь без доктора. И я заодно.

Исами соглашается: да, Джиму нужен сон. Он устаёт сильней других и иногда посреди бела дня задрёмывает сидя, вот на диванчике, где сейчас спит раненый Фил.

Райан сначала кашляет, потом молчит и смотрит в потолок. В половину одиннадцатого Исами даёт ему таблетку и воды, запить. После опять тишина.

Она запирает двери – для этого приходится пройти испытание – осматривает периметр комнаты. Ночуют они здесь четвёртый раз, но всегда что-то можно упустить. Сегодня Дженни настояла на том, что Нортон должен выспаться хотя бы одну ночь «как нормальный человек», не урывками, а Билл обещал прийти на охрану после полуночи.

Ещё полтора часа, и лучше с закрытой дверью. Исами привязывает к дверной ручке верёвку, второй её конец – неплотно к своей ноге. Если она задремлет, верёвка разбудит её, когда кто-то придёт.

Ленты впитывают кровь после испытания.

Исами садится на своё место у кровати, складывая на коленях руки.

Я знаю, что ты отослал меня не просто так. Не свою сестру по оружию, ты мне доверяешь, Дракон. От чего ты пытаешься меня уберечь?

– Не могу уснуть, – тихо и зло говорит Райан, сбрасывая с себя плед. – Расскажи что-нибудь, может, хоть под это отрублюсь.

Исами едва заметно улыбается, щурясь на свечу. Она догадывается.

– Тогда придётся тебе слушать сказки. Есть на свете гора, что зовётся «Обителью бессмертных»…

Когда Арсений пришёл с сумкой, фотоаппаратом, котелком горячего «чая» и охапкой досок (он подозревал, что чердачные ящики ему такого вандализма вовек не простят, и их разгневанные души после тоже придётся отпускать в Сиде) в тёмную пустую библиотеку, Джон уже был на месте. Он сидел в кресле у чёрного жерла камина. На полу у ног бывшего маньяка лежал фонарик. Прозрачное пятно света, состоящее из нескольких пересечённых колец, высвечивало на полу мелкий мусор.

Арсений миновал стремянку и свешивающуюся с потолка клетку, свалил «дрова» в ажурный поддон, котелок осторожно поставил на пол и выбрал себе с дивана самую толстую подушку.

– Мой лорд, это всё, что я смог… – пыхтя, закинул плашки в камин, – найти. Так что сегодня будем довольствоваться малым.

К плашкам он кинул пару клочков от валявшейся тут же газеты, заткнув их поглубже, и щёлкнул зажигалкой.

– Одна из высших добродетелей, – отозвался Фолл ему в тон. Арсений хмыкнул. Пламя занялось быстро – немало этому способствовало и то, что доски были сухие вдрызг. Вот разгорится ещё – можно будет бросить отсыревшую чурку, прикаченную сюда из подвала ещё вечером.

Арсений умостился на подушке, скрестив ноги, и сквозь полутьму уставился на Джона.

Страшно ему? Или всё равно?

В конце концов здесь вообще всё стирается. Даже эмоции.

Джон прикладывает к ноющему синяку у глаза холодную ещё металлическую кружку. Утихает жжение. Становится легче.

– Может, ты мне объяснишь всплеск агрессии своего деверя? – Смотрит на явно довольного Перо поверх кружки. – Я не жалуюсь на левый синяк. Но правый я заработал за… цитирую: «Элис и пацана».

– А, это… Я не удивлён. Минутку, – Перо плеснул себе в кружку из котелка чаю, вытащил из сумки салфетку, в которой оказалось семь длинных сухарей. Придирчиво оглядев один, Арсень с хрустом принялся его грызть, запивая чаем. Завершив сию процедуру, отряхнул руки и заговорил: – это тебе прилетело за то, что в двух из восьми параллельных временных реальностях Кукловод послужил причиной смерти двух… очень хороших людей. Первой была девушка, которую Джек любил, вторым – подросток четырнадцати лет. Кукловод загонял его до того, что бедолага отравился таблетками. В общем, не бери в голову.

– Я бы с удовольствием и синяк этот в голову не брал, знаешь. Оба.

Джон откидывается на спинку кресла. Поохлаждав страдающую скулу, протянул кружку за тем, что Перо по необразованности своей называл чаем.

По прикидкам – при их голоде и измученности они тут долго не высидят. Часов через четыре-пять захочется спать. До этого нужно хотя бы час уделить позированию. Итог – у них около трёх часов. Не так плохо.

– Бить маньяков за то, что они убивают людей, непедагогично. Это как бить каннибала за то, что он их ест. Но с племенами каннибалов отчего-то сюсюкаются, рассказывают поучительные истории, читают им Библию. А маньяков сразу бьют. Тебе не кажется это несправедливым?

Арсень задумался, потягивая чай. В отсветах огня он казался ещё лохматее, чем при дневном свете.

– Посмотри на ситуацию с другой стороны: ты сделал доброе дело. Джек уснул спокойно. Я-то думал, после Сида ему Элисса в кошмарах будет являться, а так нет, продрых до вечера… Но если брать абстрактно, то я с тобой согласен. Маньяки – существа с тонкой душевной организацией, нечего расшатывать её ещё сильнее.

– То есть… – Джон слегка наклонился вперёд, зачем-то ткнув кружкой в направлении Арсеня, – он вернулся из Сида, нашёл меня, два раза… ударил, вернулся в комнату и лёг спать? Я всегда знал, что он большой оригинал. А ты, позволь спросить, почему днём был красный и припухший?

Перо прищёлкнул языком и ловко закатил в огонь крупную чурку. Сначала казалось, что она только затушит огонь, но нет: первые робкие язычки поползли по старой древесине.

– Джек тоже был. И – внимание, попрошу вас, сэр, крепче держаться в кресле, – Исами. Джим нахлестал нас смоченным в горячей воде полотенцем, чтобы вернуть из Сида.

– И тебя не пугает водиться с семейкой садистов?

– После Кукловода? Странный вопрос.

– Там было нужно, а с ними ты по собственному желанию. Разные вещи.

Арсень, улыбаясь, слегка разводит руками, как бы показывая, что если собеседник не понимает, объяснить он не в силах.

Джон приникает губами к раскалённому краю кружки. Слегка отпивает. Хороший чай он поставлял марионеткам – выдохшийся, на несколько раз заваренный, разбавленный водой до безобразия, он всё ещё нёс в себе какой-то тонкий аромат.

Потрескивает ласкающий полено огонь. Веет теплом, хотя комната остыла, и в ней чувствуется холодок ночи.

Не уснуть бы так.

Уже позже он понимает, что последнее сказал вслух.

– Сон или реальность – скоро не останется разницы, – Перо с удовольствием потягивается. – Когда можешь спать от одной дозы обезболивающего до другой, границы и вовсе стираются. Так что можешь уснуть. Я тебя даже пледом накрою, высший сервис.

– Благодарю, – покачать головой. – Я эти три часа с тобой своим бессмертным подвигом выкупаю. Думаешь, хочется тратить их на сон?

Арсений понимающе кивает.

– Есть ещё один весёлый способ не спать. Раз в полчаса проходить испытание.

– Или ковыряться ржавым гвоздем в израненной руке. При том состоянии, в котором находится кровесборная система, это тождественные действия.

Джон против воли морщится. Да, он гордится тем, как оборудовал дом. И тем, что думал о здоровье и безопасности марионеток, проектируя и обставляя его. То, во что Обезьяна превратил его детище, нравиться не может. Это как если бы Бетховену вернули его Лунную сонату из типографии изуродованной, не с теми нотами и обозначениями. Да, и с припиской, что этот вариант уже разошёлся по заказчикам.

Перо внимательно наблюдал за ним, чуть щурясь. В лице его неуловимо что-то менялось, он даже поёрзал на своей подушке. Отрицательно мотнул головой, больше сам себе.

– Ну, слова утешения тебе вряд ли нужны, – заговорил, наконец, – а иначе я помочь не смогу. Только не сегодня. Сухарь?

Джон принимает еду из его рук с благодарственным кивком.

– Того, что мы сообща делаем, достаточно. Я не сомневаюсь в том, что мы вернём особняк. Жаль только, что системы придётся демонтировать.

Камин. Ночь. Культурная беседа. Хруст жадно поглощаемых сухарей. Фантасмагорично.

Арсень улыбается, держа в скрюченных пальцах чашку с чаем. В его улыбке есть что-то от Будды. Да вон же он, бронзовый прототип, поблёскивает на столе.