– Свали с горизонта, – обессилено просит Перо, поднимаясь на ноги. Сквозь привычную серую оболочку Тени проступают черты. Он больше не болванчик, намечается лицо, видны пальцы на протянутых руках. Не двигается.

– Я сказал – свали с горизонта! – рявкает Арсений, отмахиваясь от тени рукой.

– Я дал тебе всё, а ты не хочешь рисовать. Мне опять заставлять его? Продираться в его мозги, выламывать его кости? Это сложней, но я могу.

Тень отступает и исчезает за падающими звёздами. Сзади – ощутимо жаром – чьи-то руки. Скользят по его плечам, оглаживают предплечья, запястья, и с силой сжимаются хваткой пальцев на ладонях, вдавливая их в кровавое месиво. Боль взрывается с ослепительным шумом, оглушает, огненная, рвёт на части искалеченные ткани и взрывает изнутри мозги.

Сквозь багровый ад – тихий холодный голос:

– Неужели ты думаешь, что я тебя не простил?..

Комментарий к Звёзды Спасибо тем, кто “утопил” игру, за звёздную акцию. Единственное, что ещё есть интересного в бесконечной череде игровых мероприятий, выматывающих жетоны и нервы с завидной скоростью.

Но звёзды по-настоящему красивы. Хоть я, как всегда, интерпретировала всё по-своему, обратив в нужный кусок сюжета:)

====== Рассвет над Вичбриджем ======

В кои-то веки Джон при возвращении домой ощутил не привычное равнодушие, а что-то иное, что он не взялся бы с ходу определить. Уже неделя, как они с Софи заключили брак. Их обвенчали в этом же особняке, расположенном неподалёку от Ливерпуля; здесь же молодая семья осталась на якобы «медовый месяц». Софи сказала, что после Лондона не прочь пожить в тишине и полюбоваться суровой природой северного побережья; к тому же, она привезла с собой из столицы множество рисовальных принадлежностей, и Джон приказал разобрать комнату на третьем этаже ей под мастерскую. Теперь, заходя туда изредка, Фолл ловил себя на мысли, что неплохо бы и самому вернуться к кисти и холстам – хотя бы по выходным.

Джон мог, в общем-то, увезти её куда угодно на месяц, имитируя свадебное путешествие, но на деле же бывшая мисс Блэкхэм просто не хотела уезжать далеко от Лондона. Точнее – от Вичбриджа и хоть какой-то связи с пропавшим в дебрях прошлого Арсенем.

Вымыв руки, Джон заглянул на кухню и сказал прислуге подать чай, после чего прошёл сразу в библиотеку.

Холодный свет из окон, бликующий в длинных хрустальных снизках с люстры и бокалах на столе; приглушённые блики на тёмном дереве стен, шторы раздвинуты. На столе тёплым золотистым пятном – включенная лампа.

Софи и Кэт сидят на светло-бежевом диване. Новая леди Фолл – силуэт в строгом тёмно-кофейного цвета платье – рисует: у неё на коленях деревянный планшет с альбомом, в руке – тёмный карандаш. Волосы собраны в высокую причёску, в ушах поблёскивают длинные серьги. Она красива; её руки – на левой тяжёлый обод обручального кольца, правая, свободная, лёгкая, порхает над альбомом; на бумаге возникает из пустоты их маленький особнячок, окружённый садом. Софи рисует так, словно он и впрямь медленно проявляется из тумана. Дочь чуть хмурится, смотрит внимательно. Глаза блестят, губы нетерпеливо поджаты. Обе слишком увлечены и отрываются от рисунка только тогда, когда он садится в кресло, ставя рядом принесённый пакет.

– Папа вернулся, – Кэт первой поднимает голову. Холодный свет из окон и отсветы лампы скользят по её гладко расчёсанным тёмным волосам.

– Ты раньше, чем мы думали, – Софи слегка приобнимает её свободной рукой и легонько подталкивает в спину. Но девочка уже сама соскакивает с дивана, подлетает к нему и обхватывает за шею.

– Я тоже рад тебя видеть, Кэтлин, – Джон старается улыбаться, даже неловко обнимает дочь в ответ, правда, тут же отпускает. Он не умеет быть хорошим отцом. Нет, не умеет. И девочке куда лучше с Софи, хотя они и знают друг друга месяц. – Сегодня можем погулять по саду или сходить до берега. Сильного ветра не должно быть.

Кэт разжимает объятия.

– Па, мне выйти? – спрашивает, слегка хмурясь. Догадалась по его тону.

– Да, ненадолго. Разговор серьёзный.

Софи кидает на него мимолётный и почти безумный взгляд. Глаза её темнеют – делаются почти чёрными; альбом тут же оказывается отложен на стол.

Девочка вздыхает и уходит, прикрывая за собой дверь. На пороге оглядывается, недовольная, сердито поджавшая губы. Будет потом выпытывать у Софи, что такое случилось.

Приносят чай; Джон разливает по кружкам, подаёт одну женщине.

– Частные школы – обывательское пуританское зло, – произносит леди, как бы невзначай возвращаясь к их вчерашнему разговору – они обсуждали, стоит ли отдавать Кэт в среднюю школу или продолжить обучение на дому.

Софи пробует чай, чашка тихо звякает о блюдце. Джона уже не раз удивляло её умение держаться. Она поняла, что он привёз какие-то новости – и теперь так тщательно скрывает отчаянное нетерпение.

– Я не согласна отдать Кэт ни в одну из них, – продолжает негромко, – какие бы рекомендательные письма мне ни присылали. Девочка получит прекрасное домашнее образование, а что до общения – я знаю несколько семей с детьми её возраста.

– Согласен, – Джон кивает, наслаждаясь горячим чаем. Декабрьская промозглая сырость на улице определённо не улучшает настроения. – Да и ты лучше в этом разбираешься. Я просто предложил.

Софи отставляет чашку, складывает ладони на коленях. Прямая, как свечка.

Джон отрицательно качает головой.

– Из особняка пока нет новостей. Сегодня утром Джеймс обещал туда съездить. Он позвонит, а если что-то появится, приедет. А я… – Подтянуть к себе пакет, – привёз то, что ты просила. Репродукции и фотографии.

Из пакета на свет появляются две папки формата А3 с мультифорами – одна толстая и тяжеленная, на триста штук, другая совсем тонкая, всего с тремя разворотами.

Софи подтягивает к себе по столу толстую.

Триста фотографий, сделанных Пером во время жизни в особняке. Их было больше, но Джеймс и Лайза отобрали самые выразительные, впрочем, Файрвуд только сидел и слушал мнение искусствоведа, сам особо не вмешивался. Хотел запретить вставить в папку некоторые с собой, но Лайза настояла. «Там, где начинается искусство, личные соображения должны отступать», сказала почти наставительно и вместо отобранных фотографий сунула Файрвуду чашку с кофе. Он тогда, вроде, хотел настоять, даже не слушая искусствоведческих соображений, но отчего-то промолчал…

Джон мотнул головой, возвращаясь в реальность.

После нескольких пролистнутых фото тонкая рука женщины замирает, не перевернув последнее просмотренное. Возвращается к предыдущему. Софи слегка качает головой.

– Я зря начала с этого, – тихо признаётся. Закрывает папку. – Совсем забыла, кто делал эти фотографии. Чтобы оценить столько фотографий Саймила так, как они достойны, мне нужно выделить целый день, и чтобы ничего не отвлекало. Пожалуй, я так и сделаю. Кстати, ты, – поднимает взгляд, – будешь мне нужен весь этот день, если понадобятся пояснения. Выдели, пожалуйста, на неделе.

– Я вернулся на два дня, – Джон тянется за оставленной было чашкой. – Так что можем начать завтра.

– Отменю на завтра встречу с художником.

От поворота головы длинные серьги качаются, бросая пляшущие блики на её шею. Она протягивает руку за второй папкой.

Пока возвращался, за рулём думал, стоит или не стоит предварять просмотр папки пояснительным комментарием, даже хотел придумать, и вот – папка уже в руках Софи, а он молчит как рыба и даже не может нормально отхлебнуть чаю. Значит, уже поздно.

Джон не доносит чашку до губ. До сих пор нет сил смотреть на эти – пусть всего лишь фото, репродукции, суррогат – картины. Там их три: на первом развороте фотография картины, где оба лица, сам Джон и Зеркало; на следующем – уцелевшее чудом фото Арсеня, запечатлевшее второе, уничтоженное кислотой полотно с Кукловодом; и на третьем – фотография с большой картины в бальном зале. И она, эта третья, до сих пор в Вичбридже, в закрытой на бронированную кодовую дверь комнате.